Закон обратного отсчета (СИ) - Орбак Леся

— Джа, все хорошо. Можно идти, Джа.

Пророк молчит. Сидит прямо, сложив ладони на коленях, отросшие до неприличия волосы зачесаны назад. Он глядит вперед неподвижно.

— Джа? — схватив за плечи, Джен трясет пророка как деревянную куклу и понимает, что тело в руках слишком твердое, чтобы быть живым.

Джен кричит изо всех сил, шлепает Джа по щекам, но пророка больше нет. И уткнув его тело лбом в свое плечо, Джен сжимает в бесполезных объятьях пустую оболочку, и просит, вымаливает у Джа прощение.

Веки еще сомкнуты, но проснувшееся сознание не обмануть — начался новый день. Джен переворачивается на другой бок, скомканная простыня собралась под плечом грубыми складками, содранное бедро ноет. Просыпаться не хочется совершенно. Джен лежит с закрытыми глазами, уткнувшись носом в подушку. Ему душно и неудобно лежать, и запах вчерашних носков, брошенных как обычно у кровати, почему-то сейчас чувствуется отчетливо, делает воздух в спальне спертым. Невыносимо хочется ссать. И это единственная достаточно веская причина оторвать чугунное тело от постели.

Пол холодный, в щель плотно сдвинутых штор заглядывает серое, хмурое. Джен сомнамбулой плетется к двери, распахивает ее, зевая широко, по-кошачьи.

— Упс, — Савва застыла напротив, в дверях комнаты Джа, растерявшись, что стоит сделать — нырнуть назад, захлопнув дверь перед одним из хозяев дома, или поздороваться.

— Привет, — выдавливает Джен, голос спросонья саднящий, непослушный. — Чего?

— Ничего, просто ты в трусах, — замечает Савва. Сама-то она уже в джинсах и футболке Джа, схваченной узлом в районе пупка.

— Я у себя дома вообще-то, — бурчит Джен.

Уборная справа между комнатами, на расстоянии вытянутой руки. Джен запирается в ней будто в бункере. Умывается холодной водой. Привычка, въевшаяся до рефлекса, требует побриться немедленно, Джен глядит в зеркало на ощетинившийся подбородок и решает пренебречь сегодня бритвой. А может, и завтра. И в ближайшую неделю. Какой толк от старых ритуалов, если жизнь начинается новая?

— Ну что, чувак, — мысленно говорит Джен хмурому отражению. — Ты три года валил невиновных, теперь не удивляйся, что Вселенная швыряет камни под колеса.

Перемены Джен чувствует каждым позвонком. Насильственные, болезненные. Такие перемены накладывают темную пелену, сквозь которую, Джен уже знает, прорываться придется долго и мучительно. Все, что было до, отсечено как сброшенная ракетой ступень. Возможно, дальше лететь легче и быстрее, но ты к полету совершенно не готов. Ты не собирался ничего сбрасывать, тебя заставили. Тебя оторвали. И возмутиться, сделать шаг назад тебе попросту некуда. Джен слишком хорошо помнит прошлый раз, чтобы питать иллюзии. Уходить в крутое пике Джену приходилось дважды — когда он добровольцем встал под ружье, и когда впустил в дом пророчества Джа. Оба раза перемены были вызваны его — Джена — волей, его, верными или нет, но — собственными — решениями. Но то, что происходит сейчас, не похоже на выбор.

То, что происходит сейчас, похоже на смерть Тимки. Потому что, как и тогда, Джен ничего не в силах исправить.

Из кухни вкусно пахнет кофе и сырниками, если Джен правильно помнит их запах. Неплохой бонус от присутствия женщины в доме, с лихвой перекрывает наметившееся табу на перебежки без штанов до туалета. Джен, потягиваясь, спускается с лестницы в гостиную. На всех окнах распахнуты шторы — жалкая попытка заманить в комнату укутанное смогом солнце. Джен поднял с пола маленькую подушку и вернул ее на диван. Похоже, о чем-то спорили, раз подушки летали по комнате.

На кухне плюсы женской компании обнулились — у плиты мельтешит Джа. Судя по посуде в раковине, они с Саввой уже позавтракали, так что сырники он печет специально для Джена.

— Смотрите, кто из комы вышел, — ерничает пророк, жонглируя лопаткой.

Увидев Джена, Савва тянется к кофемашине, в которой уже стоит кружка.

