Павильон Зеленого Солнца - Юлия Чернова

Они свернули с набережной. Элен знала, что во время войны сильнее всего пострадали южные кварталы столицы. Вместо разрушенных домов, которые не успевали восстановить, разбивали скверы. На одном из таких необъятных скверов и раскинулась выставка цветов.

Элен уже слышала доносившиеся издалека звуки музыки — столь характерные для Тайана напевы флейт и перезвон колокольцев. Народу вокруг становилось все больше. Элен без удовольствия подумала, что сейчас снова очутится в толпе.

Удивлялась только, что музыку не перекрывает невнятный гул, столь характерный для людских сборищ.

Лестница вела вверх, к воротам из хризантем. Темно-розовые и фиолетовые цветы сплелись в замысловатом узоре, образуя узкие высокие створки. Пройдя сквозь них, Элен с инспектором оказались на широкой насыпи, по которой двигался людской поток. Здесь царило благоговейное молчание. Только звуки музыки, шелест шагов, восхищенные взгляды и жесты восторга.

Элен взглянула вниз, и у нее перехватило дыхание. Она ожидала увидеть отдельные букеты, всевозможные орнаменты из цветов, даже картины. Но ей открылось некое подобие театральной сцены. Вместо декораций были цветочные навесы, вместо актеров — фигуры из цветов.

Вот под цветочным пологом замерли двое влюбленных. Девушка так низко склонилась в поклоне, что лица ее почти не было видно — только черная масса волос раскинулась по бледно-лиловому одеянию. Юноша опустился на одно колено, пытаясь поднять возлюбленную.

Элен не представляла, что из цветов можно создать такое. Конечно, она догадывалась, что под цветами скрыт металлический каркас, но удивляло не то, как ловко были цветы нанизаны на металл, и даже не время и силы, потребовавшиеся для столь кропотливой работы. Поражало другое. Тонко и гармонично были подобраны цвета — даже многокрасочный узорчатый пояс, стягивавший кафтан юноши, не выглядел пестрым. Ладони девушки слегка просвечивали розовым, как просвечивает ладонь, подставленная солнцу. Но более всего трогала сердце выразительность поз. Фигуры казались живыми.

Элен порывисто обернулась к Ямуре, намереваясь бурными восклицаниями выразить свой восторг, но вовремя прикусила язык, вспомнив, что громогласные высказывания здесь не в почете. Сгодилось бы несколько изысканных жестов, но Элен не стала себя затруднять. По лицу инспектора и так блуждала улыбка, близкая к самодовольной — можно было подумать, что он лично потрудился над каждой фигурой. Элен заметила, что многие из тайанцев поглядывают на нее с гордостью — видела ли подобное в своей стране? Стараются потесниться, чтобы позволить иностранке все хорошенько рассмотреть. Элен воспользовалась их любезностью. Пожалела, что Патриции нет рядом. Дорогая подруга умрет от отчаяния, узнав, какого зрелища лишилась. Даже Эндо не утешит.

Она медленно продвигалась в общем потоке, стараясь не задерживаться, не мешать остальным. Но неожиданно застыла как вкопанная возле одной из композиций.

Из переплетения цветов возникла женская фигура. Верхнее, безрукавное платье было густого розового цвета, нижнее — чисто-алого. Дама вытянула вперед правую руку, веером прижимая что-то к земле. Левой рукой поддерживала складки длинного одеяния.

И наряд дамы, и поза были слишком хорошо знакомы Элен. Она видела увеличенную картинку с чайника — ловлю светлячков.

Почувствовав, что ее тянут за рукав, Элен обернулась и поймала многозначительный взгляд инспектора. Опомнившись, двинулась вперед. Композиции продолжали радовать взгляд и поражать воображение, но Элен не могла уже всецело предаться созерцанию. Вероятно, Ямура почувствовал это, потому что вскоре увел ее с площади.

Вновь оказавшись на безлюдной набережной, Элен сказала:

— Вряд ли тот, кто нынче создавал из цветов иллюстрации к поэме, видел злополучный чайник. И все же словно брал за образец.

— За образец брались строки поэмы…

Элен кивнула, и некоторое время они говорили о цветах, совершенном искусстве создателей композиций и о том, как важно исцелять зрение людей, видевших ужас и безобразие войны.

— Не будь я под надзором, — кокетливо взмахнула ресницами Элен, — непременно отправилась бы на «цветочном поезде» по всей стране.

Ямура улыбнулся, но данную тему предпочел не обсуждать. Немного помолчав, Элен серьезно спросила:

— Коллекционера до сих пор не известили о смерти племянницы?

— Известили. Удалось связаться через посольство. К сожалению, новость так потрясла старика, что он слег. Единственное успел сообщить, что в коллекции у него пять предметов работы мастеров Цуна.

— Включая чайник?

