История Японии. Между Китаем и Тихим океаном - Даниэль Елисеев

Выражение «Мэйдзи» означает «просвещенная политика»; оно соответствует новой эре, провозглашенной в октябре 1868 г., через несколько месяцев после того, как император 6 апреля 1868 г. официально принес «Пятистатейную клятву». Он декларировал свое намерение создать собрание, члены которого отныне могли бы высказываться свободно; вторая и третья статьи утверждали единство всех классов общества к величайшей пользе для экономики и финансов страны; четвертая признавала необходимость учитывать правила, принятые в международных отношениях, а пятая провозглашала необходимость поднять науку и технику до уровня, который требуется в современном мире, при одновременном укреплении императорской власти.

Итак, это правительство было просвещенным. Однако перемены происходили не безболезненно и, во многих случаях, не без сожалений о том, от чего отказывались реформаторы. Прежнее общество, четыре социальных класса которого не меняли своих свойств с тех пор, как были закреплены диктаторами в XVI в., имело много отрицательных сторон для тех, кто не принадлежал к кругу носителей оружия, ставших, от самого скромного до самого авторитетного, представителями администрации и публичной власти. Надо отдать должное и этим служащим особого рода, которые не производили никаких материальных ценностей и жизнь которым нередко отравляло безденежье: наделенные стойким пониманием дисциплины и иерархии, они часто, что кое-кому кажется парадоксом, оказывались закваской для полного обновления экономики, для движения по пути индустриализации. Анализ некоторых архивных данных, действительно, наводит на мысль, что в тех ленах, где буси были наиболее многочисленными и наиболее организованными, лучше всего развивались новые ремесла, промышленность и торговля, — лучшее доказательство, какими возможностями обладают спорные силы бюрократии!

В самом деле, надо признать, что реставраторы Мэйдзи заранее были бы обречены на неудачу, если бы страна была неспособна быстро вступить в число самых процветающих мировых наций той эпохи. И заслуга именно сёгуната состояла в том, что он сумел в течение двухсот пятидесяти лет установить, а потом сохранить сильную центральную власть, опиравшуюся на регулярно поступающие финансовые средства, пусть даже периодическая нехватка наличных денег в обращении и монетные манипуляции подрывали бюджетную политику этого режима. А если эти средства изымались в основном у крестьянства, с давних пор подвергавшегося сильной эксплуатации, то все-таки оно не пережило таких драм, как китайские крестьяне, которые в большей части страны потеряли жизнь и имущество в результате восстания тайпинов (1851–1864) и голода, опустошавшего с тех пор регионы, стихийных бедствий (климата, наводнений), пришедших на смену людскому безумию.

Итак, «просвещенное правительство» — сама терминология которого подразумевала, что его предшественники не были просвещенными или были менее просвещенными, — должно было все поменять, произведя трансформации на уровне тех, какие в то время потрясали Восточную Азию.

Новая команда объединилась прежде вокруг своего императора, в Киото. Но эта аристократическая и романтическая столица тысячного года, дворцы которой тянулись в полусотне километров от ближайшего порта (Осаки), оказалась очень труднодоступной для путешественников из-за рубежа. Иначе дело обстояло с Эдо, расположенным в глубине приветливой бухты, которая была широко открыта уже не на Внутреннее море, как Осака, а на Тихий океан. Таким образом, Эдо, бывший лен сёгунов Токугава, остался столицей и получил в данном случае новое название, которое носит до сих пор, — Токио, «восточная столица».

Однако прежде чем окончательно поселить там императора, группа, окружавшая суверена и фактически в значительной мере управлявшая вместо него, сочла за благо впервые показать государя народу. Точней, речь игла о том, чтобы отправить его путешествовать в паланкине по стране: даже если подданные не видели его лично, они могли, смотря на паланкин, ощущать августейшее присутствие — практика, о которой в тогдашней Японии никто не имел ни малейшего представления. Император изначально был чем-то далеким, приблизиться к которому простые смертные никогда и не мечтали, существом другой природы. Именно этот образ бездействующего затворника — который создавали одежды и поведение — реформаторы считали важным изменить: в европейском представлении хороший суверен должен быть мужественным и гордо носить во время мира жезл правосудия, а во время войны — воинский меч.

