Жизнь Чарли - Жорж Садуль

Голливудские монополии попытались купить маленького человека. Они предложили ему шестьсот тысяч долларов, если он за полтора месяца поставит «говорящий» фильм. Он отказался. Но он знал, что «Огни большого города» были его последней ставкой. Он ожесточенно спорил с «Юнайтед артисте». Хозяева фирмы медлили с решением, выжидали, как фильм будет принят публикой.

Большие голливудские премьеры давались обычно в «Китайском театре» Сида Граумена; асфальтовый тротуар перед этим театром испещрен оттисками ног и подписями всех звезд экрана. Но Чаплин предпочел для премьеры «Огней большого города» большой кинотеатр в Лос-Анжелосе. Он верил широкой публике, а не снобам и комедиантам.

Однако коммерческого успеха в Лос-Анжелосе фильм не имел, и фирма «Юнайтед артистс» отказалась распространять его за границей и даже в штате Нью-Йорк.

Чаплин отправился в Нью-Йорк, а затем в Европу, чтобы самому попытаться продать там отвергнутый фильм. В Нью-Йорке ни один кинотеатр не пожелал показывать у себя «Огни большого города». Никто не хотел взять фильм в прокат на условиях, достаточно выгодных для Чаплина, чтобы покрыть огромные затраты, которых потребовало производство. А Чаплин еще позволил себе жест, крайне оскорбивший финансистов: этот «закоренелый анархист» показал премьеру своего фильма пе цвету нью-йоркского общества, а узникам тюрьмы Синг-Синг. В 1931 году, так же как и в 1921, особенно сильное сочувствие в нем вызывали политические заключенные.

Бойкотируемый всеми кинотеатрами, Чаплин вынужден был снять какой-то нью-йоркский кинозал на восемь тысяч долларов в неделю. Кроме того, ему пришлось провести большую рекламную кампанию. Когда Чаплин сел на пароход, отплывающий в Лондон, он ставил на карту все свое состояние и свою творческую независимость. Положение его, как самостоятельного продюсера, находилось под угрозой. Дело Литы Грэй обошлось ему в миллион долларов, а вскоре после того государственная казна взыскала с него полуторамиллионпую задолженность по налогам.

Терзаемый тревогой, Чаплин сидел, запершись в каюте трансатлантического парохода «Мавритания». Он вышел из нее только глубокой ночью и в одиночестве долго ходил по палубе. Его нервное возбуждение еще больше возросло, когда пароход подошел к Плимуту. Английские журналисты и фоторепортеры ринулись на палубу; он встретил их молчанием. Огромная толпа ожидала его на набережной и проводила до поезда. Ему был предоставлен специальный вагон — честь, обычно оказываемая только коронованным особам. Разговаривать с журналистами Чаплин отказался.

Поезд остановился перед маленьким вокзалом. Толпа народа разразилась приветственными криками. Внезапно лицо Чаплина прояснилось, он заулыбался, стал раздавать автографы. Для встречи на Пэддингтонском вокзале была выставлена внушительная полицейская охрана, и Чаплину, чтобы пройти к своей машине, не пришлось продираться сквозь толпу, хотя она была еще более многочисленной, чем в двадцать первом году. Он отвечал на приветствия, улыбался, но едва лишь вошел в свой номер в отеле «Карлтон», как снова погрузился в молчание.

Он хотел было решительно отделаться от журналистов, но его отговорили: такой отказ завтра же восстановит против него всю английскую прессу. Нервное возбуждение Чаплина достигло предела. Он отчаянно сопротивлялся, прежде чем появиться с улыбкой перед журналистами, которые забросали его вопросами. Официальные лица и аристократия, сэр Филипп Сессун и леди Астор, оспаривают монопольное право на него. Он покоряется. Его пребывание в Англии носит сначала характер светского времяпрепровождения. Но его неотступно преследует мысль, что премьера «Огней большого города», назначенная на 28 февраля, может потерпеть провал.

«Его нетерпение и нервозность, — пишет Карл Робинзон, — с каждым днем все возрастали. За два дня до премьеры его состояние начало меня пугать. Я боялся, что он серьезно заболеет».

Несмотря на лихорадочные заботы о том, чтобы приобрести благосклонность официальных кругов, Чаплин побывал в Лэмбете. Он даже посетил Гануэлский приют, в котором жил ребенком. В отель «Карлтон» он вернулся в слезах и заперся у себя, чтобы вволю поплакать. Он распорядился, чтобы сиротам показали его фильмы. Он хотел привезти им игрушек и лакомств, но не поехал туда второй раз, объяснив это тем, что был приглашен вместе с Бернардом Шоу на чай к леди Астор. Это объяснение навлекло на него нападки печати. На самом деле Чаплин боялся, что не выдержит еще одной встречи с сиротами, напомнившими ему собственное детство, — ничем, кроме жалкой благотворительности, он им помочь не мог.

Премьера «Огней большого города» привлекла к лондонскому театру «Доминион» тысячные толпы. Люди упорно простаивали долгие часы под ледяным дождем. Представление прошло с триумфом, но Чаплину пришлось ждать еще несколько недель, прежде чем он убедился в финансовом успехе, способном полностью окупить огромные расходы. Некоторое время он еще походил на Чарли из «Огней большого города», который едва не утонул из-за того, что сильные мира сего повесили ему камень на шею, и пытался ухватиться за кого-нибудь из них в надежде на покровительство, столь же обманчивое, как покровительство пьяного миллионера.

В Чекерсе Чаплин встретился с лейбористским премьер-министром Макдональдом, с принцем Уэльским и с лидером консервативной оппозиции Уинстоном Черчиллем. Он не возмутился, когда газеты потребовали для него у английского короля (пропустившего это требование мимо ушей) титул баронета. Он принял приглашение герцога Вестминстерского на псовую охоту в Нормандии.

Однако Чаплин уходит от принца Уэльского, хлопнув дверью, после того как чуть ли не оскорбил какого-то промышленника, намеревавшегося изложить ему свои теории кризиса и безработицы. В угоду одной из своих приятельниц он отказался от обеда у премьер-министра Макдональда. Король и королева бельгийские напрасно ждали его в Брюсселе, где он обещал им показать «Огни большого города». Для псовой охоты у герцога Вестминстерского он довольно забавно обрядился в слишком большой для него красный охотничий костюм, свалился где-то в лужу, с трудом снова взобрался на лошадь, упорно скакал целых два часа, так ничего и не подстрелив, и совершенно продрогший вернулся в замок в герцогском автомобиле. Но его юмор вскоре одержал верх, и он сам смеялся над тем, что без стона не мог ни сесть, ни встать.

Внезапно Лондон и английская аристократия наскучили Чаплину. Он отправился в Голландию и сел там в берлинский экспресс. Теперь его слава гремела и по всей Германии. На вокзале его ожидала стотысячная толпа и знаменитая артистка Марлен Дитрих. Долгие часы толпа осаждала отель «Адлон». Только поздно ночью полицейские наряды очистили улицу от фанатичных поклонников. Но нацистская печать обрушилась на «грязного еврейчика».