Ромео - Тайтл Элис

— Потом секс вообще перестал его интересовать. — Она поколебалась. — Во всяком случае, со мной.

— А с кем, как вы думаете, он хотел бы его иметь? — спросил Аллегро.

Синтия уставилась на свои колени. Она не всхлипывала, но слезы ручьями катились по ее щекам.

— Я не уверена.

— Но вы могли догадываться, — вкрадчиво произнес Аллегро.

Она ответила не сразу. Голова ее по-прежнему была опущена, упавшие волосы скрывали лицо. Детективы не торопили ее с ответом. Они видели, что в этом нет необходимости.

Она подняла голову и откинула назад волосы. Лицо ее исказилось от злости, узкие плечики затряслись, когда она вдруг быстро-быстро заговорила. Словно торопилась все высказать и разом покончить с этим делом.

— Он писал доктору Розен почти каждый день. Эти дикие, нелепые объяснения в любви. Они валялись повсюду. Его и не волновало, что я могу их прочитать. Может, он даже хотел, чтобы я их читала. Я не знаю, посылал он их или просто пересказывал на приеме у нее. Но я чувствовала, что уже на пределе. Меня бесили не только эти записки. Вообще… все. В конце концов я не выдержала, приказала ему убираться. Он сказал, что я все не так поняла, что он по-прежнему меня любит и что одно другому не мешает. — Она наконец остановилась, чтобы перевести дух. Покачала головой. Лицо ее было мокрым от слез. — Она не помогала ему. От ее лечения ему стало еще хуже. — Она перевела измученный взгляд с Аллегро на Вагнера. — Неужели она этого не видела?

Повисло долгое молчание, которое первым нарушил Аллегро.

— У вас не сохранились какие-нибудь записки, которые писал ваш муж доктору Розен?

Брезгливо поморщившись, она покачала головой.

— Нет, конечно, нет.

— А как вы думаете, он еще хранит их?

Она пожала плечами.

— Я давно не была у него.

Вагнер и Аллегро обменялись взглядами. Мог ли Перри до сих пор держать их у себя? Или все-таки отослал их Мелани? И хранила ли их Мелани? Как бы то ни было, во время обыска в ее доме записок не обнаружили.

— Вы следили за репортажами о зверствах Ромео, миссис Перри? По телевизору, в газетах? — спросил Вагнер.

— Нет.

— Их трудно было пропустить, — не унимался Вагнер.

— Я редко смотрю телевизор.

Оба детектива устремили взгляды на стоявший у окна телевизор.

— Я хотела сказать, что кое-что видела, правда, давно, — призналась она. — Это так мерзко. Почему люди проявляют такой нездоровый интерес к этому… — Она поежилась.

— Вы не знали никого из других убитых женщин? — спросил Аллегро.

— Нет. А откуда я могла их знать?

— А Робби? — подхватил Вагнер.

— Нет, — резко ответила Синтия Перри. — И, кстати, он терпеть не может, когда его так называют. Роб. Ему нравится, когда его зовут Робом.

— Миссис Перри, вы так уверенно заявили, что Роб не знал никого из тех женщин. Я бы сказал, слишком уверенно для человека, который не интересовался убийствами, — многозначительно произнес Вагнер.

Она чуть скривила рот.

— Ну, хорошо. Я видела их фотографии в газетах. В одиннадцатичасовых сводках новостей. Слышала их имена. В этом городе, пожалуй, только мертвый не знает о Ромео. Насколько мне известно, Роб не был знаком с теми женщинами. Да и откуда он мог их знать? Где мог с ними познакомиться? Он совсем не из их круга. После увольнения он, в основном, сидел дома. Редко когда выходил.

— Но он же посещал врача, — заметил Вагнер.

Синтия отвернулась. Трудно было угадать, о чем она думает.

— Да, он не пропустил ни одного приема, — с горькой иронией подтвердила она.

Уже на пороге Вагнер обернулся, чтобы задать еще один вопрос.

— Ваш муж любит Гершвина?

— Кто такой Гершвин?

— Композитор. Вы никогда не слышали, чтобы Роб ставил запись «Голубой рапсодии»? Может, вам попадались где-нибудь в доме такая пластинка, кассета, компакт-диск?

Она медленно покачала головой.

