Мера отчаяния - Донна Леон

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Буонавентура, подавшись вперед из своего кресла.

— Пожалуйста, не обижайтесь, синьор Буонавентура. — Брунетти выставил вперед ладонь. — Я хочу сказать, что Dottore Митри был бизнесменом, и весьма успешным. Уверен, что за долгие годы своей карьеры он принимал решения, неугодные многим людям, раздражавшие их.

— Люди не убивают друг друга из-за несогласия в коммерческих делах, — возразил Буонавентура.

Брунетти, знавший, как часто случается обратное, некоторое время молчал. Потом спросил:

— Можете вспомнить кого-нибудь, с кем он не ладил?

— Нет, — мгновенно ответил Буонавентура и после долгого размышления добавил: — Никого.

— Понятно. Вы хорошо знаете бизнес вашего зятя? Вы с ним работаете?

— Нет. Я управляю нашей фабрикой в Кастельфранко Венето. Она моя, но записана на имя сестры. — Видя, что Брунетти такой ответ не удовлетворяет, он пояснил: — Из налоговых соображений.

Брунетти кивнул с мученическим видом. Иногда ему казалось, что в Италии любые ужасы можно простить, если они объясняются налоговыми соображениями. Истребить семью, застрелить свою собаку, сжечь дом соседа — если вы сделали это из-за налогов, то любой судья, любой суд вас оправдает.

— Dottore Митри как-нибудь участвовал в делах фабрики?

— Нет.

— А что это за фабрика, можно спросить?

Буонавентуре его вопрос не показался странным.

— Конечно можно. Фармацевтическая. Аспирин, инсулин, множество гомеопатических препаратов.

— Вы, стало быть, фармацевт, раз контролируете процесс производства лекарств?

Буонавентура колебался, прежде чем ответить:

— Нет. Я просто бизнесмен. Складываю колонки с цифрами, слушаю ученых, которые придумывают формулы, и пытаюсь разработать успешную маркетинговую стратегию.

— И вам не нужны для этого фармацевтические знания? — спросил Брунетти, подумав о Митри, химике по образованию.

— Нет. Все дело в принятии ответственных решений. Продукция не имеет значения: обувь, корабли, сургуч — какая разница?

— Понятно, — произнес Брунетти. — Ваш зять ведь был химиком?

— Да, но он лишь начинал как химик.

— А потом?

— Он уже давно не работал по специальности.

— В таком случае, чем он занимался на своих фабриках? — Брунетти стало интересно, разделял ли Митри мысли родственника о бизнес-стратегии.

Буонавентура встал:

— Простите за резкость, комиссар, но у меня есть дела, а на ваши вопросы у меня ответов нет. Думаю, вам лучше задать их директорам фабрик Паоло. Поверьте, я ничего не знаю о его бизнесе и о том, как он его вел.

Брунетти тоже поднялся. Звучит логично. Тот факт, что Митри когда-то был химиком, вовсе не означает, что он принимал участие в повседневной работе своих фабрик. В современном мире бизнеса человеку уже не нужно разбираться в своем деле, чтобы им управлять. «Стоит только вспомнить Патту, — подумал он, — чтобы понять, насколько верна эта мысль».

— Спасибо, что уделили мне время, — поблагодарил комиссар, на прощание протягивая собеседнику руку. Тот пожал ее и проводил его обратно, до входной двери, там они расстались, и Брунетти побрел в квестуру по задворкам Каннареджо — самого красивого, на его взгляд, района в городе. А значит, и в мире.

Когда он добрался до рабочего места, большинство сотрудников уже ушли на ланч, так что он удовольствовался тем, что оставил записку на столе синьорины Элеттры, попросив ее собрать информацию о шурине Митри, Алессандро Буонавентуре. Выпрямившись и позволив себе дерзость убрать карандаш, которым воспользовался, в верхний ящик стола, он подумал, что ему хочется послать ей письмо по электронной почте. Он понятия не имел, как эта штука работает и что нужно предпринять, чтобы отправить послание, но уж очень хотелось ей доказать, что он вовсе не неандерталец в области интернет-технологий, каким синьорина Элеттра его, кажется, считает. В конце концов, ведь Вьянелло выучился, и комиссар не видел причин, которые помешали бы и ему освоить компьютер. У него была степень по юриспруденции, а она чего-нибудь да стоит.

Он взглянул на компьютер: экран темный, все устройства выключены. Сложно ли это? Ему в голову пришла утешительная мысль: может, ему, как Митри с Буонавентурой, лучше руководить, оставаясь в тени, чем уметь работать на компьютере? Пролив таким образом бальзам на рану, он отправился в бар у моста, чтобы перекусить сэндвичем, запив его стаканом вина, дожидаясь, пока его коллеги вернутся с обеда.

