Сын человеческий - Роберт Силверберг

Они видели для него Египет. Белые пирамиды и рычащие сфинксы, скорпионы на горячем красном песке, колонны Луксора и Карнака. Фараоны, Анубис и Сет, Осирис, Гор, Ра. Они представляли Ласко и Альтамир, мерцающие светильники из жира мамонта, художник левша, рисующий охрой на стене пещеры, стада волосатых носорогов, колдунов в их шкурах и раскраске. Они воображали ему золоченые купола Византии. Колумба, попавшего в качку на море. Статую Свободы с мечом в руке. Они намечтали ему Луну с отпечатками ног на поверхности и неподвижными металлическими пауками. Рощу деревьев, Эйфелеву башню, Большой Каньон в Колорадо, коралловый пляж в Санта-Крус, мост Бей на восходе солнца, Ривьеру. Намечтали пингвинов и доле, мастодонтов и моа, намечтали львов и тигров, кошек и собак, газелей, пауков, крыс. Они мечтали об автострадах. О тоннелях. О канализационных трубах. О метро. Бенедиктине и Шартрезе, коньяке, бурбоне, виски.

Линкольне. Вашингтоне. Наполеоне. Он хватал проплывающие фрагменты, обнимал их, отпускал и тянулся к новым. Течение было обильным. Они мечтали о его друзьях и семье, доме, обуви. Они мечтали о самом Клее и посылали его проплывать мимо себя. Они вытаскивали из волшебного горшочка множество интересных вещей. Они дали ему Крестовые походы, кинофильмы, «Нью-Йорк Таймс», Понто Веккьо, Девятую симфонию, Церковь святого Сепулькара, вкус табака и мемориал Альберта. Скорость увеличивалась. Воспоминания душили его. Озеро наполнилось обрывками прошлого. Они были очарованы и восхищены, то и дело спрашивая, что это? кто это? как это называется?

– Ты рад увидеть все это снова? – прошептал кто-то. – Ты думал, об этом забыли?

Клей застонал. Сон длился слишком долго.

И наконец, он закончился. Мечты исчезли. Он наугад схватил Нинамин и прижал ее к себе, пока не прошел спазм ужаса.

– Ты испугался? Волнуешься? Тебе грустно?

17

День, ночь, день, ночь и день, и они вошли в землю лесов и потоков, изрезанные и пересеченные, полные диких зверей. Некоторые вещи, казалось, были дороги эволюции. Он увидел нечто, похожее на американского лося, хотя это животное было увенчано цветущим зеленым кустом вместо рогов, увидел почти медведя, пузатого, с тяжелой челюстью, его делал странным лишь острый позвоночник; увидел плоские хвосты, ударявшие по воде, и вспомнил о бобрах, хотя их владельцы имели длинные изогнутые шеи; он узнал гору блестящих игл дикобраза, блеск зубов и хвост рыси, дрожащие длинные уши и кремовый мех кролика. Но было здесь и множество зверей, для которых он не смог найти сравнение: куча волосатой плоти, по форме напоминавшая детскую коляску с пятью равностоящими стволами по периметру, синюю вертикальную штуку, пробиравшуюся вперед на единственной резиновой ноге, нелетающую птицу с куриными лапами и мордой крокодила, крадущееся существо, лишенное конечностей, состоящее из трех змеиных тел, соединенных параллельно, и много других. Пока они шли, погода ухудшалась, что озадачило Клея, ибо здесь определенно наступала осень, а он уже стал привыкать к миру без времен года и климатических зон. Подул морозный ветер. В сухом воздухе шуршали опадающие листья. Солнечный свет померк; звуки стали резче, горизонт обложили тяжелые серые тучи.

– Мы приблизились к еще одному неприятному месту, – объяснил Хенмер.

– Какому?

– Оно называется Ледяное.

Место, называемое Ледяным, возникло перед ними совершенно неожиданно.

Толстый занавес из тесно растущих деревьев с кронами из голубых иголок отмечал границу между землей лесов и лежащей дальше ужасной зоной.

Путешественники протиснулись между деревьями и вошли в вечную зиму. Этот нелепый кусок старой Антарктиды, вделанный в помягчавший глобус, казался пятном проказы на нежной щеке. Царство белизны. Оно оглушало и ослепляло.

Невыносимый блеск ударил в глаза, и Клей отвернулся, сказав Серифис:

– Ты уверена, что была не здесь, перепутав это место со Смертью?

– Смерть была немного белее, – ответила она, – и не такая холодная.

Холодно. Да. Голый в полярной стуже. Он замерзнет, станет ледяным столбом с открытыми глазами, сомкнутыми губами, гениталиями, превратившимися в сосульки.

– Мы должны идти вперед?

Всему есть предел. Что его защитит? Лед гладкий и ровный, одеяло земли, живое ужасным блеском. Из него торчали, как клыки, черные камни. В некоторых местах лед раскалывали трещины, словно спрятавшиеся каньоны. И все же Хенмер ступил на лед, а за ним последовали и остальные. И Клей. Ему было больно. И холодно. Солнечный свет играл со льдом, отражаясь от него и мешая краски: здесь темно-синий, там желто-зеленый, а на этих гребнях оттенок красного, супружество крови и света. В морозной тишине между раздающимися время от времени подземными звуками путешественником окутала пелена тумана, и Клей испугался, что отобьется от группы и погибнет в этом обширном пространстве. Он понимал, что получает от них тепло. Они питали его.

В дымке появились некие фигуры и пересекли тропу: прямостоящие двуногие создания, стройные и вытянутые, с непропорционально короткими ногами и бочкообразными телами. Их покрывали толстые серые шкуры, у них была развитая мускулатура, а массивные шеи образовывали высокий пьедестал для высоких куполов голов. Во рту виднелось множество зубов. Носы крючковатые и крепкие. В ярко-желтых глазах сверкала хитрость. Они немного походили на гигантских выдр, приспособившихся к ходьбе, но еще они походили на людей, изменившихся, чтобы соответствовать особым условиям жизни в Ледяном. Клей испугался. Оглянувшись вокруг в поисках товарищей и не обнаружив их, он испугался еще больше. Душу охватила паника.

– Хенмер? Нинамин? Ти?

Серые создания лениво прогуливались по тропе, но стало ясно, что они приближаются. Теперь их была уже целая дюжина, а по мере того как белый туман рассеивался, их становилось еще больше. Клей" уловил их запахи: кислый запах долго остававшейся под дождем шерсти. Он глупо гол. Он понял, что это не дикие звери, а больше сыны человеческие в еще одном образе.

– Брил? Ангелон? Серифис?

Его локтя коснулось что-то теплое: грудь Серифис. Весь дрожа, он повернулся к ней:

– Ты их видишь? – прошептал он.

– Конечно.

– Кто они?

– Разрушители.

Просто, с полным пониманием.

– Люди?

– По своему.

– Они меня пугают.

Серифис рассмеялась:

– Ты, споривший с Едоками, испугался этих?

– Едок – ничто, кроме зубов, когтей и бахвальства, – заметил Клей, – а эти…

Сквозь туман пробился знакомый рыдающий звук.

– Да, – согласилась Серифис. – Слуги Неправедной.

Подул яростный порывистый ветер. Клей съежился, прикрывая лицо и лоно.