Суть вещи - Алёна Алексина

прошу помнить, что любое открытие студента принадлежит, в частности, его руководителю и – в целом – вузу! А в твоем случае и открытия-то никакого не было! Тебе просто показалось! Корона на голове выросла! Естественно! Удивительный вундеркинд Лиза Ярцева! Но без профессора Павловского ты нуль, причем даже не комплексный нуль, а тривиальный! И попрошу тебя крепко помнить об этом, если хочешь и дальше…

Чего она может хотеть дальше, Лиза не дослушала – выскочила из кабинета, шарахнув напоследок дверью.

Месяц с небольшим она отсиживалась в своей комнате, а выйдя оттуда, отправилась прямиком в университет и, хотя до диплома оставался единственный семестр, решительно забрала документы, не слушая ни уговоров бабушки, ни увещеваний кафедры, ни даже Павловского, который внезапно сменил гнев на милость, снова перешел на “вы”, приезжал к ней домой и убеждал не ломать свою безусловно многообещающую карьеру из-за минутной детской обиды. Он даже извинился за “пигалицу” и прочее, но, вот беда, Лиза хорошо запомнила, что ей “все показалось”, и поняла, что, останься она в университете, ей “покажется” еще много раз.

Она предпочла не ждать, пока академическая среда с треском отторгнет ее, тем более что за этот месяц даже успела решить, чем хочет заниматься вместо общения с людьми, считавшими присвоение интеллектуальной собственности делом само собой разумеющимся. Вещи, в отличие от людей, не имели привычки врать и красть.

Спустя некоторое время Лизе даже стало казаться, что каждый сумел остаться при своем: профессор Павловский продолжил обворовывать собственных студентов, а она стала уборщицей.

Бонусом к этим безусловно позитивным изменениям шла привычка немедленно вычеркивать из своей жизни людей, пытающихся убедить ее, что ей “просто показалось”.

Все эти воспоминания, как курьерский скорый, стремительно проносятся мимо Лизы, залихватски свистнув напоследок, и она, дослушав последние секунды Митиного выдоха, прерывает звонок.

Стащив с ощутимо подрагивающей руки перчатку, ни на секунду не задумавшись, она блокирует Митин номер.

Зачем она это делает, она себя не спрашивает, иначе не смогла бы на этот вопрос ответить.

Чтобы он не смог дозвониться? Да он и так не слишком-то часто звонит. За те три года, что они знакомы, он позвонил ей едва ли больше двадцати раз. Все остальные звонки – это она сама.

Чтобы самой случайно не набрать? Так ведь она наизусть вызубрила этот номер. Точнее, конечно, ничего она специально не зубрила, он как-то сам лег и угнездился в памяти, и теперь его оттуда еще поди выкорчуй. Каждый раз, бросая случайный взгляд на порезы на своей руке, она рефлекторно вызывала в памяти знакомые цифры, зная, что в любой момент может позвонить. Зная, что теперь есть кому позвонить.

Ну вот, теперь некому звонить. С другой стороны, больше и незачем. Вряд ли Кузнецовы поступят с ней, как тот клиент.

Год, когда она познакомилась с Митей, вообще был одним из трех самых насыщенных. Эпизод их знакомства по странному совпадению оказался двухтысячным, что само по себе ничего хорошего не сулило. Лиза заранее знала, что двухтысячный будет ужасным – не менее, а может, и более ужасным, чем тот, который пришелся на тысячу. И не ошиблась.

Эпизод 2000

В отделение ее ввели двое полицейских. Они поддерживали ее с двух сторон – даже не потому, что она плоховато стояла на ногах, а скорее потому, что руки были скованы наручниками, и если бы она снова упала, то подставить было бы нечего. Вот и страховали, чтоб еще чего себе не расквасила.

Они быстро и деловито ее обыскали, нашли в рюкзаке паспорт, забрали его себе. Она слышала, как они обсуждают ее возраст – двадцать шесть, а выглядит как девочка.

– Итак, – сказал налитой, как яблочко, мужик в натянутом на живот кителе, сидящий по ту сторону стола. Тогда она еще не разбиралась в нашивках и погонах и даже звание определить не сумела. – Итак, вы были наняты в качестве уборщицы и внезапно напали на вашего нанимателя непосредственно в его квартире. С какой целью? Вы собирались что-то украсть?

Лиза молчала. Она была занята другим – во время того ужасного, что произошло двумя часами ранее, числа в ее голове расползлись какими-то гнилыми клочками, из стройных колонок и упорядоченных рядов стали кучей прелых листьев и тут же рассыпались в труху, даже логарифмическая линейка раскололась на несколько крупных радужных кусков, и Лизе требовалось срочно разобраться с ними и привести их в порядок, потому что иначе… Что иначе, она не понимала, но знала точно, что ничего хорошего.

– Ага, молчим, значит. Запираемся. Поня-я-тно. Чего скандалила-то? Ладно, сейчас Матвей Борисович придет, разберется с тобой.

Через какое-то время в кабинет вошел высокий человек. Лица Лиза не видела, она избегала смотреть ему в лицо еще почти год, так что о том, какие у него прохладные темные волосы и смешные ореховые глаза, узнала гораздо позже.

Когда он вошел, яблочко резко сменил тон, перепрыгнув с жирного коричневого сразу на зеленоватый:

– Вот, Матвей Борисович. Напала на клиента.

– Проститутка?

– Пострадавший говорит, уборку пришла делать.

– Уборщица, значит. А чего напала?

– Говорит, ни с того ни с сего. Внезапно. Адский разгром учинила. Когда наши на место приехали, говорят, там живого места в квартире не осталось. Клиент в соседнем кабинете опись поврежденных ценных вещей составляет. А эта и при задержании вела себя буйно, еле скрутили ее.

– Герои какие, скрутили они. А чего клиент говорит, почему она вдруг начала квартиру разносить?

– Говорит, нашло на нее. Все было нормально, а потом вдруг она как с цепи сорвалась.

– А кровь откуда?

– Так порезалась, пока квартиру крушила. Ничего серьезного. Сидит, молчит, ни на что не жалуется.

– Скорую вызови.

– Да какую скорую! Кому? Ей, что ли?

– Ты глаза-то раскрой пошире. Глянь, какая лужа с нее натекла. У нее же все рукава искромсаны. Сейчас истечет у нас тут кровью. Звони давай. Только браслеты сними с нее вначале.

– Может, не стоит? Мужики говорят, в квартире будто взорвалось чего. Она ж буйная.

– Да какая она буйная. Ты глянь на нее – еле на стуле сидит. Снимай, сказал. И иди звони. А я пока попытаюсь поговорить с ней.

– Дохлый номер. Молчит она. Ни слова не сказала, сорок минут уже сидит, только качается из стороны в сторону.

– Ну, тогда пусть молчит, а ты мне пригласи этого, пострадавшего. При ней поговорю с ним. Может, и она тогда разморозится.

Сергея Лиза услышала задолго до того, как он вошел.

– Да вы посмотрите на нее, у нее же не все дома явно! – вопил он в коридоре – видимо, яблочку. Голос приблизился, стукнула дверь, и Лиза поняла, что он уже в кабинете. – Думал, просто застенчивая, а она, оказывается, ебанутая на всю голову! Всю квартиру мне разнесла! Думал, она