Елисейские Поля - Ирина Владимировна Одоевцева

Перед белой дверью они остановились.

— Слушай, Коля, не проговорись у нее.

— Ну вот еще!

Лиза постучала и сейчас же, не дожидаясь ответа, вбежала в комнату и прыгнула на кровать.

— Здравствуй, здравствуй, Наташа.

Наталия Владимировна освободила руки из-под кружевных простынь и обняла Лизу:

— Здравствуй, моя птичка. Здравствуй, Коля.

Она нежно поцеловала их обоих. Лиза взмахнула в воздухе ногами и, откинув одеяло, легла в постель рядом с Наталией Владимировной.

— Я хочу спать, спать, — по-детски капризно проговорила она, целуя Наталию Владимировну. — Я хочу спать с мамочкой.

Наталия Владимировна испуганно обернулась. Но дверь была закрыта.

— Можно? Никто, никто не услышит, — крикнул Коля. — И я хочу к тебе, мамочка. — Он тоже взобрался на кровать и обхватил мать руками за шею. — Все для Лизы. А мне что останется?

Наталия Владимировна, смеясь, отбивалась от них:

— Тише, тише. Ну, милые, ну, маленькие мои, тише.

Но они, не слушая, целовали и тормошили ее. Горничная внесла кофе. Лиза и Коля уселись на краю постели. Наталия Владимировна налила им кофе.

— Мама, пенки, — капризничала Лиза, и Наталия Владимировна с довольной улыбкой выловила пенку.

— Ну, теперь пей, птичка.

— Мама, дай твой сухарик. Твой вкуснее.

Наталия Владимировна, смеясь, отдала сухарь.

— Ну как, мои маленькие. — Она погладила Колю по голове. — Хорошо тебе тут? Много бегаешь? Крабов ловишь?

— Угу, ловлю, — ответил он с полным ртом.

Конечно, следовало бы объяснить маме, что в Биаррице крабов нельзя ловить, оттого что их нет, но мама никогда не бывает на пляже, и в ее представление о том, как ее маленькие дети проводят время на море, непременно входила ловля крабов. Ее маленькие дети, которые ложатся в девять часов вечера и читают сказки Андерсена перед сном. Они все-таки были ужасно большие, ее дети, они ужасно старили ее, и она никогда ни за что не призналась бы, что она их мать. Она их кузина, они сироты. Потому она их и воспитывает.

Лиза потянулась к сахарнице и ударилась о стол.

— Я ушибла локоток, мамочка, больно.

Наталия Владимировна погладила ее руку, подула на нее, поцеловала:

— Не больно, Лизочка, локотку не больно. А гадкий стол мы сейчас стукнем, чтобы он не смел обижать мою Лизочку.

На кресле, возле постели, лежала розовая шелковая рубашка. Лиза взяла ее и, проводя пальцами по нежному, скрипящему шелку, задумалась. Глаза ее сузились от удовольствия.

— Мама, подари, — вдруг нерешительно попросила она.

— Подарить рубашку? Но зачем тебе?

Лиза покраснела:

— Пожалуйста, мне так хочется.

— Но на что? — удивилась Наталия Владимировна. — Кукле платье шить?

— Да-да, — обрадованно подхватила Лиза. — Кукле платье. Такое, в оборочках.

— Бери, если хочешь.

В дверь постучали.

— Можно к тебе, Наташа?

Наталия Владимировна быстро, по-заговорщически взглянула на детей и прижала палец к губам.

— Входи, Таня, — крикнула она.

Вошла Солнцева, подруга Наталии Владимировны.

— Ты не забыла, Наташа, что мы сегодня завтракаем с Грюнфельдом и будет Борис. Он просил передать…

— Потом, — прервала Наталия Владимировна, показывая глазами на Лизу.

— Ах, твоя кузиночка. — Солнцева погладила Лизу по голове. — Какая грациозная, как козочка. Я на твоем месте непременно отдала бы ее в балетную школу. С такой мордочкой.

— Вздор, перестань. — Наталия Владимировна недовольно поморщилась. — Лиза кончит лицей и выйдет замуж. Никаких балетов.

