Юбка с разрезом - Агнесс Росси

Как-то днем я оказалась в магазине с ребенком. Я ела по утрам грейпфруты и выпивала чашку черного кофе, надеясь похудеть с четырнадцатого размера до двенадцатого. Но юбка в складку зеленого цвета, которую придержала для меня Эдит, все равно не застегивалась. И это не удивительно. Когда я выходила на прогулку с ребенком, то потихоньку ела шоколад и пирожные, надеясь, что это никак на мне не отразится. Я наклонялась к зеркалу, надувала щеки, поворачивалась и смотрела через плечо на себя сзади. Иисус Мария, святой Иосиф, какой же огромный у меня зад! Я обзывала себя жирной коровой.

Эдит заглядывала в коляску и ворковала с Джоном-младшим, пока я находилась в примерочной. Она искренне любила его и часто ходила за мной по магазину с Джоном на руках. Он срыгивал на нее, дергал жемчужные бусы на шее, но она не сердилась. Однажды открылась дверь, и вошла женщина с уложенными волосами, наклеенными ресницами и поджатыми губами. Она сказала, что ищет дорожное пальто, белое или розовое, с большими круглыми пуговицами, Эдит переспросила: «Дорожное пальто?»

Женщина кивнула: «Короткое пальто, знаете, или удлиненный жакет».

— Минуточку подождите, пожалуйста, — Эдит повернулась ко мне. — Юбка подошла, миссис Тайлер? У меня есть изумительная кремовая блузка под нее.

Я ответила, что юбка мне не очень понравилась, — не буду же я говорить, что она мне мала. Эдит посмотрела и повернулась к женщине: «Все пальто здесь, на вешалке. Взгляните».

Женщина, улыбаясь, шла вдоль стойки с пальто и небрежно перебирала их, не рассматривая по-настоящему. Она подошла к прилавку с шарфами, вечерними сумочками и перчатками. Эдит, на своих каблуках, протопала прямо за ней: «Хотите что-нибудь еще?» Было видно, что женщине не терпится выбраться из магазина, но она не знает как. «Я просто смотрю», — ответила она с идиотской улыбкой.

По акценту, одежде и макияжу я поняла, что она из Атлантик-Сити, из района, похожего на тот, где жила я. Если бы я пришла к Эдит Кларк двумя годами раньше, она обошлась бы со мной так же плохо: ходила бы по пятам и не спускала глаз с моих рук. Люди типа Эдит с радостью продавали мне все в кредит, потому что я была женой Джона. Мне не было стыдно за эту девушку из моего города, так или иначе, но она меня не интересовала. Я смотрела, как за ней захлопывается дверь, и думала: «Такой я уже не буду никогда».

В следующее мое посещение Эдит суетилась вокруг меня больше обычного, интересовалась, не похудела ли я. Она сказала, что сюда приходила Лоррен. Говорила, что Джон-старший с каждым днем все больше и больше становится похожим на папу. Я нервничала из-за того, что пришла и не знаю, что купить. Мне хотелось выглядеть элегантно, хотя я даже не знала определенно, что это такое — «элегантность». Но я доверяла Эдит, думая, что она поможет. «Конечно, миссис Тайлер, — сказала она, когда я выложила ей все напрямую, — мы найдем как раз то, что нужно». Она припасла семь-восемь платьев для меня. Не сговариваясь, мы остановились на кремовом шифоне. Платье слишком обтягивало грудь и бедра. Чтобы расставить его, Эдит пошла в подсобную комнату за мелом и булавками, а я осталась одна.

Я была очень возбуждена оттого, что нашлось подходящее платье. Теперь можно посмотреть кое-что другое, к тому же Эдит нет рядом. Среди всех этих шикарных вещей я оживилась.

Взяла пару длинных белых перчаток, понюхала их и положила обратно на прилавок. Зачем нужны такие длинные? Возбуждение росло. Конечно, платье у меня есть, но мне еще предстоит пережить вечеринку. О чем я буду говорить с гостями? Останется Джон со мной или нет? Всегда я была здесь в напряжении, потому что видела, как льстит Эдит, когда называет меня миссис Тайлер. В первое мгновение я осознала, что редкая удача — остаться одной в магазине, а дальше я поняла, что можно, если захочется, и украсть. Я возьму что-нибудь у Эдит, а она никогда не узнает, кто вор. Нужно было спешить.

Схватила шелковую комбинацию, сложила ее — раз, два, три и засунула в коляску Джона-младшего под матрац. Через пять секунд, когда вернулась Эдит, я была спокойна и уверена. Мы не могли договориться, как присборить юбку платья, но я настояла на своем: «Эдит, хочу, чтобы было только так».

Каждый раз, когда надевала ту комбинацию — я носила ее не снимая, пока она не стала расползаться — чувствовала нервное возбуждение, не сравнимое ни с каким другим.

Я мгновенно менялась, когда что-нибудь собиралась украсть. Как-то вдруг понимала, что возможность украсть — прямо здесь, прямо сейчас. Рядом мог быть невнимательный клерк, или один из тех, кого вводит в заблуждение внешность, дорогая одежда, кредитная карточка. Толчком могла стать толпа покупателей или даже какая-нибудь совсем маленькая вещь в моей руке, эту вещь держать было особенно приятно. Всегда перед тем, как украсть, я испытывала трепет. Воровство само по себе вызывало во мне состояние оцепенения, и к этому добавлялась озабоченность, что окружающие меня уличат. Как только я брала, что хотела, мне было нужно поговорить с продавцом или покупателем. Я улыбалась, передо мной стояла одна задача — не выдать своего волнения. Когда выходила из магазина, появлялся страх, что меня схватят. Пятнадцать-двадцать шагов от двери — набирала полные легкие воздуха и чувствовала себя по другую сторону безумия. Что, смешно?

Я пробовала объяснить это врачам, но по глазам видела: им это неинтересно. Они хотели бы услышать рассказ о моем детстве, юности.

Психиатры свято верят в свои теории. Они считают, что все происходящее — метафора. Нет такой тайны, чтобы они не докопались до сути. Или они безнадежные оптимисты, или самые запуганные люди на земле — я для себя не могу решить, на чем остановиться. Все они хотели знать, как это началось. Мне надоело каждый раз говорить, что я не помню. Мы с Маржи воровали с детства — называли это «взять в залог». Мать никогда не давала нам и пяти центов на расходы, поэтому приходилось воровать леденцы и жвачку в аптеке. Мы хорошо знали аптекаря, мистера Мэгони. Он обычно предлагал матери брать лекарства в кредит и все в таком роде. Все женщины квартала шли к нему, когда у них было кровотечение или болели дети. Если мы приходили в аптеку простуженные, он обязательно сопровождал нас прямо до дома и предупреждал мать.

После того как я украла у Эдит, воровство стало моим тайным хобби. Я брала открытки с нарисованными на них жирными птичками в магазине канцелярских товаров, резные стеклянные солонки и перечницы в магазине подарков. В отделе самообслуживания, в супермаркете, я припрятывала в сумочку коробочки с леденцами от кашля. С удовольствием думала, что если кто-нибудь неотрывно будет смотреть на меня, то все равно не увидит, что я делаю.