Викинги. Между Скандинавией и Русью - Александр Фетисов

«Главным фактором возникновения „варварских королевств“ (Западной Европы. Е.Ш.) являлось „образование стратифицированного общества путем завоевания“»156. В этом аспекте данная линия государствообразования более напоминает двухуровневую Болгарию и некоторые корпоративно-эксплуататорские государства, но не более близкие этнотерриториально Чехию, Польшу, Скандинавию и даже Германию.

А. Р. Корсунский считает присущими западноевропейским дружинам эпохи «варварских королевств» следующие специфические черты: 1) наделение дружинников землей; 2) охрана их жизни и достоинства повышенным вергельдом; 3) легальное существование дружин частных лиц.

Один из элементов (третий) более всего восходит к Доминату Рима (вооруженные клиенты, букцеллярии), частично — германской эпохе варварства (дружины хевдингов157, отряды знатных эделингов). Другой — вырастает из германского обычного права. Третий (но не первый по списку) — явление абсолютно новое.

В классических «дружинных государствах» первый и третий элементы отсутствуют, второй не является обязательным и ведущим158. Фактически же здесь дружинники, равно как и их предводители, являлись для простых людей лицами вообще неприкосновенными, и их убийство каралось смертью, так как в центральноевропейской модели ранней государственности судебная власть очень рано стала исключительной регалией верховных правителей159 и назначенных ими лиц из числа дружинников или управителей имений князя. Главный водораздел здесь проходил между дружиной («внутри» которой был князь) и остальным обществом, иногда с промежуточным слоем. В странах же романо-германского синтеза таких водоразделов и вертикальных (социально-политических), и горизонтальных (этнических и даже религиозных) существовало несколько, и они образовывали сложную сетку. Регулировать отношения в таком сложном, разноукладном обществе возможно было только с параллельным применением норм римского и обычного германского права, дополняемым корректирующими их с изменившимися реалиями эдиктами королей.

Но главное принципиальное отличие положения дружины в «дружинных государствах» преимущественно Центральной Европы от ее статуса в «варварских королевствах» зоны романо-германского синтеза все же не в этом. В первой форме государственности дружина практически исчерпывает весь не только экономически господствующий, но и политически правящий слой общества, когда родовая знать уже уничтожена, а земле-владельческая еще не народилась (или не создана искусственно).

Приложение V

А. С. Щавелев160. ИМЯ ЧЕРНИГОВСКОГО КНЯЗЯ, ПОГРЕБЕННОГО В ЧЕРНОЙ МОГИЛЕ

Уникальное погребение раннего Средневековья Черная Могила совершено около города Чернигова и традиционно датируется 60-ми годами X века (как по датировкам вещей из комплекса, так и по младшей византийской монете, мало бывшей в обращении, половине милисиария Константина VII и Романа II (945–959 гг.). Рекордные по масштабам Восточной Европы размеры погребальной насыпи (высота кургана достигает 11 метров, длина по окружности — 125, диаметр основания — свыше 40, на ее сооружение по общим подсчетам было потрачено 1500 человеко-дней работы), а также редкий по своему богатству, художественный выразительности и научной информативности инвентарь погребения делают данный археологический памятник, пожалуй, одним из ключевых источников для интерпретации исторического процесса раннего Средневековья.

В историографии161 неоднократно высказывались различные догадки об имени черниговского правителя, похороненного в Черной Могиле, предлагались и самые разные интерпретации его социального статуса. Первый исследователь кургана Д. Я. Самоквасов приписывал его славянскому князю «племени» северян, Б. А. Рыбаков — князю «племени» полян («поляно-руссов»). Позже в соответствие с концепцией единого древнерусского государства возобладало мнение о том, что в кургане похоронены бояре киевского князя162, в частности, погребение приписывалось воеводе Претичу163. Но исключительно престижный скандинавский обряд погребения (сожжение в ладье) и богатейший набор оружия и вещей позволяют сделать вывод о княжеском характере захоронения и скандинавском происхождении погребенного. В русле такой интерпретации были предложены отождествления захороненного предводителя с князем «Хлгу», упоминаемым в «Кембриджском документе»164, независимым черниговским династом скандинавского происхождения165, с «княгиней» Сфандрой договора «руси» и греков 945 г., со Сфенгом, «братом» Владимира Святославича, упоминаемом в византийских источниках166, или просто с анонимным представителем рода Рюриковичей167. Идея же о том, что название могилы отражает имя погребенного князя, рассматривалась в качестве практически исключенной версии, опирающейся на поздние легенды, не имеющие под собой какого-либо исторического основания168.

