Симода - Николай Задорнов

– Как кузнечим? – спросил Колокольцов.

– Слава богу! Два товарища, комендор и марсовый, переменили занятия и поставлены к горну.

Накамура видел, как Путятин заговорил с плотником Таракити – как с равным и без переводчика. Как можно позволить так говорить без свидетелей? Но это открытие для нас нашего будущего. Путятин еще и позвал этого плотника к Накамура. Можно представителю высшего чиновничества говорить с человеком без чина и фамилии? Путятин это понимает! Понимает, но хочет отучать от этого своих друзей?

– Как же вы, господа, построите себе флот, если станете чураться мастеров и рабочих? – сказал он.

– Восхитительно! – ответил Накамура. Собравшись с духом, посмотрел в глаза плотника. Пот залил лицо Накамура... За двести пятьдесят лет не было еще такого случая...

Другие плотники стояли на коленях. Путятин велел подняться. Матросы стояли поодаль. Таракити поднялся, держа в руке теплый картуз, который подарил ему Яся, переминался с ноги на ногу, глядя в лицо Накамура, как на секретную карту или как на запрещенную картину. Хотя Накамура из бакуфу, но лицо японское, такое же, как у всех.

– Важный! – заметил латыш Мартыньш.

– Рожа как рожа! – ответил Букреев.

– Ты по-русски уже что-нибудь знаешь? – спросил Накамура у плотника.

– Маленько знаю, – ответил плотник по-русски.

Матросы на стапеле сочувственно ждали. Товарища могли за такие слова упечь в два счета, но не тут-то было, Евфимий Васильевич с ним!

– В России был царь Петр, – рассказывал Путятин за обедом в храме.

Накамура уже слыхал от русских, как царь Петр сблизил Россию с Европой тем, что построил флот и порты. Море даже для такой великой сухопутной страны, как Россия, необходимо для жизни и прогресса. Даже Россия без флота задыхалась. Но для Японии флот еще нужней.

– Царь Петр сам разговаривал с плотником? – спросил Накамура.

– Да мало что разговаривал. Он сам был плотником и работал топором...

Мориама сказал, что в Симода все очень заняты и озабочены, там такой шум. И все сбились с ног...

– Да, мы понимаем. После землетрясения и цунами приходится весь город строить заново. При нас была прислана тысяча рабочих из столицы.

– В Симода сейчас много суеты и приехало вдвое больше чиновников, – заговорил Накамура, – но Кавадзи-сама очень хочет видеть вас, посол Путятин, он не занимается другими приемами, для этого существует еще одна делегация.

– Постойте-ка, – перебил рассказ японца капитан Лесовский, – какая это другая делегация?

Путятин знал, что главой японской делегации считается старик Тсутсуй, но все ведет и всем вершит великолепный, вельможный чиновник из столицы Кавадзи. Однако каких-то делегатов еще занесло в Симода? Кто же это?

– Но все ваши вещи, посол, находятся в целости, – продолжал Накамура. – Посьет и Гошкевич здоровы, как я уже говорил, и живут в храме Гёкусэнди. На берегу лежат ваши орудия с «Дианы», которые посол предусмотрительно приказал сгрузить. Когда американцы увидели эту картину, то подумали, что город сгорел и погиб, а на берегу лежат пушки, и очень обеспокоились и спросили, почему такой ужас, с кем была война у японцев...

Путятин остолбенел. «Что? – хотелось закричать ему. – Американцы пришли в Симода? А вы... вы... Да вы что? С ума сошли? Что же вы нам об этом сразу не сказали? Это в нашем ужасном положении после гибели судна важнейшее известие. Это первый корабль... Мы можем послать известие в Россию... Да вы...»

Но Путятин взял себя в руки и ни слова не сказал. Лесовский спросил:

– Какой американский корабль стоит в Симода?

– Пароход «Поухатан».

– Капитан Адамс с ратификацией трактата Перри прибыл в Симода как в первый открытый по договору порт? – спросил капитан.

Путятин как бы небрежно помянул, что когда много дела, то это хорошо. Но Америка есть Америка, а Россия остается Россией, и тут нет никакой связи, и наши переговоры с Японией от этого не зависят.

Японцы были поражены. Посол очень гордо ответил. Это достойно. Император России может быть спокоен. Это благородно.

Путятин знал их приемы, когда самое главное сообщается как бы случайно и косвенно, чтобы не унизить и тут престиж. Они не хотят подсказывать то, что пойдет Японии во вред. Ведь мог быть сговор Путятина с Адамсом.

