Последний фуршет - Вера Копейко

— А что они означают?

— Большую потенцию, — сказала Ксения Петровна.

Лиза скривилась.

— Это не обязательно, — бросила она. — А что еще вы скажете про меня?

— У вас обоих я не заметила трепещущих широких крыльев носа... — произнесла крестная тоном гадалки. — Они указывают на сильный темперамент, необузданный. И не только...

— А еще на что?

— На вероятность донжуанских похождений.

— Так это здорово! — воскликнула Лиза. — Я буду спокойна за него, а он за меня.

Ксения Петровна посмотрела на нее и усмехнулась:

— Все хорошо в меру...

Лиза слегка обиделась на слова своей крестной.

Сейчас, вспоминая о том давнем разговоре, она подумала, что в чем-то Ксения Петровна оказалась права. Если честно, Лизе не хватало, в последнее время особенно, его желания... Но она гнала от себя собственное...

Лиза наконец села в постели. Увидела валявшуюся на ковре дорожную сумку. Та, с которой она была на фуршете, засунута в ее недра. Интересно, с чем она выскочила из прежней жизни?

«А я из нее... выскочила? — переспросила себя Лиза. — На самом деле?»

Лиза прислушалась к себе. Она знала, какой ответ хочет получить, но не решалась. Она колебалась. Но потом набрала воздуха и сказала:

— Да.

Вслух.

Дверь открылась, и в нее просунулась голова женщины.

— Вы разрешили мне войти? — спросила та.

— Я? — Лиза уставилась на нее не понимая.

— Я постучала и услышала «да», — ответила женщина, входя в комнату.

Она была высокая, тонкая, с рыжеватыми волосами и белым лицом. Лиза смотрела на нее так, будто пыталась вспомнить, где видела ее.

— Вы сказали «да», Лиза, — женщина засмеялась.

— Сказала... — Лиза тоже засмеялась. — Ну да, да, входите.

— Вы меня не узнали. Я Надежда Сергеевна, подруга Ксении Петровны и вашей мамы. Мы встречались с вами однажды у Ксении Петровны, правда очень давно.

Лиза почувствовала, как ее сердце леденеет. Ну, конечно. Она помнит ее. Но только та женщина...

Неужели? Жар прилил к щекам. Она... как сильно она изменилась!

— Простите, но я... я, наверное, еще сплю...

— Ксана сказала, что вы здесь, и я решила поздороваться.

— Очень рада, да... — лепетала Лиза.

— Не стану вас беспокоить, Лиза. Хочу пригласить вас к нам с мужем... днем... на чай, — сказала она. — Наша комната в правом секторе, там, где двойные лоджии. Ксана нас так замечательно устроила.

— Спасибо, Надежда Сергеевна. Я приду.

Женщина выскользнула из комнаты, а Лиза тупо смотрела на дверь. Коричневую, с золотой ручкой. Потом перевела взгляд на шкаф. Он был добротный, из настоящего дерева. Стол на витых ножках. Ничего временного, случайного. Все... вечное. В этом невечном мире хосписа.

Лиза огляделась снова. Окинула взглядом столик, на котором стояли орхидеи. Точно такие, как у нее, надо же. Но как они могли переехать сюда? Какие глупости, это венерин башмачок, самый распространенный сорт. Но они здесь как раз к месту, потому что орхидеи хочется выращивать тогда, когда нехорошо внутри, чтобы окружить себя тем, что может радовать.

Она посмотрела в окно. Занавеска рдела на солнце. Лиза вскочила с кровати и отодвинула ее. Лучи ударили в глаза. Внезапно из какого-то перевода пришла в голову фраза: «Встань лицом к солнцу и, не щурясь, смотри на него. Его сила вольет в тебя силу».

Лиза смотрела, пытаясь не щуриться. Но ничего не выходило. Видимо, у нее слишком мало собственной силы. Поэтому солнце стремилось отдать ей свою слишком щедро, до боли. Она отвернулась.

В ночной рубашке из тонкого хлопка с вышивкой по вороту («Какая красивая!» — отметила Лиза), она села за стол и взялась за сумку. Так о чем она думала, когда на ее дурацкое «да» вошла Надежда Сергеевна? Она хотела провести ревизию. Лиза вытряхнула на стол все, что лежало в обеих сумках. Вывернула их и теперь смотрела на разные вещи, как пират на добытые сокровища.

«Бумажник, вот кто откроет мне тайну нынешнего бытия», — насмешливо подумала она.

Наличные...

— Гм... — не удержалась Лиза. — Негусто.

Карточка. На ней должно быть кое-что более существенное. В последнее время она туда клала деньги. По крайней мере, те зеленые, которые дал Андрей Борисович, попали туда. Лиза почему-то не решилась их потратить.

Вытащила из множества щелей бумажника абсолютно все. Фотография. Надо же, она и не знала, что носит ее с собой столько времени.

Господи, какая она была хорошенькая! Лиза смотрела на себя и не могла насмотреться. Да-а, а тогда она даже не думала, что так хороша. Этот внутренний свет — как поймал его обыкновенный фотограф с казенным фотоаппаратом? Свет той жизни, которой она жила. А ведь прошло всего четыре года. Она уже была замужем, работала в галерее Павла. А кажется, — Лиза положила рядом свою последнюю карточку, — нет ничего общего с этой. Никакого намека на свет, деревянно сложенные губы...

Она вспомнила, кто ее снимал тогда. Какой-то парень. Еще попросил облизать губы, Лиза их тогда не красила, они были достаточно яркие сами по себе. Это сейчас она надеется с помощью помады вернуть лицу ту живость, которой больше нет.

Наивная, устыдила она себя. Живость не в губах, а в глазах...

А это... Ох, пистолет... Хорошенькое дело. Это оружие Славика, он купил его и заставил возить в машине. Но разрешение осталось у мужа. Значит, если бы ее остановил гаишник?.. Тот, на которого она едва не налетела в темноте, выскочив на заправке из машины? Слава богу, он ел мороженое и чесал себе бедро резиновой дубинкой, иначе Лиза схлопотала бы кучу неприятностей.

Паспорт. Удачно, что он при ней.

А это... Она достала со дна сумочки букетик, поднесла к носу. Теперь от него исходил запах увядания и сырости. Лиза поморщилась и бросила цветы в корзинку для мусора.

Она почувствовала слабость, как будто тоже увядала вместе с ними. Залезла под одеяло и закрыла глаза.

Но сон не шел. Лиза вспоминала, как ночью рассекала город на большой скорости. Ей было все равно, остановит ее гаишник или нет. Ей надо было скорее добраться до хосписа Ксении Петровны. Чтобы здесь почувствовать, что нашла пристанище.

— Черт побери! Наконец-то! — простонала она. Разве на своем камчатском старте она думала о таком финише, к которому пришла? Она, Лиза Соломина, лихой кесаренок, стала той, кто может гордиться лишь тем, что замечательно моет полы или подает кофе своему мужу?

Лиза засмеялась. Она хотела, приученная к этому с самого начала своей жизни, чтобы ее замечали. И ее должны замечать, а не только того, с кем она рядом.

15

 — Конечно, Ксения Петровна. Все живы, здоровы и сегодня, — сторож отвечал с достоинством, кланяясь хозяйке, как он ее называл, которая выглядывала в окно «девятки» бордового цвета. Его седую бороду подбивал ветер, она вздымалась вверх, напоминая совковую лопату, полную снега.