Девятнадцать минут - Джоди Пиколт

— А зачем тебе все это было нужно? — прошептала она. — Эти бомбы. Пистолеты…

— Ты не поймешь.

— Так объясни мне, Питер, — сказала она скорбно. — Заставь меня понять.

— Я не смог тебе этого объяснить за семнадцать лет, мама. Почему же сейчас что-то должно измениться? — Его лицо передернулось. — Я даже не понимаю, зачем ты пришла.

— Чтобы увидеть тебя…

— Тогда посмотри на меня! — закричал Питер. — Почему же, черт возьми, ты на меня не смотришь?

Он обхватил голову руками и, всхлипнув, опустил плечи.

Лейси поняла, что настал решающий момент: ты смотришь на незнакомца перед собой и решаешь раз и навсегда, что это не твой сын, либо решаешь, что будешь искать то немногое, что осталось от твоего ребенка в том, кем он стал.

Но для матери это не такой уж и сложный выбор.

Кто-то утверждает, что чудовищами не рождаются, а становятся. Люди могут говорить, что она плохая мать, вспоминать моменты, когда она испортила Питера, проявив излишнюю мягкость или строгость, холодность или заботу. В Стерлинге до самой ее смерти будут обсуждать, что же она сделала не так со своим сыном, но как насчет того, что она сделала для него? Легко гордиться ребенком, который учится на «отлично», побеждает в конкурсах, ребенком, которым мир уже восхищается. Но настоящий характер проявляется тогда, когда ты можешь найти, за что любить своего ребенка, хотя все остальные его ненавидят. А если то, что она сделала или не сделала для Питера, вовсе не главное? А если главное то, как она поведет себя начиная с этого момента?

Она перегнулась через красную линию и обняла Питера. Ей было плевать, можно это делать или нет. Охранник мог подойти и оттянуть ее от него, но пока этого не произошло, Лейси не собиралась выпускать сына из своих объятий.

По записи камеры слежения в столовой ученики несли подносы с едой, делали домашнее задание, разговаривали, когда в зал вошел Питер с оружием в руках. Послышались выстрелы, какофония криков. Включилась пожарная сигнализация. Когда все начали бежать, он выстрелил снова, и на этот раз две девочки упали. Остальные ученики топтали их, пытаясь спастись.

Когда в столовой никого, кроме Питера и жертв, не осталось, он пошел между столами, глядя на свою работу. Он прошел мимо парня, лежавшего в луже крови на книге, но остановился, чтобы подобрать плеер, оставленный на столе, и вставил в уши наушники, прежде чем выключить его и положить на место. Он перевернул страницу открытой тетради. А потом сел за стол, где стоял поднос с нетронутым обедом, и положил рядом оружие. Он открыл коробку с хлопьями и высыпал их в одноразовую миску. Добавил содержимое пакета с молоком и съел все до последней ложки, потом опять встал, взял пистолет и вышел из столовой.

Это было самое страшное, жуткое зрелище, которое Патрику приходилось видеть за всю жизнь.

Он посмотрел на вермишель быстрого приготовления, которую заварил себе на ужин, и понял, что аппетит пропал. Отставив миску на стопку старых газет, он отмотал пленку назад и заставил себя посмотреть на это еще раз.

Когда зазвонил телефон, он снял трубку, но все еще был занят происходящим на экране.

— Да.

— И тебе привет, — сказала Нина Фрост.

Услышав ее голос, он обмяк. Старые привычки долго умирают.

— Извини. Просто я занят.

— Могу себе представить. Об этом говорят во всех новостях. Как ты справляешься?

— Сама знаешь, — ответил он, хотя на самом деле имел в виду, что не спит ночами, что, едва закрыв глаза, видит лица погибших, что у него полно вопросов, которые он точно забыл задать.

— Патрик, — сказала она, потому что была его старым другом и знала его лучше, чем кто-либо, включая его самого. — Не вини себя.

Он опустил голову.

— Это случилось в моем городе. Разве я могу не винить себя? — Если бы у тебя был видеотелефон, я бы смогла точно сказать, что ты выбрал: власяницу или костюм супергероя.

— Это не смешно.

— А я и не смеюсь, — согласилась она. — Но ты же понимаешь, что его точно посадят. Что у тебя есть? Тысяча свидетелей?

— Где-то так.

Нина замолчала. Патрику не нужно было ей — женщине, для которой горькое сожаление стало спутником жизни, — объяснять, что посадить Питера Хьютона в тюрьму недостаточно что Патрик не успокоится, пока не поймет, почему Питер это сделал.

