Загадочные экспедиции - Михаил Чекуров

Русская миссия в Японию[120]

В том человека украшенье

И честь, живущая века,

Что сердцем чует он значенье

Того, что делает рука.

Как-то раз очередная остановка нашего корабля для проведения океанографических замеров была сделана в районе, загрязненном отходами современной цивилизации: пробками, бутылками, пластмассовыми емкостями и др. При этом наше внимание привлек плававший у борта красный буй, как потом выяснилось, японского происхождения. У него были пластмассовый корпус, радиолокационный отражатель, миниатюрный сигнальный радиопередатчик. Разговор сразу же зашел об успехах японцев в электронике, судостроении, машиностроении — одним словом, о научно-техническом феномене Страны восходящего солнца. При этом штурман Соловьев заметил, что на заре развития японского судостроения учителями японцев были американцы и европейцы, в частности русские. Упоминание о наших соотечественниках заинтересовало присутствующих. Последовала просьба рассказать, когда и при каких обстоятельствах русские учили японцев. Геннадий Васильевич, посмотрев на часы, сказал: «Сейчас некогда, может быть, вечером, если ничто не помешает». А когда наступил вечер, мы услышали следующее.

В 1855 г. в Японию прибыли два русских фрегата — «Паллада» в Нагасаки и «Диана» в Симода. На борту первого находилась русская дипломатическая миссия во главе с адмиралом Путятиным. После благополучного завершения переговоров об установлении дипломатических и торговых отношений «Паллада» отбыла к русским берегам. Что же касается «Дианы», то она, став жертвой цунами, навечно осталась в японских водах. Члены ее команды оказались в достаточно сложном положении. Дело в том, что шла Крымская война и англо-французская эскадра атаковывала русские владения и флот на Тихом океане.

Однако, несмотря на все это, Путятин принял решение покинуть Японию на корабле под андреевским флагом. Это судно предполагалось построить на японской земле из японских материалов силами членов экипажа «Дианы». Очевидно, такое решение было продиктовано желанием произвести выгодное впечатление на японцев. К тому же среди спасенных с фрегата документов находился комплект чертежей шхуны — сравнительно небольшой и несложной по конструкции. Принять на борт всех диановцев она бы не смогла, но, очевидно, игра стоила свеч — так, во всяком случае, полагал Путятин. Для перевоза же остальных он зафрахтовал нейтральный корабль.

Узнав о намерении русского адмирала, японские власти обещали ему содействие и, как показало дальнейшее развитие событий, сдержали свое обещание. В бухте Хеда были построены вердь и кузница, там же был смонтирован токарный станок. А с целью ускорения строительства были наняты японские мастеровые, которым предстояло на ходу осваивать опыт русского судостроения, так как японские плоскодонные джонки не выдерживали никакого сравнения с русскими кораблями.

Примечательно и то, что трудная наука строительства корабля не только на практике постигалась японскими плотниками, конопатчиками, кузнецами и токарями. Полученные знания фиксировались и на бумаге специально назначенными для этого чиновниками. При этом между учителями и учениками сложились дружеские взаимоотношения. Например, японцы снабжали одеждой тех русских моряков, чья форма не соответствовала погоде, а японки угощали русских моряков деликатесами национальной кухни.

Когда же настал день спуска шхуны (ее назвали «Хеда» в честь места постройки), на церемонию прибыли представители японских властей, многочисленные зрители.

Построенный русско-японскими усилиями корабль имел длину около 21 м, ширину 6 м., две мачты с гафельным парусным вооружением, стаксель, кливер, а также шесть пар весел. При попутном ветре он развивал скорость 10 узлов, а кают-компания, каюты, камбуз, баталерка и кубрик обеспечивали нормальные условий для плавания 50 человек.

Далее события развивались следующим образом. «Хеда» вышла в море, держа курс на Петропавловск.

По прибытии в этот порт выяснилось, что русская эскадра ушла на юг, в район Татарского пролива. Туда же направилась и «Хеда». В пути она была обнаружена вражескими кораблями, которые преследовали ее, но не смогли догнать. Затем, когда отгремели залпы англо-французских орудий у русских берегов, шхуна ушла в Японию, где 25 ноября 1856 г., после ратификации русско-японского договора, была подарена японскому правительству. На месте постройки шхуны в настоящее время существует музей, где экспонируются модели «Дианы» и «Хеды».

