Генрих Гиммлер - Роджер Мэнвэлл

Формально геноцид как политика был принят нацистами не раньше 1941 года, и в сознании Гиммлера он был тесно связан с готовящемся вторжением в Россию. Но к этому времени его расовые предрассудки нашли выход, подготовивший его самого и его агентов к высшему испытанию, предстоявшему им в 1941 году. В октябре 1939 года Гитлер потребовал содействия Гиммлера национальной программе евтаназии душевнобольных, которая к 1941 году привела к умерщвлению 60 000 пациентов в психиатрических клиниках Германии. Хотя идея принадлежала Гитлеру и впервые встречается в его записке к Филиппу Булеру, начальнику канцелярии фюрера, за выполнение этого задания отвечала служба СС. Ответственным за управление был назначен Виктор Брэк, друг семьи Гиммлера и офицер связи, работавший у Булера. Родственники людей, отобранных для умерщвления, ничего не знали о происходящем, свидетельства о смерти были фальсифицированы. Центры уничтожения строго охранялись, и доктора и медперсонал СС проводили свои первые опыты отбора, перевозки, отравления газом и кремации множества беспомощных людей.

Первая программа умерщвления под медицинским руководством Карла Брандта являлась актом деспотизма Гитлера против самих немцев и была остановлена лишь телефонным звонком Гитлера Булеру после протестов общественности и особенно церкви. На этот раз фюрер вынужден был отменить решение под давлением общественности, да и самого Гиммлера все больше беспокоила реакция против евтаназии, и в декабре 1940 года он поделился своими мыслями с Брэком. Но программа евтаназии была прекращена только в августе 1941 года, когда для медицинских бригад Гиммлера была запланирована новая работа. К тому времени началась гораздо более масштабная программа уничтожения в России. Центры евтаназии не были закрыты, а использовались для уничтожения душевнобольных из концлагерей или из большого числа иностранных рабочих, пригнанных в Германию. Брэк был прекрасно готов к тому, чтобы распространить практику евтаназии на заключенных, значившихся в списках как умственно отсталые.

Брандт, которого на «Процессе врачей» после войны спросили о его роли в умерщвлении душевнобольных, сказал:

«Возможно, это покажется негуманным… Основным мотивом было желание помочь личностям, которые не могли помочь себе сами… Такое соображение не может рассматриваться как негуманное. Я также никогда не чувствовал, что оно хоть в малейшей степени неэтично или аморально… Я убежден, что если бы Гиппократ был жив сейчас, он изменил бы формулировку своей Клятвы… в которой доктору запрещено дать яд больному, даже по его требованию. Он не был сторонником сохранения жизни при любых обстоятельствах… Я не чувствую себя виновным. Что касается роли, которую я играл в этом деле, то моя совесть чиста».

Новая форма опыта началась для докторов Гиммлера в 1939 году, когда были проведены первые зарегистрированные опыты с привлечением людей из концентрационных лагерей. На кожу отобранных заключенных наносили жидкие газы иприт и фосген, наблюдали и фотографировали их реакции вплоть до момента смерти. Доктора посылали отчеты о своих наблюдениях Гиммлеру, который приказал проводить дальнейшие испытания в большем масштабе. Позже, в 1942 году, даже возник спор о том, следует ли платить за узников, используемых в этих экспериментах. Один из докторов, оскорбленный подобной идеей, написал рапорт: «Думая о нашей военной исследовательской работе, проведенной в концентрационном лагере Дахау, я должен похвалить и обратить особое внимание на то, с какой щедростью и пониманием содействовали там нашей задаче. Оплата за узников никогда не обсуждалась. Складывается впечатление, будто в лагере Нацвайлер пытаются извлечь из этого дела максимальное количество денег». Согласно показаниям одного свидетеля, объекты опытов переживали такую ужасную боль, что «находиться рядом с ними было невыносимо». Тем не менее, чтобы выразить свою добрую волю рейхсфюреру СС, от имени заключенных Бухенвальда послали ему ценный рождественский подарок — письменный стол зеленого мрамора, изготовленный в скульптурной мастерской, где мастера-заключенные создавали свои произведения.

Сохранять жизнь и посылать на смерть — эти два действия были неделимо связаны в сознании Гиммлера. В тот самый месяц, когда началось выселение евреев из Польши, а доктора СС стали убивать душевнобольных в Германии, 28 октября 1939 года Гиммлер издал свой декрет о «Лебенсборне», в котором говорилось:

«После ограничений, накладываемых буржуазными законами, и обычаев, которые сами по себе необходимы, теперь величайшей задачей немецких женщин и девушек хорошей крови, даже не связанных брачными узами, будет, не по легкомыслию, а по глубокому нравственному убеждению, стать матерями детям солдат, погибших на войне… На мужчин и женщин, по приказу государства остающихся дома, эти времена также накладывают большую, чем всегда, священную обязанность снова стать отцами и матерями».

Гиммлер обещал, что он и СС позаботятся о детях чистой крови, законнорожденных или нет, чьи отцы погибли, сражаясь за Германию. Однажды он приказал повесить польского работника с фермы за сексуальную связь с немкой, тогда как женщины, позволявшие польским заключенным или рабочим сексуальные вольности, подвергались длительному тюремному заключению. Это было борьбой с осквернением расы.

Во время войны Гиммлер охранял свою организацию СС, как заботливый отец. СС все еще рассматривались как рыцарский орден, и от их офицеров ожидали рыцарского поведения. В апреле 1942 года Гиммлер подписал приказ, призывающий его людей не соблазнять девушек по легкомыслию, лишая таким образом нацию плодовитых матерей. Обо всех соблазненных женщинах следовало сообщать ему лично. Позже, в 1943 году он с ужасом узнал, что в его отряде «Лейб-штандарт» отмечено 244 случая заболевания гонореей. Зепп Дитрих поспешил доложить ему и о других фактах, и в июле Гиммлер «с удовольствием» смог написать о «большом количестве незаконнорожденных детей» в Лейбштандарте. «Мне нужны имена всех этих детей, а также их матерей», — добавил он. Были также составлены строгие правила, контролирующие жизнь женщин, служащих в отрядах СС; их свободное время, по мнению Гиммлера, должно было быть занято здоровым спортом и культурными занятиями. Что касается гомосексуализма среди служащих СС, то Гиммлер приравнивал его к саботажу.

В награду за верную и достойную службу Гиммлер учредил схему поощрения для своих людей, уделяя такое же пристальное личное внимание подробностям каждого случая в этой области, как и в любой другой. Вдовам служащих СС с детьми назначались пенсии: Гиммлер не жалел своих сил на написание многочисленных утешительных писем и даже отправку небольших подарков этим женщинам и их детям. Подобные усилия предпринимались и для заботы о солдатах, уволенных из СС по состоянию здоровья: подробности об их здоровье, питании, об их нуждах потоком лились из пишущих машинок СС; сохранилась масса писем и записок, на которых часто встречаются собственноручные пометки и инициалы рейхсфюрера СС. Подобно хорошему директору школы, Гиммлер, насколько это было возможно, уделял каждому учителю и каждому мальчику в своей школе личное внимание, неважно, сколько времени или усилий это от него требовало. К примеру, он долго вел переписку с министром сельского хозяйства по вопросу: можно ли уменьшить ежемесячные взносы последнего в «Лебенсборн» до одной марки или нет.