Слеза дьявола - Джеффри Дивер

Какой же он импозантный, подумал Кеннеди. Как превосходно он выглядит в своем импортном костюме, с гладко выбритой головой и шелковым галстуком на шее!

— Разумеется, у меня остаются сомнения.

Мэр теперь стоял у другого окна, откуда был виден уже не Капитолий. На некотором отдалении высилось здание Джорджтаунского университета — его, можно сказать, альма-матер. Там он получил научную степень. Они с Клэр и жили теперь неподалеку оттуда. Ему припомнилось, как прошлой осенью они с женой поднимались там по крутой лестнице, с которой падал священник в фильме «Изгоняющий дьявола».

Священник, пожертвовавший собой ради спасения девочки, одержимой дьяволом.

Чем тебе не предзнаменование?

— Хорошо, — кивнул он. — Пойди и договорись с ним.

Джеффрис расплылся в улыбке.

— Мы справимся с этим, Джерри, вот увидишь.

А в трубку сказал:

— Уже иду.

В небольшой приемной перед дверью в кабинет мэра стоял красивый мужчина в двубортном костюме, прислонившись к стене как раз под портретом какого-то политического деятеля XIX века.

Уэндел Джеффрис направился прямо к нему.

— Привет, Уэнди.

— Привет, Слейд!

Хотите — верьте, хотите — нет, но это было его подлинное имя.[3] А если добавить к этому фамилию Филипс, то можно было подумать, что родители заранее знали, что их симпатичный отпрыск станет ведущим одной из крупнейших телекомпаний. И если так, то их предвидение сбылось.

— Только что снова посмотрел репортаж еще раз. Этот чувак убил двоих агентов, наделал переполоху, а потом исчез как «призрак оперы».

В эфире Филипс говорил по-другому. И вообще он говорил по-другому на публике. С белыми он говорил иначе, но поскольку Джеффрис был чернокожим, Филипс решил пустить в ход пару словечек из их лексикона.

— Еще одного из зрителей уложил наповал, как я слышал.

Джеффрис не стал объяснять, что на языке чернокожих банд «уложить наповал» означало застрелить, но никак не задавить люстрой.

— Преступника почти удалось схватить, но в последний момент он сумел сделать ноги.

— Да, я тоже слышал об этом, — сказал Джеффрис.

— Значит, старик собирается заклеймить подонков и будет стараться нас всех успокоить? — Телевизионщик имел в виду намечавшуюся пресс-конференцию мэра.

Но Джеффрис сегодня не был в настроении обмениваться двусмысленными шутками с людьми вроде Слейда Филипса. Он даже не улыбнулся.

— Вот как обстоят дела. Этот, как ты выразился, «чувак» на этом не остановится. Никто до сих пор понятия не имеет, насколько он опасен.

— Опасен в каком…

Джеффрис жестом оборвал его.

— Ситуация такая, что хуже и быть не может.

— Это я понимаю.

— Все взоры будут обращены на него.

Гм. На него с большой буквы «Н». На Джерри Кеннеди. Такие вещи Филипс ловил на лету.

— Конечно.

— А потому нам нужна помощь. — Джеффрис понизил голос до уровня шуршания банкнот, переходящих из рук в руки.

— Какого рода помощь?

— Мы можем заплатить за это двадцать пять.

— Двадцать пять…

— Ты хочешь поторговаться? — спросил Джеффрис.

— Нет, что ты! Просто… Сумма солидная. Что я должен буду для вас сделать?

— Мне нужно, чтобы он…

— То есть Кеннеди?

Джеффрис вздохнул.

— Кто же еще? Он должен предстать во всей этой ситуации в роли героя. Я имею в виду Героя. Люди уже погибли, и возможны новые жертвы. Покажи публике, как он посещает семьи погибших, как смело противостоит террористам и… Ну, я не знаю… Выдвигает всякие там самые дерьмовые теории, как поймать убийцу. А при любых провалах он должен оказаться как бы ни при чем.

— А на кого же все валить?

— Только не на мэра, — ответил Джеффрис. — Кеннеди же не…

— …Не руководит операцией, — подхватил Филипс уже своим классическим эфирным баритоном. — Ты ведь на это намекаешь?

— Верно, — сказал Джеффрис. — Если кто-то облажается, значит, мэр не был поставлен в известность, а вообще он делает все, что в его силах.

— Что ж, этой операцией занимаются федералы. А значит, мы могли бы…

— Это так, Слейд, но нам бы не хотелось в то же время слишком очернять Бюро.

Примерно таким же тоном Джеффрис разговаривал со своим десятилетним племянником.