Чтобы иметь возможность предотвратить это в следующий раз.

Из отчета ФБР, предоставленного специальными агентами, изучавшими случаи стрельбы в школах всего мира:

Среди стрелявших мы отметили похожие ситуации в семье. Часто у стрелявших либо напряженные отношения с родителями, либо родители, которые не обращают внимания на патологии в развитии. В таких семьях не хватает близких отношений. Также не ограничивается время просмотра телевизора или игры на компьютере, иногда имеется доступ к оружию.

В школе со стороны стрелявших мы отметили склонность к отстранению от учебного процесса. Школа же сама по себе склонна допускать неуважительное отношение, демонстративную несправедливость наказаний и явное предпочтение, отдаваемое учителями и другими работниками некоторым ученикам.

Стрелявшие чаще всего имеют свободный доступ к просмотру фильмов о жестокости, телевидению, видеоиграм; употребляют наркотики и алкоголь; имеют группу друзей за пределами школы, которые поддерживают такое поведение.

Кроме того, прежде чем совершить акт насилия, происходит утечка информации — намеки на то, что что-то должно произойти. Намеки могут делаться в форме стихов, сочинений, рисунков, интернет-рассылок или угроз, как личных, так и заочных.

Несмотря на все общие черты, описанные выше, мы предупреждаем, что этот отчет нельзя использовать для составления анкет, позволяющих определить потенциальных стрелков, в руках средств массовой информации это может привести к тому, что под подозрением окажутся многие ученики, не склонные к насилию. На самом деле, у огромного количества подростков, которые никогда не совершат насилия, будут наблюдаться некоторые из указанных характеристик.

Льюис Хьютон был человеком привычки. Каждое утро он просыпался в 5:35 и занимался на беговой дорожке в подвале. Потом принимал душ, съедал на завтрак миску кукурузных хлопьев, просматривая газетные заголовки. Он носил один и тот же плащ, независимо от того холодно или жарко было на улице, и парковался на одном и том же месте на стоянке возле колледжа.

Однажды он пытался математически выразить влияние рутины на счастье, но в расчетах произошел интересный поворот: количество удовольствия, доставляемого привычными действиями, возрастало или уменьшалось в зависимости от личного отношения к переменам. Или — как сказала бы Лейси: «По-человечески говоря» — на каждого человека, который, как он сам, предпочитал идти по накатанной колее, найдется тот, которому это покажется невыносимым. В таком случае коэффициент комфорта становится отрицательным числом, а значит, совершение привычных действий сделает человека несчастным.

Он считал, что именно так и было в случае Лейси, которая слонялась по дому, словно была здесь впервые, и не выносила даже мысли о том, чтобы вернуться на работу. «Как ты можешь требовать от меня думать сейчас о чужом ребенке?» — возражала она.

Она настаивала на том, что они должны что-то предпринять, но Льюис не знал, что можно было сделать. И поскольку он не мог ничего сделать ни для своей жены, ни для сына, то решил, что не остается ничего другого, как успокоиться самому. Просидев пять дней, после того как Питеру выдвинули обвинение, дома, однажды утром он встал, собрал свои бумаги, позавтракал хлопьями, просмотрел газету и отправился на работу.

По дороге он размышлял над формулой счастья. Один из принципов его открытия — «С = Р/О», или счастье равняется реальности разделенной на ожидания — основывался на том факте, что у человека всегда есть какие-либо ожидания. Дру. гими словами, «О» — это действительное число, поскольку на ноль делить нельзя. Но в последнее время он начал сомневаться в правдивости этого уравнения. Математика может многое доказать. Ночами, когда он не мог уснуть и смотрел в потолок, зная, что жена рядом тоже только делает вид, что спит, Льюис постепенно пришел к выводу, что человека можно довести до состояния, когда он от жизни не ждет абсолютно ничего. Поэтому ты не плачешь, когда теряешь первого сына. А когда твой второй сын попадает в тюрьму за массовое убийство, тебя это не шокирует. Можно делить на ноль, в тех случаях когда образовывается пропасть там, где раньше было твое сердце.

Едва войдя на территорию колледжа, Льюис почувствовал себя лучше. Здесь он не был отцом преступника, никогда не был. Он был Льюисом Хьютоном, преподавателем экономики. Здесь он все еще был на высоте и не должен был просматривать ход своего исследования, пытаясь понять, с какого момента все пошло не так, как нужно.