Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

— Не хотел говорить при этом деканском слуге, — сказал Пауэрскорт, крепко сжимая ладонь жены. — Но камни упали не случайно.

— О чем ты, Фрэнсис? — Леди Люси показалось, что переживший шок раненый все еще бредит.

— Кто-то хотел меня убить, Люси. Вот я о чем. И увенчайся замысел сей успехом, кто знает, что бы сделали с моим телом. Оно могло бы, например, якобы погребенное обвалом, очутиться в склепе, в компании прочих веками тлеющих покойников.

Припомнив страшную участь Артура Рада, леди Люси вздрогнула. Мысль о том, что и ее Фрэнсиса могли изжарить на вертеле, была невыносима. Она сжала его руку. Просить его вернуться в Лондон, разумеется, бесполезно. Фрэнсис и Джонни могли вынести любые трудности, опасности, не умея лишь одного — отступать.

— Но почему, Фрэнсис? Зачем тебя хотели убить? И кто он, кто этот убийца?

— Кто? Если бы я знал. У меня нет даже конкретного подозреваемого, — мрачно отозвался Пауэрскорт. — Однако нынче ночью я получил грозное предупреждение. Либо меня жаждали именно прикончить, и, вероятно, добили бы, явившись в самый глухой полночный час. Либо парочкой тонн свалившихся камней мне выразительно дали понять, что я должен немедленно убраться из Комптона, а не то будет совсем худо.

— И что же ты намерен теперь делать, Фрэнсис? — кинула быстрый взгляд на мужа леди Люси. Даже в сумраке было заметно, как он измучен тяжкими часами в этой колоссальной соборной темнице, среди лежащих под полами мертвецов и их диковинных надгробий, с опасной раной на виске и, что весьма вероятно, сломанной ногой.

— Я, Люси, абсолютно точно тебе скажу, что я намерен делать. Я собираюсь поймать этого проклятого убийцу. И желательно поскорее, пока он не убил меня.

13

Окажись комптонский епископ у райских врат, паролем охраняющему вход святому Петру он назвал бы свою главную добродетель — терпение. Терпение, без которого немыслимо учение. Большую часть жизни Джарвис Мортон провел, кочуя по всевозможным библиотекам в поиске материала для вдохновляющих исследований ранних евангельских текстов. Четверть века его хлебом насущным были книги: книги на полках или гигантские фолианты, ввиду их габаритов сложенные на полу, всевозможные словари или старинные, веками никем не открывавшиеся тома. В юности ему честолюбиво мечталось о великом открытии, о некой «эврике», что осенит его в читальне, как Архимеда в ванне. Но время шло, а гениальных озарений не случилось. И постепенно, в ходе каждодневной и неустанной работы ученого, ему стало ясно: науке дороже терпеливый кропотливый труд, дающий основательность авторским выводам. Ну что ж, терпением он действительно был щедро одарен. Во всяком случае, так ему представлялось до вчерашнего вечера.

Епископ расхаживал вдоль расположенной перед его роскошным особняком лужайки для крикета, откуда по поводу скверных подач и не забитых мячей неслись возгласы, вынуждавшие несколько усомниться в братской любви пастырей друг к другу. Было около десяти утра. Накануне главу собора почтили приездом старший хранитель архивов Британского музея Октавиус Парслоу и оксфордский профессор истории Теодор Кроуфорд. Ознакомившись с найденной в склепе старинной рукописью, именитые ученые отказались дать какое-либо заключение относительно документа, являвшегося, по мнению епископа, дневниковыми записями монаха, свидетеля последних дней Комптонского аббатства перед его ликвидацией. Поданных за ужином двух бутылок великолепного кларета не хватило, чтобы развязать языки специалистам и получить их компетентный отзыв. Не хватило для этого и бутылки драгоценного портвейна со складов виноторговца — поставщика двора Его Величества. Терпение епископа окончательно истощилось, когда вскоре после полуночи филолог Парслоу осведомился, нет ли еще бутылочки этого портвейна.

— Хм, неплохое зелье для деревенской глухомани! — небрежно постучал он по опустевшему стакану.

Тогда епископ Мортон совершил то, чего не позволял себе ни разу за все пятьдесят четыре года жизни. Извинившись, он встал и покинул столовую, оставив гостей наслаждаться обществом друг друга. И, даже опустившись на колени возле своего ложа с балдахином, епископ молился, выбрав из столь известных ему текстов слова, не слишком смиряющие личную гордыню: «Прости им, Боже, ибо не ведают, что творят».

В общем, наутро епископ Комптона решил взять дело в свои руки. На одиннадцать у него была назначена встреча с одним из местных жителей. «А эти два академических светила, — сердито думал он, — а эти двое (прости, Господи, грехи мои) пусть катятся ко всем чертям!»

