Снежный Август - Александр Геннадьевич Бачило

Я не стал исключением.

Она убивала наповал еще и тем, что держалась как ребенок: даже не как девочка — как мальчик, слегка избалованный, но миленький и знающий, что все его любят и ни в чем ему не откажут. Мальчишеские жесты, походка, легкий — особенно он! — легкий смешок и внезапный кристально чистый, невинно вопрошающий взгляд…

Пока мы перебрасывались фразами с Поничелли, я все время видел ее краем глаза. Она сидела в кресле и небрежно и легко, опершись на локоть, сцепив пальцы перед собою и скрестив длинные гладкие ноги.

Поничелли, как будто за тем и приехал, говорил о пустяках, а она смотрела на меня. Один раз она переменила позу и откинулась на спинку кресла, забросив руки за голову. Наконец продюсер поднялся и взглянул на нее. Поигрывая браслетом, Май проронила: «Тебе пора ехать. Я вернусь позже». И Поничелли, как будто даже не удивившись, покорно затопал к выходу.

Мы молчали. Прошло еще некоторое время, потом она вдруг встала, уперев ладони в стекло, и тихо, но отчетливо произнесла: «Хочу до тебя дотронуться…»

Как под гипнозом, я понес руку навстречу ей — шаг, второй, третий. И только боль и загудевшая от удара стенка остановила меня.

«Ничего, — сказала она так же отчетливо. — Ты дотронешься». Сказала… или это полыхнуло в ее глазах?

Венчание происходило в соборе святого Сульпиция. На невесте было платье от Шуасси из настоящих вологодских кружев, стоившее дороже моего скафандра с автономным жизнеобеспечением. Все системы скафандра работали безотказно, в наружные микрофоны рвалось мощное гудение органа, я держал Май под руку и захлебывался диковинным напитком, которого никогда еще не пробовал. Счастьем. Я был счастлив, хотя знал, зачем ей все это, хотя знал, что она рассчитала до мелочей эффект своего седьмого брака, знал, что он кончится, как шесть предыдущих… И все же свадьба прошла благополучно. Май была спокойна, но часто смеялась. Глаза ее горели странным светом, словно видели что-то жуткое, но бесконечно притягательное. Иногда этот свет становился огнем простого любопытства.

Я пил наравне со всеми. К питателю шлема привинтили тюб, в котором был апельсиновый сок с каплей спирта.

Все разъехались.

Я проводил Май к спальне и спросил, перед тем как вернуться к себе: «Ты помнишь, что обещала мне, когда мы впервые встретились»? Она посмотрела на меня, и сине-лиловый огонь снова вспыхнул в ее глазах.

У себя я снял скафандр — Клейн помогал мне через «рукава», — разделся догола, оставив только датчики телеметрии, и натянул уже готовую пленочную оболочку со штуцерами для подключения кислородного шланга и пяточными вентиляционными клапанами. Оболочка прилегла, как вторая кожа, растягиваясь на суставах, и на ее глянцевитой поверхности вздрагивал неяркий световой блик — это колотилось сердце.

Нетвердым шагом я двинулся вперед, волоча за собой шланг, через тамбур, через лестницу, почти ничего не видя впереди…

Загудел кардиомонитор, и Клейн, поддерживавший меня на ступеньках, озабоченно спросил: «Может, отложить?»

«Нет».

Подойдя и открыв дверь, я увидел угол кровати, драгоценное платье, небрежно брошенное на синий исфаханский ковер, и надо всем этим парила рука, изогнутая, как на рисунке Пикассо, там, где мать приподнимает младенца, — но только в этих пальцах была дымящаяся сигарета…

Я постоял перед дверью. Зуммер не умолкал, и тогда, словно надеясь избавиться от него, толкнул дверь и нажал клавишу затемнения…»

20.30,07 бв. На ВНИПе начался монтаж седьмой секции Внешнего пояса, где будут собираться два корабля суперкласса, для броска на Уран. Отныне к моим обязанностям прибавляется усиленное наблюдение за состоянием Солнца и режимом облучения моего сектора пространства. Звучит внушительно, но с этим в значительной степени справятся автоматы. Мне придется попотеть главным образом с настройкой комплекса и с программой для Машины. Это совсем не ко времени, по расписанию процедура полной проверки всех цепей и механизмов астрофизической станции-спутника подкралась, можно сказать, совсем вплотную. Ну ничего, как-нибудь управимся. Запросил Центр о смещении расписания на полчаса, подъем на полчаса раньше и отбой на полчаса позже. Хотел попросить еще четверть часа от отдыха, но передумал, С медиками только свяжись. Особено сейчас, когда ими командует Липатов. Он ведь весьма не одобрял моей засылки на АСС. Гуманист… Не стоит давать повода, особенно сейчас, когда каждый человек на счету.

20.30.00 бв. Не писал два вечера подряд, пальцам и без того хватало работы. Час назад закончил проверку всех систем и механизмов, приготовил к импульс-пакетированию ту статью об особенностях характеристик радиоизлучения гаммы Дракона, которую начал год назад. Знаменитая звезда. Именно с ее помощью Бредли когда-то обнаружил аберрацию света и доказал, что Земля движется по орбите. Заслуженное светило.

После обеда был сеанс связи. Говорила мать — отец еще не вернулся, но должен вот-вот закончить свои дела и появиться. Разговор был самый заурядный, но что-то — я не мог понять что — мне явно не понравилось. «Как ты себя чувствуешь?» — спросил я, но мать улыбнулась и сказала: «Не беспокойся, Сереженька, все хорошо, просто решила немного отдохнуть от гастролей, посидеть дома…» Оказалось, что она отменила турне по Вьетнаму и Японии. Мы еще немного поговорили, и станция вышла из зоны радиовидимости. Я пошел к себе, но что-то не давало мне покоя. Прокрутил запись разговора несколько раз и на третий раз увидел, что она все время держала правую руку левой! Обычно пианисты сидят, опустив руки, разминая пальцы…

Когда мне было четыре года, она совсем никуда не ездила; сидела около меня и только иногда пряталась поплакать. Сочиняла: как раз тогда написаны и концерт для фортепьяно и оркестра, и «Матер Долороса», восхитившая Тельму, и «Двадцать маленьких пьес», и «Гималаи», моя самая любимая симфония — буду слушать в ее день рождения. Она даже выступила, но только по телевидению и в городе, боялась уезжать от меня. Тогда она и попала в эту аварию, где ей оторвало правую руку. Сепульведа, ее страстный поклонник и микрохирург, увез ее в свою клинику на Кубе, где после семичасовой операции все-таки пришил ей руку и затем лечил сам, никому не доверяя. Еще два с лишним года мама восстанавливала подвижность пальцев, «Павану для левой руки» и «Герольда» она сочинила именно тогда. А затем начала учиться играть заново. За год до отлета я говорил с Сепульведой, и он сказал, что не верил, что синьора Нелли сможет сыграть этой рукой простую гамму. То, что она сделала, целиком ее заслуга. Он сумел спасти и приживить руку,