Посланник - Василий Головачев

– Пошли. – Такэда, пошатываясь, толчками, зашагал в арку. Было видно, что внутри него происходит какая-то непонятная борьба.

Никита, недоумевая, направился за ним. Что сработало, какое чувство – «шестое» или «седьмое», он не понял, но на внезапный удар Толи среагировал точно.

Это был ин бран – удар кулаком между бровями в стиле леопарда, и попади Такэда – Сухов вряд ли скоро очнулся бы, но включенный интуицией рефлекс и знание приемов россдао – блок работы «с хода» – спасли его от смерти.

– Ты что, с ума сошел?! – возмутился он, отскакивая, и язык прилип к гортани. Взгляд инженера сказал ему все: это был взгляд «десантника» СС: пустой, равнодушный и в то же время беспощадный, полный угрозы и силы.

Такэда прыгнул, целя в голову, в горло и одновременно пытаясь выбить «дипломат» из рук танцора. Защищаясь, Никита вынужден был пустить в ход обе руки, поэтому транскоф он отбросил в сторону, за урну с мусором, чтобы его не достал Толя. Тот сразу начал строить бой таким образом, чтобы оттеснить Сухова от «дипломата». Никита сам понимал, что, если это произойдет – он покойник, и дрался отчаянно, призвав все свое умение и навыки, полученные им у Романа и Красильникова.

Это был не очень красивый – мешала зимняя одежда, – но быстрый бой, и закончился он неожиданно: на какое-то неуловимое мгновение Такэда смог освободиться от вселённого, чуть промедлил, и Сухов не смог удержать удар; дрался он на рефлексе, почти без участия сознания, во всяком случае – без обдумывания тактики боя.

В арку заглянула какая-то парочка и шарахнулась прочь, только каблуки застучали. Никита постоял, опустив руки, приходя в себя, ни о чем не думая. В голове стоял звон, и хрип, и гул, и чей-то лепет… Потом сердце перестало гнать кровь в темпе силовой отдачи, гулы и звон из головы ушли и стал слышен голос второго «я» Сухова:

– Как ты мог?! Это же твой друг! Как ты мог воспользоваться его промашкой? А тем более, он сделал это специально…

– Заткнись! – огрызнулся Никита. Нагнулся над лежащим на боку Толей, приподнял голову.

Такэда заворочался, ощупал челюсть, нос, лоб, зашипел от боли.

– Кто?.. Что это? Такое впечатление, что на меня упала стена.

Никита молча помог ему подняться, вгляделся в лицо, ища взгляд, с облегчением вздохнул и отыскал лежащий в стороне «дипломат».

– Это ты меня, что ли? – продолжал Такэда. Хмыкнул, посипел немного сквозь зубы. – Ты первый, кто меня «вырубил».

– С твоей помощью. Ты на долю секунды отключил вселённого, и я этим воспользовался.

– Да? Ничего не помню. – Толя подошел к сгорбившемуся Сухову. – Никогда не думал, что им удастся вселить в меня боевика СС. А должен был подумать! Извини.

– Ничего. – Никиту вдруг затрясло, с минуту он унимал дрожь, наконец глубоко вздохнул. – Забыли. Но это было… страшно!

– Наверное, – кивнул инженер, морщась. – Саданул ты меня крепко. Феномен! За год с небольшим овладеть россдао – это мощно!

– Не преувеличивай, мне еще тренироваться и тренироваться. С мечом, например, у меня не очень-то получается. Куда теперь?

– К Роману, домой. Он дал мне ключ. Отдохнем.

– Отдыхать будем потом, первым делом попробуем поработать с Вестью.

Такэда сквозь пелену на глазах глянул на ожесточенное, осунувшееся, похудевшее лицо танцора, хотел что-то сказать, но передумал. Удар, которым его послал в нокаут Сухов, еще давал о себе знать, но вместе с болью и головокружением в душе зрело и другое чувство – восхищение. А вместе с ним и уверенность в завтрашнем дне. Хотя Тоява и понимал всю сложность их положения, как и то, что трудности и мытарства, ожидающие их впереди, не идут ни в какое сравнение с земными.

К эксперименту с «включением» Вести они готовились два дня. Отдыхали, спали, выходили из квартиры Романа, расположенной на Кузнецком мосту, лишь для покупки необходимого, слушали новости по телевизору и почти не разговаривали. О Ксении не было сказано ни слова, хотя о ней они думали больше, чем обо всем остальном. Такэда еще раз навестил ее квартиру и студию, но никаких следов, ни намека на ее появление… И все же они верили, что девушка жива.

В среду утром, сразу после завтрака, Никита с решительным видом разделся до пояса, некоторое время разглядывал «родимое пятно» Вести, не потерявшее форму звезды, буркнул Такэде:

– Поехали, чего тянуть.

