Пенрик и шаман (ЛП) - Лоис МакМастер Буджолд

Инглису. Лук колдуна все еще был в колчане, не натянутый, привязанный к седлу. Впервые за несколько недель бремя ножа не тяготило руки Инглиса.

Если у меня когда-нибудь и будет шанс, то это сейчас, прямо сейчас.

Инглис запрокинул голову и ЗАВЫЛ.

Все лошади в отряде в панике встали на дыбы и бросились бежать, в том числе и его собственная. Он отбросил палку, дернул поводья и сумел направить животное в гору. Они углубились в густой лес. Позади него послышались проклятия и стук, когда кто-то упал, еще больше проклятий, разносившихся, когда человека, все еще сидящего на лошади, уносило обратно по тропе. На несколько мгновений все, что мог Инглис, — это держаться за седло и поводья, пока животное под ним вздымалось и ржало. Он низко наклонился, когда рубящие ветви пытались обезглавить его, сбить с ненадежного насеста.

Его целью было вверх и налево — обогнуть верхушку склона и затеряться в лесах ниже, а затем каким-то образом выбраться из этой долины-ловушки… украденная лошадь была необходима, костыль для его больной лодыжки, он не мог позволить ей сломать здесь ноги… при таком темпе она скоро должна была выдохнуться, и тогда он восстановит контроль…

Он не учел собак. Они бросились в погоню, заливаясь лаем, петляя между деревьями быстрее, чем могла лошадь. Невероятно скоро он краем глаза увидел колеблющуюся медную вспышку и, уже над собой, услышал мощный звучный лай Арроу. Они начали гнать его лошадь по наклонному лесу, как в охоте на благородного оленя, и бедра лошади ходили как поршни в новом ужасе — его вина, что он наполнил ее слабую голову видениями волков, эхом отдающимися теперь от собак. Но олень был создан для этих опасных склонов, а лошадь — нет.

Слева от него открылась бездна света, и лошадь дико шарахнулась, копыта заскользили по влажной глине, чуть не споткнувшись о скалу на вершине оползня. Она встала на дыбы.

Инглис продолжал двигаться, седло вырвалось из-под него. Мир бешено закружился вокруг его головы. На мгновение ложе из разбитых валунов далеко внизу пригласило его, как настоящая кровать, как предложение отдохнуть в конце невероятно долгого дня. Ветка задела его руку, и он судорожно сжал ее, сам того не желая. Кора и кожа терлись друг о друга, как осколки кузнечного напильника. Дерево хрустнуло, он снова повернулся в воздухе, схватился, руку резко дернуло, удержал, соскользнул, выпустил, повернулся и сильно ударился боком. Если бы у него еще оставалось дыхание, последний удар вырубил бы его. Его легкие пульсировали, и красная мгла затопила зрение, прежде чем он, наконец, смог снова вдохнуть.

Прошла дюжина вдохов, прежде чем он смог поднять голову и увидеть, где приземлился. Грубый камень закрывал ему обзор в шаге от носа. Он повернулся в другую сторону и посмотрел на серую долину. Он остановился на неровном выступе примерно на полпути к отвесному обрыву в начале оползня. Выступ был глубже кухонного стула, но ненамного, и длиной в несколько шагов, но это были шаги на концах обрывались в воздух.

Наверх пути не было. Безвыходно… Ну, есть путь вниз. Он посмотрел на разбитые камни в пятидесяти футах под ним и подумал, хватит ли этой высоты, чтобы убить его сразу. Верная смерть все еще привлекала его. Неопределенность привлекала меньше. Ему и так было достаточно больно.

Кожа на руках была разодрана, плечо вывихнуто, больная лодыжка… лучше не стала. Наверняка впечатляющие синяки. Удивительно, но шея, спина и кости на первый взгляд казались целыми.

В пятидесяти футах над ним раздался жалобный вой. И лай, менее напряженный или неистовый, чем раньше, скорее, озадаченное тявканье. Что ты там делаешь внизу, казалось, говорило оно.

Честно говоря, я понятия не имею. Я больше ни о чем не имею представления.

Он лег на свой выступ и сосредоточился на дыхании, и этого было достаточно.

Через некоторое время он почувствовал движение внизу. Он немного приподнялся и огляделся. Падение напомнило ему о том, как он выползал на крышу городского особняка кин Боарфордов в Истхоме, на пять этажей выше мощеной улицы — Толлин бросил ему вызов, вспомнил он. Бледное лицо колдуна смотрело на него снизу вверх, голова откинута назад. Пенрик часто дышал, но в остальном казался несправедливо невозмутимым.

Он покачал головой и крикнул:

— Клянусь, Инглис, у вас талант к катастрофам…Заметьте, это не очень хороший талант. С другой стороны, я подозревал, что вам помогли, и теперь я в этом уверен.

Инглис не мог двигаться ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево. Он чувствовал себя таким же беззащитным, как волчья шкура, прибитая к двери конюшни, и таким же пустым. Он не мог придумать никакого ответа, не то чтобы от него это требовалось.

В ста шагах от осыпи, где путь был отрезан, Гэллин сложил ладони вокруг рта и крикнул:

— Баар поймал лошадь! Мы идем за веревками!

Просвещенный Пенрик небрежно махнул рукой в знак признания этой новости, гораздо менее взволнованный, чем, по мнению Инглиса, он должен был быть.

— Это займет какое-то время, — сказал он наполовину про себя: чрезмерно острый слух, который прилагался к внутреннему волку, все еще не покинул Инглиса. Пенрик скинул с себя тяжелую куртку, закатал рукава льняной рубашки, расправил плечи, вытянул руки, переплел пальцы и встряхнул их. — Ну, — пробормотал он. — Я отказываюсь выкрикивать духовные наставления со дна колодца, так что, думаю, мне лучше заняться этим.

Он прижался к стене утеса и начал карабкаться, находя для рук и ног невидимые зацепки.

Его рот открылся, и голос прозвучал в напряженной, резкой интонации, которую Инглис еще не слышал от этого человека:

— Пенрик! У меня много сил, но я не умею летать!

Пенрик ухмыльнулся, свирепый