Суррогат мечты - Григорий Крячко

Час спустя, уже заметно посвежевший и походящий на более или менее приличного человека, Иван вышел из подъезда, быстро огляделся и не спеша зашагал по улице. Через плечо, оттягивая его, болталась большая спортивная сумка, хлопая нашитым сверху карманом по боку ходока. Хоть и еще стояло утро, народ почему-то повыползал из своих жилищ. Вряд-ли он радовался зарождающемуся летнему дню. На лицах прохожих читалось нешуточное беспокойство. Иван удивленно вертел головой и решительно ничего не понимал: телевизора у него не имелось, газет не читал, а спрашивать у первого же встречного о причинах странного волнения не хотелось — чересчур подозрительно.

Военных стало еще больше. Постоянно попадались тяжелые грузовики, из кузовов выглядывали сидящие там вооруженные солдаты. Над головой то и дело месили пропитанный рассеивающимся туманом воздух вертолеты, рычали двигатели. А когда по уже лишенной асфальта и посыпанной гравием окраинной улице проползла, сотрясая землю и плюясь жирной копотью, колонна танков, Иван и вовсе оробел. У вояк затевалось нечто грандиозное. Сюда была уже стянута крупная ударная группировка, даже если не брать во внимание и так стоящий буквально в паре километров от Города гарнизон войск коалиции. Но его многократно усилили. Зачем?!

Иван оглянулся. Творилось нечто вовсе невообразимое. Уродуя асфальт траками широких гусениц, прямо на него ползла вереница тяжелых военных тягачей. Плоские, приземистые машины буквально вминались в землю. В домах дребезжали стекла. От рева, гула и грохота аж закладывало уши. К фаркопам машин были прицеплены артиллерийские орудия. Насколько Иван мог понимать в силу своих познаний в военной технике, дальнобойные пушки. Ну и дела! Артиллерия-то тут зачем? Иван отскочил к стене ближайшего дома, двухэтажного деревянного барака, и инстинктивно вжался спиной в деревянную обналичку. Ему было страшно от этого невообразимого, невиданного доселе в Городке обилия вооруженных людей, грозных, дышащих разогретой смазкой, солярой, сталью и смертью машин, грохота, рева, гула и предчувствия чего-то страшного, неотвратимо надвигающегося все ближе и ближе.

Иван прошел еще немного по улице, и она вывела его на большой пустырь. Это была окраина Городка. На пустыре, за стадионом и большим, заросшим крапивой и полынью оврагом находились выселки, целый сектор деревянных домов и бараков. Туда и держал путь Иван. Там, в одном из добротных домов жил скупщик разнообразных находок ходоков, деятель по прозвищу Гусь. У него водилось большое хозяйство, небольшой пункт приема металлолома и цветмета, на котором он в свое время, когда ходоки только начали шастать в девяностые годы в относительно безопасную еще зону отчуждения, наварил неплохой куш. Народ знал Гуся, и ему волокли все, начиная от алюминиевых сковородок и кастрюль до титана, меди, нержавейки и прочих ценностей. Гусь все проверял дозиметром, и если уровень фона не превышал допустимого (по его личным меркам), то принесенное стаскивалось в большой сарай со стенами, обитыми листами свинца и армированной резины. Шли годы, Гусь стал кем-то вроде местного полукриминального авторитета, своего рода деревенским князьком. Он взял «под крышу» окрестные киоски, магазинчики, автомойки и даже агентство ритуальных услуг. Злые языки говорили, будто он сделал это из добрых побуждений, чтобы там занимались его усопшими раньше времени конкурентами. А когда грянул Второй Взрыв, Гусь, установив нужные связи и моментально разобравшись, что к чему, взялся за скупку разных интересных вещиц, приносимых ходоками.

Вещицы эти зачастую обладали странными и подчас откровенно опасными свойствами. К примеру, кусок спрессованной земли с вкраплениями чего-то красного был весьма радиоактивен, но в момент останавливал кровь и буквально за полчаса затягивал средних размеров рану. Небольшой кристалл неправильной формы вызывал жжение и неприятный зуд, если к нему прикоснуться, зато, будучи запиханным в рюкзак, «съедал» неведомым образом добрых килограмм десять веса. Угольно-черная овальная гладкая лепешка, если ее с силой бросить на землю, взрывалась, как ручная граната, а решись ее кто-нибудь медленно нагревать в костре, то могла гореть всю ночь, давая тепло не хуже кубометра дров, причем хватало ее на три-четыре костра. Главное — распалить хоть небольшой костерок, а дальше все пойдет как надо. Сияющий, ледяной на ощупь шар величиной с голову ребенка способен был в разы повышать выносливость организма, сунув его за пазуху, можно было бежать хоть весь день и не устать при этом. Правда, в таком режиме организм и требовал пищи и воды, как сумасшедший.

