Спецназ Лысой Горы - Александр Прокопович

Прежде чем меня скрутили, я все-таки успел сделать это – вложить меч в «камень». С детства не люблю беспорядка.

Глава седьмая

Рожденный в кольчуге

Достаточно – отделить лишнее.

Меня впервые допрашивали в подвале Печерского Замка. Я впервые примерил на себе наручники киевской конструкции. В гвардии я это почетное право предоставлял своим пленникам.

Фишка наших наручников в том, что они не из металла, а из какой-то лозы. Причем эта зараза настолько живучая, что ей достаточно воздуха и тепла. Сначала кажется, что киевские наручники – гуманны и нежны, они легкие, почти не давят… А потом это ощущение проходит – они начинают расти. Причем растут они – к теплу, то есть в сторону закованной руки. Руку не перекусит, но за неделю сдавит так, что мало не покажется. Я бы предпочел металл. Железными, если что, можно и по башке стукнуть… Вероятно, именно поэтому у нас они и не прижились. С другой стороны – достаточно обычного ножа, чтобы освободиться… Но это было бы как-то странно – давать пленникам ножи.

Подвалы Печерского Замка – это такое место, где все признаются во всём – независимо от сделанного.

Весь мой детективный опыт говорил о существовании двух вариантов: либо эти люди знают и умеют безмерно больше меня, либо они не знают ничего, кроме инструкции. В последнем случае им вообще всё равно, о чем меня спрашивать и что я отвечу, так как на последней странице их заветной книжечки уже написано: «Повесить».

Пока что я обвинялся всего лишь в убийстве капитана королевской стражи и покушении на собственного ученика – это по-крупному. По мелочи – попытка ограбления Великого Князя и порча его имущества. Еще немного смущали вопросы: во сколько я оцениваю свое имущество и нужен ли мне исповедник. Какая разница, во сколько и что я оцениваю, если всё равно всё это очень скоро будет принадлежать Короне? Исповедник мог бы помочь – в последнее время я почувствовал в себе силы изливать душу несколько месяцев подряд.

Для моего дознавателя, господина Ковалева, все в этом мире существовало отдельно. То, что Януш оказался не только капитаном королевской стражи, не отменяло его должность. Вероятно, сразу после повешения меня представят к какой-нибудь награде. Почему бы не «За спасение черепов»?

– Фамилия?

– Каховский.

– Имя?

– Александр.

Мне хватило двух раз, чтобы усвоить, что здесь именование себя Алексом вместо полного Александра приравнивается к укрыванию важных сведений. Так что вот уже раз пять я себя назвал Александром. Потом будет трудно переучиваться… Если это «потом» в принципе ожидается…

– Как вы проникли в Замок?

Приказ, подписанный Ярославом, лежал на столе у дознавателя, но, видно, приказ Великого Князя в княжеском Замке никого ни в чем не убеждал.

– Я бы не смог проникнуть в Замок, если бы меня не ждали…

– Кто ваши сообщники?

– Думаю, вся охрана четвертого подъезда и еще два десятка заговорщиков в латах…

– Вы сможете их опознать?

– Они точно опознают меня… Господин дознаватель, я прибыл в Замок по приказу…

– Какова цель вашего заговора?

Надо постараться не шутить. Если так пойдет и дальше, скоро здесь будет довольно многолюдно, в конце концов, почему бы не обвинить мою квартирную хозяйку госпожу Алису Копачевскую в том, что она не препятствовала в совершении моих ужасающих злодеяний?

– У нас не было никакого заговора…

– Прекрасно! «У нас», это у кого? Перечислите – и поставим точку…

– Ну, в приказе были упомянуты Данила, Карина и я… Вы можете просто прочесть…

– Замечательно… Александр Каховский, я думаю, вам необходимо отдохнуть. Вам, насколько я вижу, не помешает и медицинская помощь – сейчас вам её окажут. Отдохнете, придете в себя – и тогда уже продолжим, вы не против?

Я был не против. Я был только за. Я практически только что возлюбил господина Ковалева за понимание. Раненые конечности ныли и без свежих ран, и я как-то даже скорее поспал бы, чем полечился, но и за доктора – большое спасибо.

Провожали меня примерно с тем же радушием, что и встречали, – те же двери с охраной, потом снова двери с охраной… И только иногда – охрана и до и после. Что напрягало: я всё ждал лестницы вверх, а ее всё не было. Не было, даже когда очередная дверь открылась, закрылась – и я остался один в комнате без окон и с единственной дверью – той, которая захлопнулась. Вероятно, случайно охрана со мной не зашла и доктора в комнате тоже не оказалось. Здесь, в принципе, больше не было, чем было. Кроме меня и дыры в углу здесь не было ничего – ни койки, ни лавки, ни доски. Спать мне не придется – я бы прикорнул на полу, если бы не обнаружил еще одно то, чего тут было полно, – пол камеры (какая уж тут, к черту, комната) представлял собой озеро глубиной в полсантиметра, чего было вполне достаточно для красной ряски, которая явно радовалась моему появлению и готовилась к трапезе. Нормальные люди не знают, что такое красная ряска, так же как не знают, откуда берутся пыль и пауки. Нормальные люди считают, что красноватые пятнышки на поверхности болота – это красиво. И птицы, которые думают чем-то поживиться в болоте, тоже так считают, пока не садятся в воду. В принципе, ничего страшного – не хуже обычного гнуса. Только ряску перья не останавливают, она ползет, пока не доберется до открытой кожи – и тогда уже берется за дело: кровушку сосать.

Всё, что от меня требовалось, это не ложиться, не садиться и следить, чтобы эта дрянь не забралась по сапогам, что означало стряхивание её каждые две-три минуты, причем не касаясь руками и чтобы точно ни одна не полетела вверх – все вниз. В принципе, даже если бы я не предпринимал никаких мер предосторожности, за одну ночь со мной ничего совсем страшного не случилось бы… Ну высосали бы у меня лишний литр крови. Но как-то я уже не был уверен, что мне здесь предстоит пробыть одну ночь, да и литр за последнее время уже был бы не первым.

Через час я попытался выбить двери. Через два – выбить стену в соседнюю камеру. Через четыре я начал присматриваться к моим кровососущим сокамерникам и даже попробовал сунуть в ряску палец. Это было глупо, но взбодрило. Теперь у меня еще и палец болел, а я ведь уже почти решил присесть…

В промежутках я пытался давить ряску, но она была то ли быстрее, то ли крепче, чем я рассчитывал.

Оставшееся время я все же спал, странно, но спал. Способ был простым – я шел от одной стены камеры к другой. Шел – это делал четыре шага, стукался лбом о стену, просыпался, стряхивал ряску, разворачивался, засыпал и шел в противоположную сторону, там снова стучал головой об стену, снова просыпался… Так – оставшиеся не знаю сколько часов. Дверь в камеру открылась во время моего очередного прохода как раз за шаг до стены, так что можно сказать, что меня разбудили.