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт опять сидел в соборе, в последнем ряду партерных скамей для прихожан. Голова его была умело перевязана вызванным ночью в Ферфилд-парк доктором Блэкстафом. Рука сжимала массивную трость, утром врученную охромевшему другу Джонни Фицджеральдом. Вручение сопровождалось разъяснением секретов чудодейственного посоха.

— Смотри, Фрэнсис, — восторженно говорил Джонни, поглаживая набалдашник, — рукоять отвинчивается, а внутри миленькая скляночка! — Демонстрируя удивительное изобретение, он вытянул заткнутый пробкой узкий цилиндрический сосуд. — Так что, как только человеку не по себе, у него всегда есть возможность сразу утешиться и подлечиться капелькой бренди или виски — тут уж по выбору. Одного не пойму: ну почему пробирка такая короткая? Мне и на четверть пути не хватает. Сделали бы во всю длину, вмещалась бы целая бутылка.

Две престарелые леди, вежливо поклонившись Пауэрскорту, проковыляли в капеллу Пресвятой Девы на причастие. Глядя им вслед, стоило призадуматься, не награждает ли постоянное потребление освященного хлеба и вина секретом вечной жизни? Рабочие, успев убрать все крупные обломки рухнувших ночью плит, уже готовились поднять на леса груду новых каменных блоков.

Детектив в сотый раз задавал себе один и тот же вопрос: приходил убийца в собор до рассвета, чтобы взглянуть на жертву и, не найдя ее, свирепо рыскать по всем галереям и закоулкам, или же ждал снаружи, караулил, когда откроют собор и горестно обнаружат его желанную добычу? Да, видимо, сегодня первая утренняя служба проходила в нервной обстановке. Наверно, тому из каноников, кто вел обряд в семь тридцать, было не слишком уютно среди засыпавшей все мусорной пыли и каменных осколков под ногами. Хотя, быть может, это и не вызвало особенных волнений. Действительно, какие мелочи после тех стародавних истинных бед, когда члены комиссии королевского канцлера Томаса Кромвеля[27], аккуратно переписав все мало-мальски ценное имущество аббатства перед его разгоном, дочиста выгребли монастырские кладовые или когда в следующем веке пуританские солдаты другого Кромвеля, Оливера, лорда-протектора Англии, беспощадно крушили «идольские» статуи католических святых.

Пауэрскорт ждал Патрика Батлера, который должен был прийти сразу же после своего визита к епископу.

Непривычная неуверенность охватила редактора «Меркюри», следовавшего за ливрейным лакеем к приемной епископа Комптона. Со стен коридора надменно взирали портреты облаченных в пурпур прошлых первосвященников собора. Как полагается приветствовать епископа? Склониться в нижайшем поклоне? Опуститься перед ним на колени? Руку поцеловать его преосвященству?

Епископ сам разрешил эту проблему, радушно поднявшись из-за громадного письменного стола и протянув Патрику ладонь для дружеского рукопожатия.

— Очень любезно, мистер Батлер, что вы откликнулись на мою невразумительно краткую записку. Чрезвычайно вам признателен.

Пригласив журналиста сесть в одно из кресел у камина, епископ уселся напротив. Зачем его позвали, Патрик не знал. Может, по поводу ночной аварии в соборе. Хотя тогда была бы встреча не с епископом. Всеми конкретными церковными делами ведал исключительно декан.

— Верно ли я понимаю, мистер Батлер, что вы в весьма дружеских отношениях с миссис Герберт, миссис Энн Герберт, живущей у нас в угловом коттедже?

Патрик Батлер слегка порозовел. Он, что же, вызван на беседу об Энн? Сейчас епископ строго спросит о намерениях молодого человека?

— Вы совершенно правы, лорд, — ответил он.

— Я ведь прекрасно знал ее покойного супруга, — мягко и дружелюбно улыбнулся комптонский епископ. — Я даже стал крестным отцом их первенца, вот только никак не запомню дату его рождения.

— Ну, это легко выяснить, лорд, — сказал Патрик. Энн никогда ему не говорила, что епископ крестный отец ее старшего сына. Видно, тоже успела позабыть.

— Хочу уверить, мистер Батлер, — сияя, продолжал епископ, — что, если нечто ожидаемое произойдет, мы будем рады провести соответственный обряд у алтаря в нашем соборном храме.

Вообще-то Патрик не предполагал прямо сегодня или завтра делать предложение Энн Герберт. Кажется, здешние прелаты своим высшим духовным авторитетом настойчиво требуют брака. Патрик густо покраснел.