— Капучино, да? — уточняет она прежде чем нажать кнопку запуска. — Если бы не я, он тебе поспать не дал бы.

— Покажи ему! — нетерпеливо требует Джа.

— Дай ты человеку поесть спокойно.

— Покой нам даже не снится, — хмурится Джен, усаживаясь к столу. — Что стряслось?

— Сейчас…

Пока кофемашина тарахтит, выдавливая из себя кофе, Савва роется в смартфоне. Передает его Джену вместе с кружкой. На экране — застопленное видео. Джен делает глоток и снимает Ютуб с паузы.

— В Икстерске обрушилась внешняя стена общежития Института Дизайна и искусств с первого по пятый этаж, — тараторит бесцветным голосом журналист. — В здании в этот момент находились триста тридцать девять человек. По последним данным, пострадали двенадцать студентов, они доставлены в БСМП–1 с травмами разной степени. Погибших нет.

— Я просто вышла в коридор позвонить… — говорит в микрофон испуганная девчонка. Она уворачивается от назойливой камеры, прячет взгляд и с радостью уступила бы минуту славы, но рядом высится пузатый лысеющий мужик в костюме, и Джен готов спорить, держит девчонку за локоть, чтобы не сбежала с поля зрения объективов. Подпись внизу экрана подсказывает, что студентку зовут Маргарита Гномова. — Я облокотилась на подоконник, и он развалился.

— Развалившийся подоконник, как и все здание, был отремонтирован три месяца назад по федеральной программе модернизации жилого фонда ВУЗов страны…

Джен обрывает сюжет на полуслове, отматывает несколько секунд и вглядывается в лицо студентки. Он его помнит таким же испуганным.

— А это не…

— Она самая! — Джа победно водружает перед Дженом тарелку с сырниками, перегибается через стол, почти улегшись на него грудью, пытается заглянуть в экран смартфона. — Я сомневался, но раз ты узнал ее, значит, точно она. В подвале, да?

— Похожа. Маргарита, значит. Вот не везет девчонке.

— Не свезло Юльке, — мрачно напоминает Савва. — А этой наоборот везет сказочно. Сначала вы от маньяка отбили, потом дом рухнул, а на ней ни ушиба. Неприкасаемая какая-то.

Джа встает из-за стола понурый, виноватый. Хватается за посуду в раковине.

— Аккуратней с заявлениями, — тихо, так, чтобы пророк не расслышал за шумом воды, говорит Джен Савве, да она и сама поняла, что упрек не к месту.

— «Эквитас» пытается разузнать, что там случилось, — говорит она, оправдываясь. — Я запрос скинула часа три назад, даже больше. Пока молчат. Обычно обратка прилетает быстрее. Значит, либо что-то нарыли и раскапывают, либо дело настолько глухое, что концов не сыщешь.

— Слушай, Оль, — Джен облизал ложку, которой размешивал сахар в кофе, и раздербанил ею один из сырников. — А откуда у «Эквитас» такие связи?

— От Падре, — с отвечает Савва и, поджав под себя ноги, уютно устраивается на стуле.

— А можно подробнее? Кто такой этот ваш Падре?

Савва задумалась, подняв взгляд к потолку, где на пожелтевшей от времени штукатурке будто грифелем расчерчены серьезные трещины.

— Представляется как Даниил Летов. Глубоко сомневаюсь, что это настоящее имя, ибо все, связанное с личностью Падре — тайна, покрытая тремя слоями мрака, припудренная коксом и запертая в наглухо заколоченном гробу где-нибудь посреди мексиканской пустыни, куда он периодически мотается за просветлением. По официальной легенде первую банду сколотила его mutter. Еще лет двадцать назад. Ей подрезали погоны за то, что сунула нос куда не следует. Как результат — узкий кружок обозленных на коррупцию бывших ментов решил нести veritas-aequitas. Но! Ходят слухи, что главной целью этого кружка по интересам было найти папашу нашего Падре. Он сгинул, как только ребенок впервые заорал. И пока его искали, наткнулись на ряд мутных схем и неприличных людей, которых удалось попутно вывести на чистую воду. То есть вся эта борьба с нежитью — побочный продукт недотраха.

— Как мило.

— Милого на самом деле мало. Чтобы попасть под крыло, нужно пройти семь кругов Ада и устроить ритуальное жертвоприношение с собой в главной роли.