— Как хочешь, строгая кузина. Пусть выходит замуж. — Солнцева села в кресло, высоко положив ногу на ногу, и закурила. — Кстати, Лиза, как поживает ваш приятель, тот хорошенький, который на ястребенка похож?

Лиза покраснела:

— Андрей? Он в Париже.

— Жаль. Он прелестный. Да вы, должно быть, сами знаете и влюблены в него.

Наталия Владимировна дернула подругу за рукав:

— Таня, что ты говоришь, ведь Лиза ребенок.

— Ах, оставь, пожалуйста. Посмотри, какие у этого ребенка глаза.

Лиза, будто действительно можно было что-то прочесть в ее глазах, быстро опустила ресницы и стала рассматривать узор ковра.

— Он премилый, ваш ястребенок, такой хищный и грустный. Жаль, что молод немного. Сколько ему лет?

— Шестнадцать.

— Да, молод. Вот года через два, — Солнцева рассмеялась и встала, — через два года я непременно постараюсь его отбить у вас. Но к тому времени вы сами его давно бросите. — Она поцеловала Наталию Владимировну. — Мне пора. До свидания, Лизочка. До свидания, Коля.

Наталия Владимировна вздохнула:

— Слава богу, ушла. Ты не слушай, Лизочка, что она говорит. Она сумасшедшая. Как это глупо, только утром я вас какой-нибудь час и вижу, и то всегда мешают.

Внизу затрубил автомобиль. Лиза подбежала к окну:

— Наташа, это Кролик.

— Кролик? Дай мне зеркало, Лизочка. — Наталия Владимировна быстро напудрилась, поправила волосы. — Его только недоставало. С самого утра. Открой ему, Коля. Терпеть не могу, когда он скребется в дверь.

Абрам Викентьевич Рохлин, по прозванию Кролик, уже шел по саду. Он был очень маленького роста. Его короткие ноги в желтых сапожках неуверенно и осторожно ступали по песку аллеи. Круглые, светлые, выпуклые глаза растерянно и лукаво поблескивали из-под пенсне.

— Можно? Не спит? Не сердится? — спросил он робко.

— Здравствуйте, Кроличек. — Лиза протянула ему руку. — Наташа уже проснулась.

Он вошел как-то боком, держа в руке шляпу и сигару.

— С добрым утром, Наталия Владимировна. Как вы спали?

Наталия Владимировна поудобнее села, опираясь на подушки.

— Ах, это вы! — насмешливо и зло проговорила она. — А вчера почему не были? Принесли?

— Принес, принес. — Он осторожно стал доставать бумажник. Сигара упала на пол.

— Не пачкать тут. — Наталия Владимировна нахмурилась. — Сигару выбросьте в окно. Давайте бумажник. Идите, дети, играть.

— Тут не все. — Кролик вытер лоб платком. Его круглое, бритое лицо трусливо сморщилось. — Кажется, сердится. Пронеси, Господи, — прошептал он.

— Идите, дети.

Коля и Лиза вышли. Лиза, громко топая, выбежала на террасу, но, постояв с минуту, повернула обратно и уже на носках вернулась к двери. В замке торчал ключ и ничего не было видно. Лиза приложила ухо к замочной скважине. Наталия Владимировна что-то быстро и сердито говорила. Вдруг что-то хлопнуло. Что это — бумажник полетел в стену или пощечина?

— Ты, ты, ты сама! — пронзительно взвизгнул Кролик высоким бабьим голосом.

Лиза, зажимая рот рукой, чтобы не расхохотаться, выбежала в сад.

— Кролику влетает, — крикнула она, захлебываясь от смеха.

Николай сидел на качелях рядом с Лизиной подругой Одэт. Одэт подняла голову и подозрительно взглянула на Лизу:

— Что это Коля рассказывает? С кем это ты вчера?

Лиза пожала плечами:

— А тебе что? Завидуешь?

— Ничуть не завидую. Только что это за англичанин такой? Откуда взялся?

Лиза подпрыгнула и повернулась на одной ноге:

— Много знать будешь, скоро состаришься.

Одэт обиженно прикусила губу. Лиза дернула ее за рукав:

— Не дуйся. Мы сегодня кутить будем. Я возьму