— Он не был меломаном. Его страстью был телевизор. Роб был помешан на игровых шоу. Став безработным, он целыми днями смотрел их. — И, уже вдогонку, с грустью в голосе добавила: — Казалось, он знал ответы на все вопросы.

Ромео, как все серийные убийцы-маньяки, сначала погружается в «ауру». На этой стадии происходит его отчуждение от реальности. Это период интенсивного осмысления будущего замысла, построения его канвы… рождения причудливых форм романтического флирта. Это приносит удовлетворение, но лишь отчасти.

9

«Ты терзаешь мне душу, девочка моя».

Ромео чувствует резь в глазах. Звонкий девичий крик стоит в ушах, эхом разносится по комнате. В этом вопле злость, упрек, разочарование. Он уже не может его слушать. Но от него не убежать, не скрыться. Он просачивается в поры кожи, оставляя на ней гноящиеся раны. Обнаженный, он лежит на кровати, поглаживая плодящиеся на нем рубцы, пытаясь унять зуд. Руки легко и нежно скользят по лицу, по всему телу.

Видишь, каким нежным я могу быть? Каким любящим и ласковым?

Гнойники исчезают, кожа его опять девственно чиста. Он прижимает руку к сердцу. Его биение сильное, ровное. Каким и должно быть.

Он берется за дневник Мелани, одновременно включая проигрыватель. Звучат первые аккорды «Голубой рапсодии».

…но мое страдание, как нам с тобой известно, и есть искупление грехов.

Он улыбается. Кончились твои страдания, любовь моя. Ты была права, Мелани. Ты не похожа на других. Наша связь была особенной. Я столько сил приложил к этому. Стараясь сделать так, чтобы нам обоим было хорошо. Добиваясь полного избавления от страданий и для тебя, и для себя.

Тень пробегает по его лицу. Так почему же тогда он до сих пор страдает? В чем он ошибся? Почему в душе его звучит этот горький упрек? Почему преследует его? Раскаяние Мелани должно было изгнать его. Что не сработало?

Лицо его уже перекошено от ярости. Мелани обманула его. Как и те, другие. Сука. Шлюха чертова. Дешевка. Такая же, как все.

Музыка теперь раздражает его. Он выключает проигрыватель и мысленно прокручивает в памяти свою последнюю встречу с Мелани, пытаясь все-таки понять, в чем была ошибка. Ее. Его. Что он сделал и чего не сделал. Где, на каком этапе, она обманула его ожидания.

Постепенно сознание вырисовывает совсем иные образы. Теперь уже не Мелани ждет от него подарка в виде наказания и избавления от страданий. Сара. Вот кого он так долго искал. Вот уж кто достойный соперник. Он перелистывает дневник Мелани.

…как я завидую таланту Сары абстрагироваться от прошлого, прикрываясь едкой бранью. Как мечтаю о том, чтобы так же, как она, «посылать всех на…». Возможно, если бы мне не пришлось всю жизнь играть роль доброго доктора, я бы не была так строга к ней. А я столько лет пыжилась, изображая из себя ангела-хранителя. Какой фарс.

Ромео закрывает глаза. Явственно видит перед собой Сару. Мысленно воспроизводит серию своих поступков. Письмо и медальон — это только начало. А сколько еще впереди.

Фантазия бушует. Он так живо и четко представляет каждый свой будущий шаг. На этот раз он уже не допустит ошибки.

Игра воображения достигает пика. Он поглощен созерцанием Сары, мысленно раздевает ее, готовит к действу. Эти длинные мускулистые ноги, мальчишески женское тело, взгляд упрямой девчонки. Мелани ей не чета. Да и те, другие, тоже. Наконец-то он нашел ценную добычу.

Ммм. Это возбуждает. Предвкушение настоящей битвы, следом за которой грядет капитуляция. Сара втайне мечтает об этом. Уж он-то знает, как страстно она этого хочет, хотя и не признается. Он раскроет ей глаза. Разбудит ее. Спасибо Мелани. Она так любезно поделилась с ним секретами о Саре.

Он начинает понимать, в чем ошибся с Мелани. И с теми, кто был до нее. Все они оказались слишком слабыми противниками. Не о таких он мечтал. Они сдались слишком быстро, слишком легко. Им нужна была только боль, но не освобождение, которое он мог им принести своим возмездием. Их сердца оказались глухи. С Сарой все будет по-другому.