Foot’Больные люди. Маленькие истории большого спорта - Илья Казаков

Дублин – город удивительный. Одни скульптуры чего стоят. Жизнь дала нам шанс помотаться по разным странам, но нигде и никогда я не встречал такого разнообразия при такой утонченности вкуса, как там.

Я трижды принимал одну и ту же композицию фигур с зонтиками возле нашего отеля за реальных людей. Зонтики подозрения не вызывали: небо в ирландской столице постоянно было затянуто облаками. Я чертыхался и говорил себе: «В следующий раз не ошибусь», и снова покупался. А на лужайке перед главным входом сидел и что-то писал Бернард Шоу. Я шел мимо, и мне почему-то было стыдно, что ничего, кроме «Пигмалиона», я не читал.

Центр Дублина совсем крошечный. Центральная пешеходная улица заставляет тебя притормаживать, когда ты идешь и глазеешь на витрины. Но все равно, от силы через пятнадцать минут я уткнулся в оживленную улицу. Сразу за ней был прекрасный парк, у входа в который такси поджидали клиентов. Возвращаться в отель не было никакого желания, поэтому я развернулся и пошел в обратном направлении. Главную улицу я уже видел, но надеялся, что ответвлявшиеся от нее переулки таят в себе что-то более интересное.

Навстречу шла наша банда, которой вчера аплодировал стадион за игру в первом тайме. Покуда я шел к ним, дублинцы успели несколько раз сфотографироваться с игроками и, прощаясь, непременно поднимали большой палец.

– Ни претензий, ни глупостей, – сказал Акинфеев. – Подходят, благодарят, поздравляют. Вчера полный стадион был. Здесь играть – одно удовольствие!

Рядом стояла пара ирландцев, глазели на нас. Дождались, пока Игорь закончит фразу, потом спросили, можно ли сфотографироваться. Я взял их айфон, сделал кадр, повторил.

– Что тут еще есть, кроме этой улицы? – спросил Вася Березуцкий.

Я пожал плечами. И, пока дублинцы не покинули нас, спросил их.

– Здесь восхитительные антикварные лавочки, – сказали они. – Обязательно зайдите, получите удовольствие.

– Что они говорят? – спросил Жирков. Я перевел:

– Предметы старины, Может быть, и по твоей теме – времен Второй мировой – что-нибудь найдется.

Он посмотрел на меня немного недоверчиво.

– Они, конечно, не воевали. Или так воевали, что мы про это не слышали. Да и для всех нас в школьные годы Ирландия была просто частью Англии, да и только. Хорошо, что не Скандинавии. Но если тут такие антикварные собрания, то вдруг?

– Мы идем или нет? – спросил Вася.

И мы пошли. Увидели, как тенью самого себя промелькнул где-то впереди Сергей Фурсенко в сопровождении своего охранника Димы. Выходной день, да еще и после победы. Красота!

Идя по анфиладе лавок, я охал и ахал. Гордился, что привел ребят сюда. Даже в Лондоне я не видал такой красоты.

– Смотри, Юра, какое кольцо! – сказал я. – С ума сойти! Похоже, еще викторианское.

Кольцо было сумасшедшее: огромный изумруд в обрамлении сапфиров и крупных бриллиантов цвета шампанского. От него пахло Конан Дойлом и Коллинзом. Загадками и вечностью.

Юре кольцо понравилось, как и остальным.

– Сколько стоит? – спросил он.

– Сто пятьдесят тысяч фунтов, – сказал я и представил, что могу продать свою квартиру и купить кольцо.

На этом мечты заканчивались. Потому что становилось совершенно непонятно, что с этим кольцом делать. Дальше начиналась уже сплошная Алла Пугачева с Раймондом Паулсом. Только вместо миллиона алых роз – умопомрачительное кольцо, которому двести лет.

– Ничего себе! – воскликнул Юра. – А по моей теме что-нибудь есть?

Я посмотрел на него. Потом снова на кольцо, но уже более спокойно. Одной фразой он исцелил меня от вспыхнувшей бури эмоций.

– Сейчас узнаем, – пообещал я и пошел к продавцу.

Тот удивился. Пожал плечами. Предложил купить подсвечник, вывезенный кем-то из индийских колоний. Бронзовая обезьяна, сидящая на улитке из перламутра. Маленькая такая вещица. Совершенно недорогая по сравнению с кольцом.

– Заверните, – сказал я и достал кошелек.

Юра ждал. Человек удивительного терпения, скажу я вам.

– Ничего нет, – сказал я. – Максимум немецкий бинокль. Он, кажется, видел его в одной из лавок, но не помнит, в какой конкретно. Предлагает просто пойти и поискать.