— Не хотите? Но почему?

— Не хотим, и все.

И вот это окончательно поставило в тупик Филипса, привыкшего читать готовые тексты с экрана «телесуфлера».

— Что-то я не до конца улавливаю, Уэнди. Мне-то самому что надо делать?

— Я хочу, чтобы ты для разнообразия сыграл роль настоящего телерепортера.

— А, конечно. — Филипс тут же начал в голове сочинять текст. — Мэр Кеннеди держится твердой позиции. Он командует полицейскими силами. Он посещает больницы… Постой, а как же без жены?

— Обязательно с женой, — не теряя терпения, сказал Джеффрис.

— Но ведь ты знаешь… — Филипс кивнул примерно в ту сторону, где располагалась приемная для прессы. — Я слышал, как парень из «Пост» говорил, что Кеннеди вообще никого не посещал. Они там готовятся завалить его вопросами по этому поводу.

— Нет-нет. Он посещал семьи, пожелавшие остаться неизвестными. Он только этим весь день и занимался.

— Верно.

Поразительно, чего только нельзя купить за 25 тысяч долларов, подумал Джеффрис.

— Это удивительно гуманно с его стороны. Он полон сочувствия.

— Только не перегибай палку, — на всякий случай предупредил Джеффрис.

— Да, но где мне взять «картинку»? То есть если я буду рассказывать, как он посещал больницу…

Джеффрис ухмыльнулся.

— Просто показывайте одни и те же пять секунд записи снова и снова, как вы это обычно и делаете. Не знаю, какие именно. Скажем, машины «скорой помощи» у станции метро.

— Ага. Понял. А что с промахами? Почему ты считаешь, что они непременно будут?

— Потому что в подобных ситуациях они неизбежны.

— Ладно. И нам надо указать пальцем на виновных, но не на…

— Не на ФБР.

— Хорошо, хотя даже не представляю пока, что делать в таком случае.

— Это и есть твоя часть работы. Помнишь заветное: кто, что, когда, где и почему? Заповедь настоящего репортера.

Он взял Филипса под локоть и повел к выходу.

— Иди и занимайся своим делом.

14

— А вы неважно выглядите, агент Лукас.

— День получился очень долгим.

Гари Моссу было уже под пятьдесят. Грузноватый мужчина с коротко стриженными курчавыми волосами, чуть тронутыми сединой. И очень темной кожей. Он сидел на краю кровати в помещении № 2, небольшой квартирке на первом этаже здания ФБР. Здесь было предусмотрено несколько жилых апартаментов. В основном ими пользовались для размещения заезжих представителей других отделений Бюро или для ночевок руководства во время особо важных и продолжительных операций. Мосса же поместили сюда исходя из того, что при той информации, которой он располагал, и огромных возможностях тех, против кого скоро должен был дать показания, в окружном центре предварительного заключения он не прожил бы и двух часов.

Впрочем, квартирка казалась вполне уютной. На скромные средства из госбюджета там установили удобную двуспальную кровать, письменный стол, кресло, обеденный стол, кухонную мебель и телевизор с классическим набором кабельных каналов.

— А где ваш молодой полицейский? Мне он понравился.

— Харди? Он сейчас в оперативном центре.

— Он на вас очень зол.

— Почему? Из-за того, что я не позволяю ему играть в сыщика?

— Вот именно.

— Но он даже не из следственного отдела.

— Знаю. Он мне сам сообщил об этом. Бумажная душонка, как и я сам. Но ему все равно хочется реального дела. Вы же сейчас ловите убийцу, не так ли? Я смотрел новости по телевизору. Вот почему вы обо мне забыли.

— Никто о вас не забывал, мистер Мосс.

Тот улыбнулся, но выглядел при этом таким несчастным, что Лукас невольно пожалела его. Но она пришла к нему не просто для того, чтобы подержать за ручку. Свидетели, которые впадали в депрессию или не чувствовали себя в безопасности, порой забывали о том, что они видели или слышали. Представителю прокуратуры США, который вел дело о коррупции, требовалось, чтобы Гари Мосс был всем доволен.

— Как вы себя чувствуете?

— Скучаю по семье. По моим девочкам. Страшно, когда такое выпадает на долю твоих близких. А я даже не могу быть вместе с ними. Конечно, там моя жена, но в такие времена место мужчины — быть рядом с детьми.

Лукас вспомнила его дочек — близняшек лет пяти. С крошечными игрушками, вплетенными в многочисленные косички. Жена Мосса была худенькой женщиной с испуганными глазами, какие только и могут быть у человека, который видел, как дотла сгорел его дом.