Мой личный шеф - Надежда Мельникова

Алены. Сегодня мы двумя семьями отправляемся в санаторий. Я давно хотела попасть в «Рассвет», говорят, там очень хорошие процедуры. Но из-за того, что устроил директор в последний учебный день, всю последующую неделю, вплоть до самой поездки, я не могла спать, есть и даже разговаривать о чём-то другом, кроме того, какой же он чудак на букву М. И да, я ничего не скрыла, ничего не утаила, ничем этот стыд не приукрасила. Всё равно Валентина знает о нас. Какая уже разница?!

— Это, Валь, знаешь, как называется?

— Это называется вокзал?

— Это называется: добился, чего хотел, и успокоился.

— Кто?! Родион? Таки взяли его в консерваторию? Добился? А он такой, кажется, спокойный, а смотри-ка!

Тяну чемодан ещё активнее, правым глазом поглядывая на Алёну, которая на пару с Андрюшей принялась играть в салочки. Не самое подходящее место.

— Теперь я понимаю, почему ты, Валюш, провалила физику, пытаясь стать учителем по этому предмету, и в итоге находишься тут, с нами.

— Ну вот это было обидно!

— Я вообще ужасный человек, спроси Марата Руслановича.

— Не буду я ничего у него спрашивать. Я стесняюсь. И, если бы не наша поездка, Виолетта, я бы вообще перестала с тобой разговаривать.

— Ну прости! — Не останавливаясь, приобнимаю её за плечо. — Ты же знаешь мой невыносимый характер. Но у тебя совершенно нет логического мышления.

Она вздыхает, просит своего мужа Валентина не давать детям подходить близко к краю перрона.

— Ты только что говорила, что дала отставку Родиону. И тут же добавила про «как это называется».

— Потому что мне надо пить пустырник. Я вся на взводе.

Мне хочется орать и топать ногами. Потому что этого не должно было случиться, а я ещё и поплыла, как портовая шлюха. Над головой звучит голос диспетчера, который объявляет, что наш поезд прибыл и нумерация начинается с хвоста состава. Я всегда нервничаю в такие минуты. И истерично прибавляю шагу.

— Из-за Родиона пить пустырник?

— Да нет же! — Меня сейчас всё нервирует: от стучащих клювами птичек на железных отливах до Валентины, которая почему-то не понимает меня с полуслова и совершенно не умеет читать мысли.

А ещё меня вдруг жутко беспокоит мысль, что если он мне не звонит и не пишет, если мы не будем общаться, то есть ругаться в письменном виде, то выходит, что мы с директором увидимся в следующий раз только в начале следующего учебного года…

Это не должно меня смущать, но почему-то волнует.

— Ты на взводе из-за УЗИ?!

— Там вроде всё не так страшно. За границей подобное вообще не трогают. У нас рекомендуют удаление. Но я ещё не решила.

— Тогда давай просто расслабимся и подумаем о том, как нам будет хорошо. Впереди отдых. Процедуры, бассейн. Вечерние дискотеки.

Но тут я теряю дар речи, потому что к трём нашим чемоданам присоединяется шум колёсиков четвёртого. Нас обгоняет наш уважаемый директор. Откуда он здесь взялся? И почему я как бы рада, но в то же время опять злюсь? И капельку счастлива, но не могу его простить. У меня уже столько всего, за что я не могу его простить, что я почти что запуталась.

— Здравствуйте.

Проходит мимо. Совершенно никак не акцентируя внимания на том, что движется к нашему вагону. Точно так же мог пройти мимо нас любой наш коллега. А у нас же был секс! Выходит, он просто достиг своей цели. Порвал финишную ленточку, получил кубок чемпионов и поехал отдыхать в санаторий?!

— У него тоже есть путёвка? — раздражающе громко охает Валя. — Не знала. Представляю, как тебе неприятно, что он тоже едет.

— Почему бы и нет?! У нас есть путёвки, санаторий выделил через управление образования, могла быть и у него. Учебный год закончился. Мне неприятно? Пф-ф, я тебя умоляю! — лживо смеюсь. — Мне совершенно всё равно. Мы тысячу лет как чужие люди.

Я должна игнорировать его появление. Не показывать, что внутри бушует настоящий шторм. И неважно, что всё у нас было. Это у него было. А я толком ничего не почувствовала. Вру. Я за последние семь лет не испытывала даже четвёртой части того, что ощутила, когда он усадил меня на стол. Я, оказывается, так скучала по его дикой страсти! Поэтому и с Родионом тут же рассталась: я даже пробовать не желаю, каково будет с ним после этого. Уж лучше одна, чем притворяться, что мне нравится. Да и вообще?! Какие теперь у нас с Родионом могут быть отношения, когда я так вероломно изменила ему?

Султанов тем временем подходит к проводнице, подаёт свой билет и исчезает внутри.

— Алёна, — зову я дочку. — Пойдём. Надо зайти в вагон.

Выпрямляюсь, привычно преодолев лёгкое головокружение, как всегда бывает рядом с шефом, и замираю. Я справлюсь. И пусть сердце не на своём месте. Но то, что у нас было, — это просто ошибка. Так бывает между бывшими. Сейчас его отпустило. И меня. И вообще, всё это не имеет значения. Потому что он явно успокоился и… Мои чувства должны быть убиты на корню, потому что он снова бросит меня. Обязательно.

Проводница смотрит Валины билеты, Алёна держит меня за руку, и в этот момент на моём плече повисает… Родион.

— Прости, — делает он брови домиком. — Но я не могу тебя отпустить. Я много думал о нас. У нас так долго получалось быть вместе, Алёна ко мне хорошо относится. Я не могу. Ты просто в замешательстве. Ты сейчас проходишь тяжёлый период. И я решил быть рядом.

— Родион, мы с Алёной едем по путевке…

— Знаю, знаю, знаю. Эту путевку, если ты не забыла, тебе дали далеко не вчера, и я в курсе, куда ты едешь. После санатория мы собирались на дачу. А я не могу сообщить своим пожилым родителям, что ты меня бросила, —

и улыбается широко-широко, и руки складывает в молитвенном жесте. — Их сердца не выдержат, поэтому я снял небольшой домик возле вашего санатория. Я смогу видеться с моими девочками каждый день. Никто не запрещает выходить за границы территории. Гулять вместе. Принимать гостей. У вас какой вагон? Пятый? — Выдёргивает из моих рук билет, потом сам подаёт проводнице. — К сожалению, у меня соседний, шестой, но мы встретимся на месте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Родион, пожалуйста, мы не можем быть вместе…

— Следующий! Проходите, занимайте свои места, у вас двадцать пятое и двадцать шестое. — Толкает нас проводница подниматься в вагон.

Я вынуждена затаскивать чемодан и помогать своей малышке.

— Я приду к вам. Как только устроюсь. Алёнка, привет!