Следующий урок судостроения, точнее говоря, судоремонта японцы получили от русских спустя пять лет после описанных событий. В то время интересы России на Тихом океане защищала эскадра, состоявшая из фрегатов, корветов, клипперов. Ввиду того что Сибирское побережье было обжито очень слабо, да и климат в русских владениях суровый (длительный ледостав), корабли эскадры для отдыха экипажей и для ремонта заходили в китайские и японские порты. Об одном из таких визитов в Нагасаки и пойдет речь. Но, прежде чем переходить к нему, следует сказать, что процесс европеизации Японии был далеко не безболезненным. В правящих кругах страны еще не успели отрешиться от негативного отношения ко всему европейскому. Привыкшие не церемониться в отношениях с аборигенами Азии, европейцы пытались перенести эту практику и на Японию, в частности пытались провозить в страну запрещенные товары (например, опиум), рассчитываться фальшивыми деньгами, наконец, дело доходило до откровенной грубости по отношению к представителям властей и даже до рукоприкладства.

Именно тогда в порт Нагасаки зашел для ремонта русский фрегат «Аскольд». Наблюдая за действиями его экипажа, горожане отмечали, что русские исправно платили за все товары и услуги. К ремонтным работам они привлекали местных мастеров, которые оказались старательными и способными учениками. Жители Нагасаки обращали внимание на то, что русские вели себя корректно, не демонстрировали своего превосходства, дружелюбно относились к японцам. Все это способствовало устранению чувства настороженности и даже боязни чужестранцев. Моряки «Аскольда» научились кое-как объясняться по-японски. Что же касается купцов, чиновников и мастеровых, то они с большим рвением принялись изучать русский. По их просьбе офицеры фрегата даже организовали что-то вроде курсов русского языка.

Впоследствии один из офицеров вспоминал эпизоды, совершенно беспрецедентные для тогдашней Японии. Русских моряков приглашали в гости, а пока хозяйка готовила угощение, они нянчили ребятишек, случалось помогали и по дому. Иногда японцы брали русских матросов под защиту, когда на них обрушивалось начальство. Японские мастеровые также поминали добром своих наставников. Они не только учились ремонтировать корабли, но и получали при этом приличное жалованье.

Однако особое расположение японцев вызвали оперативные действия моряков при тушении пожара. Возник он на территории голландской фактории и чуть было не перекинулся на жилые кварталы. Плохо пришлось бы тогда жителям Нагасаки, если бы не русские, первыми обнаружившие пожар. Их умело организованные действия (с использованием корабельных средств пожаротушения) предотвратили распространение огня.

Когда же работы по ремонту «Аскольда» закончились и настало время покинуть Нагасаки, много людей собралось на набережной, чтобы продемонстрировать русским морякам свое расположение и дружелюбие. А глава местной администрации, будучи тяжело больным, приказал принести себя в порт на носилках, чтобы лично попрощаться с русскими. Провожая «Аскольд», в море на лодках вышли жители Нагасаки, крича по-русски: «Прощайте! Не забывайте нас!»

В заключение стоит остановиться на том, что русские моряки участвовали в подготовке кадров для японского флота. А было это так.

В конце 1861 г. в порт Хокодате зашел русский корвет «Посадник». К его командиру капитану 2-го ранга Бирилеву обратился местный губернатор с просьбой помочь японским морякам ознакомиться с техникой вождения корабля европейской конструкции. Короче говоря, речь шла об учебном плавании, в ходе которого русские должны были руководить практикой японских моряков. Что же касается корабля, то им оказался барк, незадолго до того купленный японскими властями у голландцев.

Бирилев дал свое согласие и поручил обучение японцев лейтенанту Шанцу, гардемарину Генбачеву и пяти матросам, выделив запасы продовольствия на четыре месяца. Надо сказать, что задача, поставленная перед Шанцем, была не из легких: во многом мешал языковой барьер, да и сроки на подготовку были сжаты. К тому же Тихий океан, получивший свое название явно по недоразумению, преподнес немало сюрпризов.

Вступив на борт корабля, группа Шанца никого, кроме охраны, на нем не обнаружила. Когда появятся их ученики, было неизвестно. Однако все это не смутило Шанца и его подчиненных. Они немедленно приступили к освоению барка, а когда прибыли члены японской команды, началось их обучение.