Как только Саркофаг над ЧАЭС взорвался, и в судорогах чудовищных по своей силе и продолжительности выбросов родилась Зона, уже нашлись те, кто захотел понять, что же произошло. Не успела еще земля остыть от пролитого на нее огня убийственной энергии, как по ней уже крался, согнувшись в три погибели, прячась и сторожась малейшего шороха, первый ходок. И к Гусю потекли первые находки, обнаруженные отчаянными сорвиголовами возле неизвестных пока никому ловушек.

Некоторые из «сюрпризов» оказались смертельно опасными. Гусь сам несколько дней назад едва не погиб, когда попробовал открыть принесенную кем-то из ходоков обычную консервную банку, только ставшую вдруг аномально тяжелой — добрых двадцать килограмм. Все прекрасно понимали — на земле нет и не может быть вещества, создавшего бы такую массу в столь маленьком объеме. А вот Гусь решил вспороть банку, дабы определить: что это за ящик Пандоры? В итоге из жестянки со свистом вырвалась струя черного газа, едва не превратившая торгаша в соответствующего цвета статую. Горе-исследователь кое-как спасся и потом добрых часа три торчал на улице. Банка исчезла, как будто испарилась, а вот все в подвале, где Гусь решился искать правду, превратилось в угольно-черный материал, напоминающий графит. После этого торговец однозначно решил с опасными игрушками не шутить и даже складывал их от греха подальше в специально отстроенный из добротных бревен сарай, где даже приготовил стальной сейф большого объема, разделенный внутри на ячейки — шкафчики.

Куда и кому уходили потом из затянутых в толстые электромонтажные перчатки руки Гуся разнообразные находки — никто не ведал, да и не стремился. Меньше знаешь — крепче спишь. Платил торговец хорошо, тем более что был в своем нелегком и опасном деле безусловным монополистом. Власти еще пока, не обладая достаточной для этого разворотливостью, только соображали, что это такое выросло у них под боком, буквально неделю назад приняли статью в Уголовный Кодекс о наказании за незаконное пересечение периметра аномальной зоны, а про диковинные находки ходоков еще ни слова не было упомянуто. Простой народ выносливый. Выносит и вытаскивает все. Следовательно, на ум напрашивается гениальное до безобразия решение: если пока не запрещали, значит, можно! Главное, не светиться на глазах служителей закона. Уж тем только палец покажи, а они знают, какой грех.

…Спустившись с косогора, на котором поселяне всегда сажали картошку, Иван зашагал по пыльной проселочной улице. Туман рассеялся, солнце начало нещадно припекать. Скоро пришлось даже снять джинсовую куртку, свернуть и положить поверх сумки, пропихнув под ремень, чтобы не упала. Небесное светило стояло в зените и проливало на землю нестерпимо яркие и жгучие потоки лучей, грозя сжечь все вокруг. Однако за горизонтом виднелись края клубящихся облаков. Там была Зона. Некая странная погодная аномалия не позволяла тучам рассеиваться над областью заражения, и там вечно стояло пасмурное ненастье. Чистое небо, солнце и звезды проглядывали очень редко.

Навстречу пропылил старенький «Днепр» с коляской, сидящий за рулем мужик навалил на люлю здоровенную охапку досок, обшарпанный мотоцикл взревывал мотором, но тащил исправно. Пиломатериал ощетинился в разные стороны, громыхая на каждой кочке. Иван посторонился, пропуская аборигена. Где-то за забором мычала корова, квохтали куры, гавкала сторожевая собака. Дома доброжелательно глядели на мир аккуратными окошками, палисадники сверкали свежей краской, у многих домов на клумбах цвели цветы. Деревенская пастораль поражала своей безмятежностью и красотой. Даже не верилось, что совсем рядом, буквально в паре десятков километров расстилаются владения Ее Величества Смерти, гибнут люди и бродят выходцы из бредовых снов параноика.

Иван уже сам ощущал, насколько глубоко засела Зона внутри него, не желает отпускать, пропитала своим дыханием напоенного запахом тлена, ржавчины и сырости ветра каждую клетку его тела, каждую складку одежды, каждый волос, вздох, биение сердца. И мысли о том, что он рано или поздно, накопив достаточно денег, уедет отсюда куда глаза глядят, иногда казались Ивану просто нелепыми. Зона его просто не отпустит. Ходок, не умерший в первую же ходку и не сбежавший сам от невыносимого ужаса, уже навеки становился рабом проклятой земли.