Было уже двенадцать. Обед был в час. Мы посмотрели-подумали и пошли пить кофе. В кафе, куда мы зашли, сидел Семшов. Разговаривал с двумя журналистами. Перед ребятами были пинтовые кружки с «Гиннессом». Он держал в руках чашку капучино – таких размеров, что ее можно было бы вручать за победу в чемпионате или в Кубке.

Мы не стали мешать им. Уселись за другой стол. Заказали капучино. Те, кто был в сборной при Гусе, другой кофе, по-моему, пить уже не могут.

– Расстроился? – спросил я.

Юра пожал плечами:

– Все равно ремонт.

Подумал немного и открыл фото на айфоне. Показал мне.

– Ничего себе! – присвистнул я, увидев часть коллекции. И посмотрел на него с возросшим уважением.

– В Москве, в начале Ленинского, есть хороший магазин военного антиквариата, – сказал я. – Там на входе прикован цепью пулемет Максим. Форма, документы, медали, прочее…

Он слушал с возраставшим интересом.

Символическая сборная

В девяностых со спортивными СМИ в стране дело было не густо. Интернета не существовало, НТВ-Плюс только-только возник, а весь рынок бумажной прессы, по сути, монополизировал «Спорт-Экспресс».

«СЭ» был тогда на пике популярности. Его читали. Его обсуждали. На него равнялись. Футболисты читали газету от первой страницы до шестой, где начался хоккей, а следом за ним и другие виды спорта. Если твое интервью вышло в «СЭ», ты мог считать, что не зря столько лет тренировался и играл. А если ты попадал в символическую сборную после очередного тура, то это могло стать поводом для подъема самооценки.

Николай Толстых, в те годы президент «Динамо» и Профессиональной футбольной лиги, вспоминал, как к нему попросился на переговоры Олег Терехин, главный динамовский бомбардир.

Внеплановых переговоров, да еще и по инициативе игроков, Толстых не любил, поскольку изначально не ждал от них ничего хорошего. Есть контракт, есть обговоренные условия, есть футболист, на которого можно рассчитывать на длинной дистанции. Любой уход в сторону от этой приятной парадигмы чреват проблемами. Поэтому Толстых встретил Терехина настороженно, хотя и вел себя поначалу приветливо. Спросил, как дела, чем обязан.

Бомбардир развернул «Спорт-Экспресс», который держал в руке. Показал на таблицу с лучшими игроками чемпионата – по оценкам газеты, выставляемым после каждого матча.

– Единственный динамовец в первой десятке, – сказал он. – Добавить бы надо.

– Что добавить? – мрачно спросил Толстых.

– Зарплату.

Подозреваю, что от разговора на повышенных тонах дрожали стены. Времена были непростые. Многие клубы заставляли иметь годовой бюджет не ниже трех миллионов долларов. Лишних денег в стране не было.

Ходили слухи, что некоторые игроки пытались договориться со «Спорт-Экспрессом», чтобы им выставляли оценки повыше, хотя бы на полбалла. Но я в эти слухи не верил, поскольку в целом картина совпадала с происходящим в нашем чемпионате. Да и более высокий балл не гарантировал игроку ничего, кроме морального удовлетворения.

Правда, в Питере, когда ведомый Бышовцем «Зенит» шел некоторое время на первом месте, один из украинских легионеров, лидер команды, придумал гениальный вариант, как капитализировать свои футбольные успехи.

Надеяться на увеличение зарплаты ему было сложно. Да он и не рвался в этом направлении. По понедельникам он покупал свежий номер «Спорт-Экспресса», и если находил себя в символической сборной тура от «СЭ», возвращался домой, протягивал газету жене и говорил с гордостью:

– Видишь, меня опять в сборную вызвали.

И после этого пропадал на двое суток.

Тот самый Макс

Охрана в сборной бывала разная. Но такого, как Макс, не было и, вероятно, больше не будет. Если бы я верил в реинкарнацию, то не сомневался бы, что в прошлой жизни он был образцовым полицейским псом.

На сборе Макс ложился спать последним, а просыпался первым. Как только команда приезжала на тренировку, он доставал из футляра бинокль и начинал изучать окрестности, будь то Англия с ее чопорными заброшенными частными парками или центр Москвы, абсолютно демократичный ко всем.

Бинокль был раритетный. Не новодел. Макс содержал его в чистоте и порядке и однажды предложил мне посмотреть через него. Я посмотрел и увидел мир через перекрестья прицелов. Вспомнил «Зарницу» и себя, юного пионера. Вспомнил уроки НВП – начальной военной подготовки. И спросил, возвращая увесистый прибор:

– Откуда такая роскошь?

Макс хитро заулыбался, но ответил серьезным шепотом:

– Трофейный.

И заулыбался снова.

Я вспомнил легенду о том, как он, сопровождая Фабио Капелло в его одну из первых прогулок по Москве, увидел подростка, метнувшегося к тренеру с просьбой об автографе, и обезвредил того ловким приемом.