Среди высших чиновников были споры в Симода. Уполномоченные правительства, дипломаты и губернаторы разошлись во взглядах. Но Кавадзи настоял на своем. Нельзя, нечестно, недопустимо скрыть от Путятина, что пришли американцы. Разгорелся ужасный скандал. И все же Накамура был послан к Путятину.

– Спешить не будем. Едем попозже, раз в Симода так все заняты, не сейчас сразу, – сказал Путятин. – Завтра ранним утром...

Накамура ушел отдыхать.

Путятин собрал военный совет. Он отдал распоряжения и предупредил, что сам немедленно отправляется в Симода, что туда пришли американцы.

– Как только трактат будет подписан, мы сможем уйти. Идет война, и наш долг – сражаться. Если американцы осмелятся взять нас как потерпевших кораблекрушение и доставить па Амур, то, заключив договор, мы встанем в ряды сражающихся против англичан и французов. Американцы, как морская нейтральная и дружественная нам нация, обязаны перевезти нас. Здесь, господа, я оставляю Степана Степановича... Если будут затруднения с самим Адамсом, то я попрошу американцев прислать за нами купца, которого можно было бы зафрахтовать... Вы, господа, неукоснительно продолжайте начатое нами дело. Надо поскорее закончить шхуну, подготовить ее достаточно, чтобы сами япопцы могли довести дело до конца.

Военный совет так шумел, что походил, кажется, на новгородское вече. Сидели и курили допоздна.

– Господа, – наконец не вытерпел адмирал, – мне чуть свет идти в дорогу. И собраться надо. Я закрываю совет. Вверяю вас и все наше дело Степану Степановичу.

Лесовский встал, как на пружинах, и окинул уставшее собрание орлиным взором.

Путятина беспокоило молчание Посьета. Что же он там? Или он выжидает, что японцы известят сами?

«Русский посол очень спокойный, – писал в это время за письменным столом в письме в Симода секретарь японской делегации, – когда было сообщено известие, в его лице не было ни радости, ни гнева. Я боюсь, это значит, что русский посол что-то скрывает. Я боюсь и вспоминаю двух русских в храме Гёкусэнди в Симода. Посол не дал обещания не идти к Адамсу».

Накамура многое знал такое, чего не знал почти никто. Ужасные события!

Накамура задумался глубоко. В деревне стояла мертвая тишина, только время от времени крестьянские ночные сторожа хлопали в деревянные дощечки, которые они держат в обеих руках. Как будто кроме них не было вооруженных охранителей, таящихся сейчас в лесах вокруг деревни и на дорогах, у храма и в переулках.

Тут Накамура вспомнил, как ученый Кога его уверял, что если два европейских капитана встретятся, то они никогда не согласятся друг с другом, и тяжкое впечатление Накамура несколько рассеклось на время...

Глава 15

ТЯЖЕЛЫЕ РАЗДУМЬЯ НАКАМУРА

А колотушки стучали очень мирно, патриархально и надежно. В душе доброго Накамура зло, тревоги и сомнения. В Симода, где проживали уполномоченные японского правительства по ведению дипломатических переговоров с Путятиным, перед его отъездом среди послов обнаружилось небольшое несогласие и произошла кутерьма.

Кавадзи Саэмон но джо, он же бугё финансов Японского государства, – лучший дипломат Японии. Он возглавляет делегацию, но формально ведет все дела старейший в делегации – старик Тсутсуй. Но он почти во всем согласен с Кавадзи. Кавадзи не только дипломат и финансист. Он, как высший чиновник правительства, наблюдает за строительством корабля в Хэда. Формально – как финансирующий стройку. Но на самом деле на него возложены правительством многие дополнительные обязанности.

Стройку корабля ведет Эгава Тародзаймон, величайший инженер и изобретатель. Он построил у себя в горной долине, в селении Нирояма, печи для выплавки чугуна. Он льет там пушки.

Эгава – дайкан этой округи. В его владениях строится корабль. Он отвечает за стройку как дайкан и представитель правительства.

В эту зиму Эгава выказал чудеса инженерного искусства. Еще до высадки русских с гибнущего корабля он построил судно европейского типа. «Хоо-мару» плохо ходит. Все время гордо стоит. Вот из-за этого-то и началась большая кутерьма, когда обнаружилось маленькое несогласие в правительстве.

Кавадзи не терпит соперников, это известно. Ученый Кога, представитель Академии наук, также ревнив.

Говорили о предоставлении русским сосновых досок для корабля. Один чиновник заявил, что если доски сломаются, то адмирал упрекнет нас, так как судно может утонуть потом...

«Почему это им в голову пришло, что доски сломаются?» – так, наверно, подумал Кавадзи.

– Когда они потребуют сосновых досок, а корабль разрушится, мы будем виноваты...