Они начали подтягиваться ближе к четырем (обед кончался в три), но у Брунетти уже давно не осталось никаких иллюзий касательно дисциплины людей, с которыми он работал, так что ему пришлось около часа изучать газеты в кабинете. Комиссар даже удостоил вниманием гороскоп, подивившись, что за незнакомку блондинку ему вскоре предстоит встретить, и с радостью узнал, что «вскоре он получит хорошие новости». Они бы ему пригодились.

Вскоре после четырех раздался звонок по внутреннему телефону, он снял трубку, зная, что это Патта. Брунетти показалось необычным, что предсказания сбываются так быстро. Зачем, интересно, он понадобился вице-квесторе?

— Вы не могли бы заглянуть ко мне в кабинет, комиссар? — спросил Патта, и Брунетти ответил учтиво:

— Считайте, что я уже у вас.

Пиджак синьорины Элеттры висел на спинке стула, экран компьютера светился — список имен, какие-то цифры, но на рабочем месте ее не было. Он постучал в дверь кабинета Патты и, услышав его голос, вошел.

Синьорина Элеттра сидела перед столом босса, чопорно сложив ножки; на коленях у нее покоился блокнот, в руке она держала карандаш, готовая зафиксировать на бумаге все, что скажет Патта. Поскольку последнее слово, произнесенное вице-квесторе, было «avanti», приглашавшее Брунетти, она не стала его записывать.

Патта едва обратил внимание на появление своего подчиненного, лишь слегка кивнул ему и снова занялся диктовкой:

— И пометьте, что я не хочу… Нет, лучше «не потерплю». Думаю, так будет более убедительно, верно, синьорина?

— Совершенно верно, — подтвердила она, не отрывая глаз от блокнота.

— Я не потерплю, — продолжил Патта, — чтобы полицейские катера и прочие транспортные средства использовались в личных целях. Если кому-либо из служащих… — Он прервался и добавил другим тоном, менее официальным: — Вы не посмотрите, синьорина, офицерам каких званий дозволено брать катера и машины? А потом добавьте в текст, ладно?

— Конечно, вице-квесторе.

— …потребуется служебный транспорт, он должен будет… В чем дело, синьорина? — Патта осекся, заметив смущение, изобразившееся на ее лице при последних словах.

— Может, лучше сказать «этот человек» вместо «он», вице-квесторе, — предложила она, — чтобы это не выглядело как дискриминация по половому признаку, как будто только мужчины могут просить катера. — Она опустила голову и перевернула страницу в блокноте.

— Разумеется, если вам кажется, что так правильнее, — согласился Патта и продолжил: —…этот человек должен будет заполнить соответствующие документы и получить согласие начальства. — Тут выражение его лица стало менее повелительным, словно он усилием воли заставил свой подбородок перестать походить на подбородок Муссолини. — Будьте так добры, проверьте, в чьи обязанности входит давать соответствующее разрешение, и добавьте их имена в приказ, хорошо?

— Конечно, вице-квесторе, — сказала она и, записав еще несколько слов, подняла глаза и улыбнулась. — Это все?

— Да-да, — ответил Патта.

Пока она вставала, он, не вылезая из кресла, наклонился вперед, словно это движение могло помочь ей подняться.

У дверей она обернулась и улыбнулась им обоим.

— Документ будет готов завтра утром, вице-квесторе, — сообщила она.

— Не раньше?

— Боюсь, что нет, вице-квесторе. Мне нужно просчитать наш бюджет на следующий месяц. — Ее улыбка являла собой смесь сожаления с упорством.

— Разумеется.

Синьорина Элеттра кивнула и покинула кабинет, закрыв за собой дверь.

— Брунетти, — начал Патта без лишних проволочек, — как развивается расследование по делу Митри?

— Сегодня я беседовал с его шурином, — ответил комиссар, которому было любопытно узнать, доложили ли уже Патте об этом обстоятельстве или нет. Шеф остался невозмутим, и комиссар заключил, что нет. — Мне также стало известно, что за последние несколько лет было совершено еще три убийства, где в качестве орудия использовался шнур в пластиковой оплетке, вероятно, электрический провод. Похоже, на жертву всякий раз нападали сзади, как и в случае с Митри.

— Что за преступления? — спросил Патта.

— По всей вероятности, это были казни по приговору мафии.

— В таком случае, — твердо сказал Патта, отметая всякую возможность возражений, — они не имеют никакого отношения к нашему делу. Убийца Митри — помешанный, какой-то фанатик, которого толкнуло на преступление… — Тут Патта то ли потерял нить, то ли вспомнил, с кем разговаривает, и внезапно осекся.