Между тем уникальное известие Ипатьевской летописи 6655 (1147) г. сообщает о кургане с названием Черная могила: «и ста Изяславъ идеже есть Черная Могила…»169 Возле нее киевский князь Изяслав назначил встречу своему брату Ростиславу в ходе войны против Святослава Ольговича и его родственников и союзников. Из контекста данного известия вполне ясно, что в этом и последующих эпизодах речь идет действительно об окрестностях Чернигова170. Таким образом, традиционное, существующее по сей день название этого кургана вполне аутентично и носит летописный характер. В позднейшей летописной традиции это известие также продолжало фигурировать. Это известие есть практически во всех летописях, отразивших Киевский свод 1198/99 гг. Интересное чтение этого известия дает Ермолинская летопись, в некоторых списках которой стоит множественное число («Черные Могилы»), что перекликается с легендарной традицией, согласно которой погребения «княжны Черны» и «князя Черного» соседствуют171.

Особо заметим, что изначальная форма названия кургана в Ипатьевской летописи была «Черна Могила» — без последующей буквы «я», вписанной позднее в конце строки172. В такой форме имя кургана может восприниматься в качестве краткой формы прилагательного, позднее переправленной на полную — например, по темному цвету сложенной из черноземной почвы насыпи. Но со схожей степенью вероятности форма «Черна» может считаться формой существительного в родительном падеже единственного числа 2-го склонения как ответ на вопрос: «Кого, чья могила?» То есть как родительный падеж от имени собственного — «Чернъ» (т. е. «могила Черна») или же именительный падеж женского рода единственного числа краткого притяжательного прилагательного — «чернь» («Черня(а) могила» ср.: «всеволожа дочь»). Сознавая сугубую гипотетичность проделанного построения, все же можно предположить в основе названия данной могилы мужское имя «Чернъ» (или «Чернь»), тем более что оно зафиксировано в домонгольскую эпоху — фигурирует в Повести временных лет и в берестяных грамотах, а в «Списке русских городов» конца XIV в. на р. Ирпени упоминается «Чернъгород»173.

Косвенным, но важным аргументом в пользу этой версии может служить тот факт, что все остальные курганы, упомянутые в ранних древнерусских источниках, получили названия только по имени погребенных в них правителей174. В Повести временных лет упоминаются могилы Аскольда и Дира, князей Олега, Игоря, Олега и Ярополка Святославичей, Святополка Окаянного. В более поздних источниках есть сообщения о курганах легендарного основателя Галича и князя Туры. Во всех случаях в письменных источниках отражены аутентичные детали княжеской погребальной практики и точное знание их локализаций175.

В летописях отмечены места захоронений захвативших Киев Аскольда и Дира176, а также их убийцы Олега. Причем разные летописи отмечают три места его последнего пристанища: одно в Ладоге, а два в Киеве177. Всегда считалось, что тут противоречие, вызванное ошибкой или пристрастной правкой какого-то из источников. Однако в память об основателе русского государства могли быть насыпаны кенотафы, не исключено также, что его тело захоронили по частям. Так поступили с конунгом Хальвданом Черным в Скандинавии — чтобы распространить материализованную в этом человеке удачу на разные земли178.

Курган над останками следующего князя-Рюриковича, Игоря, был насыпан рядом с местом его гибели в земле древлян. Само летописное описание хода погребения указывает на двухэтапное сооружение насыпи, что в свою очередь характерно для больших княжеских курганов Руси и Северной Европы179. Последним языческим князем, чья могила сохранилась в поле зрения составителей первых летописей, был Олег Святославич180. Причем точность «устной традиции» на сей счет позволила в 1044 г. (т. е. более полувека спустя) эксгумировать ради крещения кости братьев Владимира Святого Олега и Ярополка, погибших соответственно в 977 и 980 гг. и захороненных, очевидно, по обряду трупоположения181. Заметим, что могильный холм над местом первоначального упокоения Олега сохранился и после перезахоронения его останков, поскольку, согласно ПВЛ, «и есть могила его и до сего дне у Вручего».