— Нет. О чайнике он вообще вспомнил с трудом. Сказал, что еще полгода назад отдал «эту вещицу» племяннице. Даже не в подарок, а чтобы продала, когда соберется порадовать соседей — обновить что-нибудь в Павильоне. Конечно, настоящей драгоценностью он бы не пожертвовал.

Элен поджала губы, вновь обидевшись за чайник.

— Я столько слышала о фарфоре Цуна…

— Хотите увидеть? — не договорив, инспектор взглянул на часы. — Ладно, пойдемте, только скорее. Вам пора возвращаться в отель.

— Боитесь, преступник не успеет до меня добраться? — полюбопытствовала Элен.

— Вот именно, — усмехнулся Ямура. — Идемте. Музей неподалеку. Там множество любопытных экспонатов, в том числе знаменитая коллекция из Фарфорового города…

Элен сразу вспомнила рассказы Патриции о том, как на раскопках археологи сдували пыль с черепков. Вообразила стеклянный колпак и гордо покоящийся под ним осколок изразца; красующуюся рядом ваз — без дна и без горла, чайник с отбитым носиком и прочее и прочее. Музейная экспозиция виделась ей в тот миг собранием хлама.

— Знало бы начальство, как вы проводите допросы, — произнесла Элен, взяв инспектора под руку и бросив на него долгий взгляд из-под полуопущенных ресниц.

…В залах было тихо и прохладно. Почти в каждом — юноша или девушка с мольбертом, сидя в углу, торопливо делали набросок за наброском. Элен обнаружила желание застывать возле каждой витрины — экспозицию открывала выставка старинных тайанских одеяний, — но Ямура неумолимо тянул вперед. И отпустил ее только в зале, посвященном фарфору. Элен тихонько вздохнула. Как прежде она не представляла, что можно соорудить из цветов, так теперь поняла полную свою неосведомленность в отношении изделий из фарфора.

В центре зала возвышался фарфоровый павильон. Тонкие бледно-зеленые колонны, точно молодые побеги бамбука, тянулись вверх, поддерживая изогнутую крышу. Фарфоровые ширмы разгораживали павильон на четыре комнаты. Фарфоровые ларцы, столики, высокие напольные вазы составляли убранство. Каждая комната имела отдельный выход. У дверей одной стояли маленькие фарфоровые деревца, осыпанные белыми фарфоровыми цветами. На деревьях с другой стороны дома пламенела осенняя листва. С третьей стороны дом ограждали заросли фарфоровых ирисов — тонкие стебли, хрупкие чашечки цветов.

— Дворец «Времена года», — промолвил Ямура. — К сожалению, это реконструкция, выполненная современными мастерами. В покоях настоящего дворца уместился бы весь этот музей.

— Да, Пат рассказывала — от дворца остались одни колонны.

Ямура кивнул:

— По ним и восстанавливали. И — по описаниям из поэмы.

— А город…

Элен не договорила, но Ямура понял ее вопрос.

— Нет, восстановить Фарфоровый город невозможно. В девятнадцатом веке он был почти полностью разрушен землетрясением. Раскопки начались перед самой войной. Говорят, археологи успели немногое. Впрочем, я не специалист.

— Боюсь, специалисты тоже не надеются. — Элен не могла отвести взгляда от фарфоровых цветов. — Патриция пришла в отчаяние, услышав о бомбежках. Эндо сказал, все превратилось в пыль.

— Да. Там рядом были партизанские базы… Фарфоровый город — утрата для всей страны, для наших детей, внуков и правнуков. Фарфоровый город… — Ямура вдруг осекся и пробормотал несколько слов по-тайански.

— Инспектор? — требовательно и вопросительно позвала Элен.

— Извините, мне нужно позвонить.

Не дожидаясь ответа, Ямура быстро вышел. Элен внимательно посмотрела ему вслед и медленно двинулась вдоль шеренги ваз, некоторые из которых были выше ее ростом, а некоторые могли уместиться на ладони. К тому времени, как инспектор вернулся, Элен скрепя сердце вынуждена была признать, что ее чайник — не более чем сувенир. Последним доказательством послужила ваза, выполненная в виде огромного красного дракона.

— Пора, — решительно сказал инспектор, беря ее за руку.

Элен взглянула исподлобья, но, убедившись, что никаких объяснений Ямура давать не намерен, решила временно не настаивать. Последовала за инспектором с видом полной покорности судьбе.

Ямура шел быстро, но Элен не собиралась носиться по набережной вприпрыжку, ломая каблуки, и ему пришлось приноравливаться к ее шагам. Элен приняла это как должное. Возмущало другое. В последние минуты перед расставанием — ведь на пороге отеля им предстояло проститься — Ямура обязан был бы глаз с нее не сводить. А он смотрел под ноги и думал о чем-то своем! Элен тоже решила на него не глядеть. Поэтому еще издалека заприметила двух человек, суетившихся возле автомобиля. Завидев инспектора, оба кинулись к нему навстречу. Элен догадывалась — с каким известием.