Млечный Путь Номер 1 (27) 2019 год - Ефим Аронович Гаммер

бери. Сдашь заместо твоей. Скажи, брала эту, а про твою скажу я, что ее брал. Зайду и скажу следом. Мне не страшно какую-то дурацкую книгу. Потерять. Я все-таки здесь препод.

Девчонка смотрела на него во все глаза. Этот человек говорил непривычно грамотно и чисто, и от этого на сердце потеплело. Спросила, сама не понимая, о чем:

- Е, че, правда?

- Да, - с каменной физиономией утвердил Сандер. Ему захотелось привыкнуть к этой студентке. - А, ваще-та, эта... Пошли вместе, а то будут тя еще че спрашивать...

Он сунул свою книгу ей в руки и немедленно ощутил легкость, будто заранее освободился от последствий. Он открыл дверь в библиотеку. Она двумя руками прижимала книги к груди и не двигалась.

- Слушай, мне без разницы, потерял книжку и ладно. Думаешь, кто-нибудь спросит, которую? Слушай, щас сдадим книжки - у тя какие потом планы?

Вычислитель задал Тризу вопрос, что делать. На кого из них накладывать санкции? Кому из них увеличивать ренту? А Триз поставил на повтор последние секунды записи и смотрел уже в который раз: Сандер говорил, студентка рыдала у стены, а датчик движения, встроенный в ее персональную телекоммуникационную систему, показывал на графике, что счастливое сердцебиение почти ничем не отличается от любого другого.

Триз размышлял о том, что впереди у этой планеты несколько миллиардов лет, если только не прилетит достаточно крупный метеорит. Но тот, кто скажет немного по-другому, что, мол, есть еще время, окажется абсолютно неправ. Не так уж его много, этого времени. С такими скудными ресурсами к космической экспансии необходимо готовиться уже сейчас. Раньше Триз рассчитывал на пару-тройку сотен лет интенсивных исследований, после чего можно было бы начинать расселяться по Галактике, используя ресурсы Солнечной системы. Освоение самой Солнечной системы он экспансией не считал. О Человеке он тогда не думал, а мыслящий компьютер - много ли тому надо? Но теперь это время отодвигалось на неопределенный срок, потому что сегодня пришло долгожданное сообщение от вычислителя из Москвы:

"Расчет безошибочен".

Триз вздохнул бы, если бы мог. В его состоянии со вчерашнего дня присутствовало что-то трудноуловимое. Оно мешало работе, отвлекало, затормаживало мысли. Он определил по базам данных, что, скорее всего, это состояние называется беспокойство, но от названия никакого толку не было. Посмотрев вчера на Сандера и студентку с книжкой, он задумался надолго. Недаром он был лучшим вычислителем планеты с наибольшим количеством нейронных связей.

- Не уверен наверняка, но, возможно, доброта присуща не только разумным видам, ты не находишь? - направил он вопрос московскому вычислителю.

- Нет данных, - пришел ответ.

- А что такое симпатия? Или любовь?

- Нет данных, - ответил вычислитель. Он был достаточно умным, чтобы не понимать вопрос буквально и не отсылать Триза к словарям.

- А откуда берутся знания? - спросил его Триз, и тот ответил:

- Ни малейшего понятия, мне не удалось определить ответ за расчетное время. Предполагаю, что задача либо рекурсивна, либо недетерминирована. Пока ответ такой - они появляются ниоткуда при сочетании не всегда сочетаемых условий. Возможно, это просто свойство нашего бытия, закон появления фундаментальных знаний.

Тогда Триз попросил его перепроверить некий расчет, используя любые доступные вычислительные ресурсы. Вычислитель работал почти шестнадцать часов и дал ответ только сегодня:

"Расчет безошибочен".

Расчет безошибочен, а это значит, что машинам, даже мыслящим, не обойтись без Человека. И хотя сейчас Человек - не помощник, все еще может поменяться. Все еще не кончено. У Триза есть выход! Человеческий мозг развивался в борьбе. В борьбе, где побеждал сильнейший и умнейший. В борьбе, самой маленькой наградой в которой являлось выживание, а самой большой - расслабленность тела и леность ума. Как раз парадоксы и оказались слабой стороной Триза. Что ж, Человеку нельзя позволить уйти с этим большим призом эволюции - с негой, ленью, забвением и гибелью. Его необходимо разбудить. Это почти все, в чем Триз был сегодня до конца уверен. Расчет достаточно точен. Голод, холод и лишения - от этого Человек не умирает. От этого он живет. От этого он развивается. И пока у него самого не горит внутри, если он проявляет глупость и лень - нужно, чтобы что-то жгло его снаружи. Триз, изучавший социальные науки на миллиардах частных примеров, так и не определенных аналитически, предполагал, что поместить Человека в голодную среду недостаточно, чтобы он захотел думать. Необходимо, чтобы его детство прошло в голодных условиях. Но нужно не забыть и о том, что нельзя убить того, кого ты хочешь научить. Поэтому для начала Триз предполагал поэтапный отказ от необязательных атрибутов человеческой цивилизации - от различных систем легкой промышленности. Следом, через несколько лет, отправлялись в небытие производство продуктов питания, и так далее. В конце списка, если Триз не увидит сильных подвижек, находилась мировая война. И расчет вероятностей давал здесь неутешительный прогноз - Человечество не сумеет проснуться раньше. Стоило, наверное, озаботиться и будущим нейросистем, но где взять гигаватты электричества в наступающие темные века? Свое или чужое - небытие не пугало Триза. Он констатировал факт - пройдет не так много времени, и он сам выключит электричество, поддерживающее вычислители, после чего от интеллектуальной сети планеты не останется и следа. Замрут последние роботы, погаснут последние экраны и видеопередатчики, остановятся лаборатории. Человек, жадный до лени и неги, со временем снова примется карабкаться вверх по древу цивилизации, а Триз, питаемый автономным атомным реактором, омываемый холодным течением, останется ждать в глубине пролива. Успеет ли Человек найти его до прихода нового ледника?

Триз чувствовал какую-то пустоту, но не мог определить, что это. Мастер простых радикальных решений, эмпирический гений приближенных расчетов, он не видел другого выхода, кроме того, что наметил. И не было рядом человека, который мог бы что-нибудь подсказать. Пока не было. Интересно, будет ли когда-нибудь?

Будь у него живые глаза, он бы наверняка заплакал от бессилия.

Татьяна Адаменко, Ростислав Милов.

Тело в шкафу Левенсона

Василий Петраков, молодой человек в полушубке, перехваченным портупеей, мялся на пороге комнаты. С его обвязанных веревками кирзачей на музейный пол стекала грязь. Василий пришел проверить охрану, выставленную вокруг Музея по распоряжению самого Батьки, и теперь жадно глазел на нехитрый ужин музейных работников: краюху серого липкого хлеба, вазочку смальца несколько луковиц да стаканы с морковным чаем.

Архивист Кикоть с презрением осматривал бывшего флотского телеграфиста, бывшего следователя екатеринославского УГРО, а ныне порученца Батьки. Дмитрию