– Садись в кресло. Ничего такого не чувствуешь?

– Никаких ощущений… кроме мандража. Боюсь, конечно, чего уж там, но и на попятную идти – себя не уважать. Давай лучше попрощаемся на всякий случай. Кто знает, что может случиться…

– Если не уверен – не начинай. – Такэда украдкой глянул на перстень, оранжевый пятиугольник пульсировал с нарастающей частотой. Вокруг незримо концентрировались силы мрака, настойчиво ища двух человек, несущих угрозу существования Системы – Системы вседозволенности, насилия и страха, которую создали добровольные помощники грозного Денницы-Люцифера. Да, он имел право быть недовольным своим положением, так же как имел право называть себя Владыкой, величайшим из вершителей судеб Веера Миров. Но создателем, творцом назвать его было нельзя. Понимал ли он сам, что является величайшим разрушителем, когда-либо существовавшим во Вселенной? Или только людям, разумным существам, доступны муки моральных сомнений по поводу того или иного поступка, муки нравственного оправдания?..

– Что застыл? – осведомился Никита.

– Я тоже боюсь, – вздохнул Такэда. – Больше, чем ты. Но времени у нас нет. Они могут объявиться здесь в любую минуту. Если готов – начинай.

– Как?

Толя походил в задумчивости вокруг кресла, в котором сидел Сухов, подергал себя за вихор.

– Понимаешь, я, как и ты, считаю, что просто так Весть не заговорит, нужен эмоциональный взрыв, стресс, как в прошлый раз.

– Я попробую. – Сухов сосредоточился, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то сдвинулось внутри, словно открылась форточка в сплошной стене и кто-то выглянул оттуда, угрюмый и опасный. Но сама «стена» осталась монолитной и неприступной. Не помогли ни внутренние призывы к Вести открыться, ни болезненное напряжение всех мышц. Весть молчала. Лишь один раз удалось ощутить тонкий укол холода в плечо – во время «открывания форточки в стене», затем «форточка захлопнулась», холодная сыпь перестала играть кожей плеча, и ощущение бездны у ног исчезло.

– Все! – выдохнул Сухов, мокрый от пота. Расслабился, вытер лоб, виновато глянул на бесстрастного Такэду. – Не получается. Она меня слышит, я чувствую, но отвечать не хочет.

– Я же говорил… – начал было Толя, и в этот момент какой-то звук у входной двери заставил его замереть. – Т-с-с-с…

Никита мгновенно вскочил, напрягся, все еще думая о звезде Вести, и почувствовал бесшумный толчок в голову; перед глазами все поплыло, будто при нокдауне или после стакана спирта, а затем сильнейший «электрический» разряд пронизал плечо, шею, висок, вонзился в голову и на некоторое время парализовал тело. Сухов не упал только потому, что длился этот паралич мгновение. И тут же все изменилось.

Визуальное восприятие предметов перестроилось, как и ощущение пространства, времени, веса, объема тела. Казалось, Никита размножился, внедрился в каждую вещь, в стены комнаты, всего дома, ощущая их как части своего тела. Все предметы стали полупрозрачными, неплотными, оставаясь в то же время твердыми и материально ощутимыми. Никита видел их и снаружи, и изнутри, абсолютно точно зная состав каждого, характеристики и возможности. Он мог бы при желании изменить параметры любого из них, вылепить новую форму и придать другие свойства. Он мог бы свободно пройти сквозь любую стену, оставив ее целой и невредимой, мог бы проделать в ней отверстие любого размера практически без применения энергии, бесшумно, мог бы…

Пространство снова изменилось вокруг: состояние всемогущества длилось три удара сердца, как и состояние паралича. Вернулось ощущение привычно существующего тела, готового к физическому действию, основанному на законах бытия этого мира. Ушло всезнание и всеумение, исчезло чувство колоссальных возможностей, а с ним и тысяча других чувств, не передаваемых человеческим языком. Но кое-что осталось – частичка знания, медленно проступающего в голове, как маленькая крупинка драгоценного металла сквозь мутную воду на дне лотка золотоискателя.

В комнате ничего не изменилось, вся гамма состояний Никиты действительно длилась не более секунды, поэтому Такэда ничего не заметил, вслушиваясь в шорохи за дверью. Перстень на его пальце пылал, как осколок алой звезды.

– Их пятеро, – прошептал Никита. – Есть лишь один вариант спасения…

Инженер поднял брови, показывая пальцем на «дипломат». Сухов отрицательно качнул головой.

– Пожар.

Такэде не надо было пояснять мысль: выбор был – жизнь за обстановку квартиры товарища, и вряд ли Роман протестовал бы, знай этот расклад.