На языке эльфов - Сабина Тикхо

краски. Компьютер, клавиатура, мышь, принтер, книжки, орхидея, аглаонема, фикус. Приглянулось что-то?

Тогда другой угол. Кровать у стены. Сайко и Хиро поверх розово-серого пледа. Только головы подняли: разглядывают чужака. Эти псы не охрана: лаять, кусаться не будут. Что у нас дальше по списку? Диван и кресло. Бежевая обивка с розовыми цветами. Купил на субботней ярмарке трехлетней давности. Перед ними журнальный стол. Прозрачный. Низкий. Вмещает стакан с недопитым апельсиновым соком, уже пустую тарелку из-под пасты и затухший в сонном режиме ноутбук. Что еще… что еще…

Ковер! Между кроватью и диваном есть темно-синий ковер в форме… кляксы? Он часто в шерсти оболтусов, но я как хозяин не пропащий случай: только глянь на ковер, торговец, блестит же. Я ночью здесь пылесосил. В промежутке с двенадцати до часу. Так что желаешь купить?

Только не надо разглядывать стену, Гермес. Тут всего-то пять объектов не продаются. Король, принц, собаки и эта вот стена. Она экспонат, не товар. Можешь посмотреть, если не нагляделся. А я буду экскурсоводом. Во-первых, она покрыта панелями поверх кирпича – имитация огромного полотна. Ты застал момент, когда оно еще было просто белым? Момент, когда была другая стадия. Когда я еще не был королем?

Неважно.

Важно, что Кори закрашивает его в будни, пока меня нет дома. Уничтожает то, что мы успели выплеснуть в прошлые выходные. Так что то, что ты видишь сейчас, исчезнет тоже.

Что ты желаешь, непокорный упрямый бог? Думай, пока король подпевает. Фальшивит, но однозначно получает удовольствие:

– Еще один залп пуль пронзает мою кожу! Что ж, стреляй! Ведь сегодня я не позволю заставить себя стыдиться [9]!

Эту песню он обожает с две тысячи семнадцатого. Марширует по прозрачной пленке под ногами и задирает голову, выкрикивая слова в высокий потолок, чтобы пулями рикошетили обратно – в грудь или голову.

– Я никому не позволю сломить себя! Мне известно, что есть особое место, где мы можем ощущать свое величие[10]!

Тебя, чужак, он бы заметил уже давно, если бы взгляд не был прикован к той самой разукрашенной стене с отпечатками ладоней поверх разноцветных мазков истинного абстрактного импрессионизма. Его следы на комбинезоне, руках и пленке под ногами. Запах краски такой же, какой бывает у новеньких шин – яркий, резкий и бьющий прямо по голове. Краска на бутылке, краска на стене, краска на столе, краска повсюду. Может быть, если вскрыть короля, запахнет резиной, не металлом.

Король танцует уже долго. Тебя для короля не существует. Только музыка, стена с отпечатками и вино. Когда он вливает в себя очередную порцию, какая-то часть проливается, орошает пленку, умирает среди лепестков химических клумб.

По твоему лицу, Гермес, почти ничего не прочесть. Ты молчишь как партизан. И рискуешь, как партизаны, погибнуть. Потому что в какой-то момент король, конечно же, исполняет феерический разворот с импровизированным партнером и замечает твое присутствие. Ты ловишь взгляд и, наверное, сразу – в очередной раз – понимаешь: что-то не так. Король смотрит на тебя иначе. Глаза те же, форма скул, цвет волос и кожи – все, как есть и было. И тем не менее: что-то все не так.

Король не перестает плавно качаться, стоя к тебе лицом, двигает головой под нарастающий бит и голосит однотипное «о-о-о-о» между куплетами. Щеки в краске. В боевом раскрасе. Подбородок тоже. Краска повсюду, но король как будто не замечает, что даже кисти рук вымазаны в ней по запястья. Его величество держит твой взгляд с воздушной усмешкой и блеском хмельных глаз. Он делает очередной глоток, дожидается конца песни и только после подплывает к колонке на столе и обрывает готовую заново начаться мелодию.

Ты задерживаешь взгляд на круглом механизме, замечаешь, сколько на нем разноцветных пятен от испачканных краской пальцев. Что насчет звуков? Они наваливаются на тебя непомерным грузом, стоит музыке временно погибнуть? Что слышишь? Ничего, правильно? Только как дно бутылки гулко бьется о поверхность стола, а в плену хнычут нерожденные виноградные лозы.

Итак, Чоннэ. Ты когда-нибудь видел, как в кино замораживают кадр в момент аварии на дороге? Предметы застывают в полете внутри салона: монеты, зажигалки, телефоны, салфетки, сумки, бумаги, что угодно? Те мелкие детали, из которых состоят будни. И несколько секунд все как будто подвластно перестановке, перемотке, чуду. Но это просто миг. Тот самый – между прошлым и будущим. Мгновение, в течение которого думается, будто что-то можно изменить.

Но в действительности нельзя.

Когда является король, внутри меня разворачивается похожая сцена. Только миг растягивается для меня на пару часов. Могу подвигать предметы – чтобы плавали в воздухе словно в космическом пространстве, могу выйти из машины, допустим, осмотреть место аварии, попробовать изменить месторасположение людей. Да что угодно. Но, когда придет время и заморозка прекратится, все начнется с того момента и в том же виде, в каком застыло поначалу.

Думаю, уже можно сказать, что с годами я смирился. Можно рискнуть и признаться: я люблю быть там – в своей части замка, пока здравствует великий король. Я его хорошо знаю, Чоннэ. Он может не отводить взгляд все те часы, в течение которых правит, так что не жди, что вот сейчас он отвернется или посмотрит в сторону. Если только на твои громадные кроссовки. Уж больно они крылатые, беспардонный упертый воришка.

Король смотрит, и ты смотришь тоже. Что ты там себе думаешь? Уже решил, что я актер, который умеет скрывать свою истинную суть или притворяться невинным серафимом?

Хорошо, что мне никогда не хотелось иметь способность читать чужие мысли. Я бы начал путать их со своими или лезть в карманы, лишь бы спрятаться от монстров под кроватями в чужих черепных домах. Мне больше симпатична возможность отличать ложь от правды. Тогда бы знал наверняка, настоящий я или пластиковый. Я не хочу знать, что ты думаешь. Просто постарайся не думать слишком громко.

– Это была песня из фильма. – Твой голос никогда не должен был звучать в этих стенах в реальности.

Я же говорил: он у тебя весь в формулах как в татуировках, и, пока говоришь, звуки играют в «крестики-нолики» на белых кирпичах. Мне кажется, я слышу этот шорох: как мелки рисуют на асфальте.

– И? – У монарха этих стен равнодушно поднимается бровь.

Он не удивлен тому, что ты начал говорить. Как и не впечатлен тем, что ты решил сказать ему вначале.

– Не люблю мюзиклы.

– Твои проблемы. – Король пожимает плечами в кратком небрежном жесте и поворачивается лицом к столу. Там открытая