Тем не менее правительство в конечном счете 4 апреля 1869 г. официально переехало в Токио, а императорская фамилия поселилась в бывшем дворце сёгунов. Это совмещение не только выразило сам дух правительства, но и ясно показало, в каком направлении движется государство. Отныне не будет никаких посредников между воплощением власти — императором — и народом, который великолепно представляли эдокко, обитатели древнего Эдо, ставшие современными «токийцами», со своим живым и предприимчивым духом, чья лихорадочная деятельность и неустанная гонка за прогрессом символично начиналась сразу же за пределами обширного, спокойного и зеленого пространства Дворца. Многие ремесленники и купцы, особенно в Токио, не преминули порадоваться этому; другие бедолаги, особенно в провинции, где очень значительная часть хозяйства еще существовала для даймё и концентрировалась вокруг его особы, в один прекрасный день оказались в невыносимом положении.

В самом деле, уже через недолгое время можно было заметить, что класс самураев, тесно связанный с сёгунской системой, теряет смысл своего существования. Это грозило ему и потерей доходов, что скоро стало жестокой реальностью, пусть даже перемена в положении воинов поначалу не казалась первейшей заботой нового правительства: оно внедряло первичные изменения в почти сакральной сфере образования.

Так, в 1869 г. был создан Токийский университет (фактически называвшийся так с 1877 г.), а через три года, в 1872 г., ввели обязательное образование. Тогда же, чтобы создать концептуальные рамки для нового общества, правительство обзавелось государственной религией, организованной по образцу великих монотеистических религий Запада. Таким образом, в 1870 г. японцы узнали еще об одном нововведении, которое было им достаточно чуждо в той форме, какую тогда приняло, — об учреждении синто, естественной религии, которую более или менее инстинктивно практиковал каждый с незапамятных времен. Итак, «просвещенное правительство», следуя своему принципу восстановления порядка по инициативе верхов, прежде всего создало педагогические кадры и назначило мировоззрение — то и другое должно было облегчить управление народом.

Однако добрая часть последнего снова замечала прежде всего то, что она теряет, поскольку действия правителей, бесспорно эффективные и разумные, для значительной части населения означали также и в первую очередь безработицу или быструю и вынужденную переквалификацию. Ну что было делать, например, производителям холодного оружия и доспехов на старинный манер в обществе, которое в принципе, если не в реальности, переживало демилитаризацию и во всяком случае, не считая парадных сабель офицеров профессиональной армии, оснащало свои войска только ружьями и тяжелым оружием?

Открытая страна, реформы, потенциальная или уже реальная безработица, неизбежная перемена занятия, страх перед завтрашним днем — сочетание всех этих факторов придало особый вид крестьянской миграции, явлению столь же старому, как само правительство Эдо. Но теперь жители деревень, которые были там лишними ртами или просто искали не столь убогой жизни, не стекались в большие города, а направлялись намного дальше. Все твердили одно: надо уплывать, пересечь Тихий океан в восточном или южном направлении. Так, в 1869 г. много бедных японцев эмигрировало на многочисленные Гавайские острова, а также в Калифорнию. В том же году в качестве ответной реакции сформировалось и подозрительное отношение к ним у американцев, контролирующих эти острова, ключевые позиции для господства в Тихом океане, которые намного позже, во время Второй мировой войны, сыграют важнейшую роль. В целом эти миграционные потоки — затронувшие с 1870 по 1914 гг. также Китай и Индию, — на Западе чаще всего воспринимали отрицательно: в них видели нечто вроде неизбежного зла (хотя приток дешевой рабочей силы приветствовался), но опасались, что они способны подорвать национальную идентичность, особенно в такой молодой стране, становление которой еще вовсю идет, как США.

Увы, большинство японских мигрантов, покинув свою страну, находило в других местах еще худшие условия для жизни; однако, если только удача им улыбалась, им не приходилось жалеть о своем выборе, потому что их анализ ситуации в собственной стране оказывался верным. В 1871 г. правительство отменило бывшие лены (хан), заменив их современными департаментами, которые отныне возглавляли чиновники западного или же китайского образца. В следующем году взамен повинностей и податей, которые в течение поколений вводило прежнее правительство Эдо, появилась новая система государственных налогов. Почти сразу же, с 1873 по 1876 гг., ренты самураев, отныне официально ставших безработными, начали неумолимо сокращаться, а потом были упразднены с одноразовой выплатой небольшой суммы — теоретически в качестве компенсации.