Мой испорченный рай - Дж. Б. Солсбери

выключить его до того, как он разбудит Гранта. С трудом высвобождаюсь из-под него и пробираюсь к изножью кровати. Парень стонет во сне, но не просыпается.

На цыпочках пробираюсь к своей сумке и беру походную одежду, обувь, камеру и оборудование. Собираюсь в ванной, надеваю бейсболку и беру ключи Джейка с крючка на кухне. Наполняю бутылку водой и думаю, не стоит ли мне выпить кофе, может быть, съесть кусочек фрукта…

— Уже уходишь? — глубокий голос раздается у меня за спиной.

Резко оборачиваюсь и хватаюсь за грудь.

— Черт, Матео… — выдыхаю я его имя. — Ты напугал меня.

Он одет так, будто собирается на пробежку: в джоггеры, футболку без рукавов и кроссовки.

— Ты знаешь мое имя. — Кажется, это его удивляет.

— Ты ведь спас мне жизнь. — Неужели он думал, что я не знаю? Что заставляет меня задуматься. — Хочешь знать мое имя?

Его выражение лица трудно прочитать под тенью бейсбольной кепки, но могу поклясться, что парень кривится.

— Не очень.

Придурок. И подумать только, вчера вечером я беспокоилась о том, ужинал ли этот парень. Бормочу раздраженное: «Без разницы» и направляюсь к двери.

— По какой тропе пойдешь?

Держа руку на дверной ручке, я подумываю о том, чтобы вообще проигнорировать его. Но мне слишком любопытно узнать, откуда, черт возьми, он узнал, что я собираюсь в поход. Я медленно поворачиваюсь к нему лицом.

— Каина-Пойнт. — Я прищуриваю глаза. — Как ты узнал, что я собираюсь в поход?

— Слышал тебя. — Он показывает вверх, и темные татуировки на его руках с бесконечными мускулами вызывают у меня иррациональную злость. Окно его спальни находится прямо над террасой, где я рассказывала о своих планах вчера вечером.

— Для кого-то, кому не интересно знать мое имя, ты производишь впечатление преследователя.

Парень опирается бедром на столешницу, ни на секунду не отрывая от меня глаз.

— Преследование подразумевает, что я скрываю свой интерес.

— А ты заинтересован? — Почему я так задыхаюсь?

Он хихикает.

Я отшатываюсь назад. Он смеется надо мной? Нет, хуже, он смеется над самой идеей, что я могу быть ему интересна.

— Ты не в моем вкусе.

— Это не то, что я…

— Я спрашиваю только потому, что если твои навыки в походе чем-то похожи на навыки плавания, то твоя подруга захочет знать, куда посылать поисково-спасательную службу.

Мой взгляд становится жестче.

— Придурок с комплексом героя.

Его челюсть напрягается.

— Невежественная хаоле без инстинкта самосохранения.

Боже, этот человек выводит из себя.

И ужасает. Я должна держаться на расстоянии, потому что, когда я рядом с ним, он заставляет мои нервы трепетать, как будто мое тело подключено к проводу под напряжением. И не знаю, хочу ли я потереться о него или убежать и спрятаться. Его присутствие нервирует. Его аура тяжелая, темная и хмурая.

Я поднимаю руку.

— Хватит. Я не буду тратить на тебя свет.

Убедившись, что держу голову высоко поднятой, я ухожу от него сжав челюсть. Оказавшись на улице и за углом, я выдыхаю и съеживаюсь.

Солнце быстро поднимается над горизонтом, и это разжигает огонь под моей задницей. Я нахожу машину Джейка, припаркованную на улице. Открываю окна, чтобы выветрить вонь травки. Наконец, я отправляюсь в свое первое настоящее одиночное приключение за пределами родного штата.

В радиоприемнике Джейка сплошные помехи, и после прослушивания кассеты в его кассетном проигрывателе, я выбираю тишину. А это значит, что я вынуждена сидеть со своими мыслями, которые колеблются между ненавистью к Матео и тем, что он меня интригует. У этого парня есть своя история, и по какой-то причине, я не могу определить, хочу ли знать, что это за история. Я перечисляю все, что знаю о нем. Он злой, но при этом спас мне жизнь. Он великолепен, но в ужасающем смысле. Его мрачное присутствие занимает пространство, и все же он живет в доме как призрак.

Устав от мысленного перетягивания каната, я вытесняю все мысли на задворки сознания, когда подъезжаю к началу тропы. Переключившись в творческий режим, тянусь к фотоаппарату. Моя рука замирает в воздухе над сумкой с оборудованием, в которой, как я знаю, нет самого важного устройства, потому что я держала его в руке, когда шла на кухню.

Я забыла свою чертову камеру!

Запускаю обе руки в волосы и кричу. Дурацкий Матео и его еще более дурацкие татуировки и мышцы превратили мой мозг в яичницу-болтунью. И вот я здесь, безнадежно неподготовленная к тому, что могло бы стать единственным событием, изменившим всю мою жизнь.

Опускаюсь лбом на кулаки на рулевом колесе, находясь на полпути между желанием заплакать и поджечь что-нибудь. Я просто вернусь и заберу камеру. Конечно, я пропущу «золотой час», но целый день не потерян.

Если буду ехать достаточно быстро, то смогу вернуться назад… Яркие фары проносятся через всю стоянку. Лучи обжигают мне глаза через зеркало, когда машина направляется к парковочному месту рядом со мной. Я хочу наброситься на этого придурка и спросить, какого хрена из всех мест на парковке ему нужно было притираться ко мне.

Изобразив свой лучший злобный взгляд, я смотрю на белый джип. Когда водитель выходит, мои глаза расширяются. Матео? Он подходит к моему окну и протягивает мне камеру.

На его губах дерзкая улыбка, и если бы меня не раздражало то, как сексуально эта ухмылка выглядит на нем, я бы расплавилась в луже собственных жидкостей при виде ее.

— Подумал, что тебе это понадобится. — Он протягивает мне фотоаппарат.

Я оцепенело беру его у него и кладу на колени.

— Ты следил за мной? — Вкладываю в эти слова всю обиду, на которую способна.

Добавьте к дерзкой улыбке поднятие бровей и… Сукин сын. Почему у него не может быть гнилых зубов и волосатой родинки на носу?

— Ты сказала мне, куда идешь.

— И ты воспринял это как приглашение?

Он указывает на камеру у меня на коленях, выражение его лица вопросительное, как бы