Неонигилизм - Андрей Никифорович Андреев

Но вся она есть организм очень сложный, в котором как в человеческом теле, плавают клетки, живут люди клетки. И если в человеческом организме, клетка далеко по сознанию ниже самого человека, то насколько же психика солнечной системы выше самосознания клетки-человека плавающего в ней. И как психика еще выше в микрокосме. Называйте эту жизнь Богом, Логосом, Субстанцией — сущность от этого не изменится.

Вот истинное логическое рассуждение. И действительно: „как мертвой матери — земле рождать живых детей“.

....Всю лекцию можно было понять как призыв к самоусовершенствованию; что „сущность вещей по его мнению мы до сих пор не знаем т. е. знаем вещи не такими, как они есть на самом деле, а только такими, как они нам представляются, — значит и себя, как человека, как „Я“, мы знаем не таким как он есть-ноумена —, а только как феномена. Человек есть организованное тело, — микрокосм, обладающее соответственно своей сложности психикой, которая в свою очередь является показателем сложности тела.

Значит, материя, атомы, или что-нибудь другое, комбинируясь между собой при соединении в организованные тела — от простейшего не органического, как кристалл, до сложного, от муравья до человека и быть может выше, но нам еще неизвестное, — получает как бы изнутри себя психику, величина которой пропорциональна химической сложности тела.

Но так как человек существо сознательное, даже больше, то он может направлять себя в ту, или другую сторону, увеличивать свою сложность и свою психику — совершенствоваться до бесконечности. И очевидно вопросы, не разрешимые еще теперь, все же будут объяснены впоследствии, тем более — раньше ученых было по одному на миллион человек, то теперь, когда каждый может подвинуть решение поставленных задач, мы должны и будем смело работать. Будущее в наших руках.“

***

На этой лекции сосед неоднократно заговаривал со мной и мы, по окончании, вышли вместе.

Мой костюм, очевидно, заинтересовал его.

Он отрекомендовался инженером и мне волей неволей пришлось сознаться, что я человек не от мира сего: но к моему удивлению это его нисколько не поразило, даже больше — он сам оказался последователем Крупса, Бутлерова и верил в потусторонний мир. Цель моего появления была для него понятна и он с удовольствием согласился быть моим гидом, — это тем более упрощало мою задачу.

Мы проходили мимо громадного здания, довольно красивого, но с решетками в окнах; сзади парк; на фронтоне дома виднелась надпись: „Психиатрическая лечебница“.

Мой спутник объяснил, что тюрем уже не существует, но преступления все-таки, как продукт ненормальности субъектов или же фанатизма анархистов-спонтанистов, — не признающих компромиссов — бывают. — „Конечно, за пропаганду и агитацию мы не заключаем их в лечебницы, но только за активные выступления против личности и общества. Общество ограждает себя от субъектов, не признающих никакого права. Мы признаем их действия ненормальными, наследственно-паталогическими, — а это требует врачебного надзора. После, смотря по поведению, всех рецидивистов, а также идиотов и т. п. кастрируем и еще раз освобождаем.

Если же рецидив возвращается, мы водворяем их пожизненно. Кастрация явилась следствием уничтожения браков и боязни передать по наследству пороки, тем более что при свободной любви, всебрачии, нельзя уследить за болезнями.

Должен сказать, что воспитание детей у нас общественно — обязательное и ведется только специалистами-педагогами. Женщины, за несколько недель до родов, обязаны быть в особенных клиниках, откуда новорожденные поступают в общественные воспитательные дома; только после совершеннолетия они могут жить самостоятельно.

Термины — „отец и мать“ потеряли свое прежнее содержание.

Между прочим, мы регулируем по своему желанию число рождающихся мальчиков и девочек; тайна, которой владели пчелы, для нас не секрет и не представляет трудностей: особая питательная диета, вот и все, что нам надо было знать. Но, все просто и ясно, когда открыто“.

Проходя через парк, я заметил какие-то аппараты, стоявшие то там, то здесь. Я поинтересовался узнать, что это такое. — Это были машины для собирания углекислоты из атмосферы. Так как давно уже узнано, что человек слишком мало жил из-за медленного отравления углекислотой, — происходило медленное удушение — асфиксия. А убийственное действие на живые организмы, скрытого в природе, радия вызывало предрасположение к болезням и „бацилла смерти“ находила себе уже подготовленную почву. — „От углекислоты мы избавились тем, что минерального топлива не употребляем, а из атмосферы собираем в брикеты и обработанная известным образом, она идет на топливо для наших двигателей.

Радий мы также заставили не вредить нам, а служить. Благодаря всему этому нам легче бороться со старостью и, надеемся, что геронтология даст нам возможность жить столько же сколько древнему Аврааму“.

„А вот машины особого рода“ — говорил инженер: они замечательны тем, что все процессы, происходящие в растениях, повторяются в них. Мы можем выращивать нашу современную „сталь-клетчатку“ какой угодно формы, — она заменяет вполне сталь прошлого. Кроме этого, она до некоторой степени вырабатывает для нас и пищу т. к. клейковину растений, которую когда-то Буссенго назвал uiande vegetale перерабатываем и употребляем для еды.

Хотя мы и разрешили синтез белка, но приготовление его происходит лабораторным путем, а не фабричным, который пока еще не выгоден. Но в недалеком будущем и это будет устранено.

Человечество вздохнет еще свободнее, труд еще более уменьшится, а следовательно и человек все меньше и меньше будет рабом желудка и природы. Если для нас достаточно теперь три часа для общественно-обязательного труда — моя очередь наступает после обеда, то вероятно вскорости уменьшится еще более.

Идя дальше, мы натолкнулись на толпу — митинг, на котором ораторствовал совершенно голый человек.

Он говорил: „У нас нет, почти писаных законов, но все же, мы рабы не в меньшей степени, чем люди прошлых поколений. Если референдумы не то что парламенты, то все же нас обязуют считаться с большинством. Если в прошлые времена боролись за волю и шли на эшафоты, боролись против деспотизма буржуазии и заживо умирали по „одиночкам“, то я теперь не в лучшем положении — мое сознание стало острее, а мы не далеко ушли от прошлого: вместо тюрем „общество“ понастроило „психиатрические лечебницы“ и оскопляет людей, в них находящихся! Скажите, есть ли качественная разница между пытками прежних веков и современными? Если тогда возмущались деспотизмом одного, трехсот, то сколько возмутительнее подчиняться многоголовому зверю большинству? Современный строй — обширная тюрьма!

Довольно рабства, довольно насилия, или я принужден буду заставить мир содрогнуться от ужаса: паука, в моих руках.... Горе насильникам!, Долой право! Я хочу