Туман Лондонистана - Сергей Костин

Я подождал, пока моховская «мазда» не выехала с площади. Никто за ним не поспешил вслед. Однако в наши дни это уже ни о чем не говорит. Теперь ведь все города утыканы видеокамерами, даже если машина регулярно проверяется технарями на наличие маячков. Мне бы самому не подхватить от него вирус.

Я вышел на одну из главных торговых улиц мира, Оксфорд-стрит. И здесь в одном из очень фешенебельных и очень дорогих магазинов мужской одежды купил себе шляпу. Так что следующий перекресток я пересек хотя по-прежнему мексиканцем, но все же уже другим человеком.

3

Меня трудно удивить. «Nil admirari» с молодости было одним из моих самых любимых изречений. Хотя, честно сказать, мало ли у меня было выписанных цитат из умных книг? Постепенно многие из них теряли новизну и безусловность, не оправдывались опытом, оказывались лишь игрой ума, красным словцом или, наоборот, банальностью. Другие же, наоборот, становились неразрывной частью меня самого. Так произошло и с этой мудростью — ничему не удивляться. И лишь изредка жизнь преподносит мне сюрпризы, заставляющие забыть об усвоенной невозмутимости.

Это я по поводу одной из фотографий, которые передал мне Радж. Чтобы не мелькать слишком часто в его магазине, я попросил послать их мне с одним из племянников в паб «Собака и утка», в котором я приземлился. Мне был вручен стандартный кодаковский конверт с несколькими десятками отпечатков, на которых был запечатлен Рашид Халед, ливанский толстячок, работающий на всех, кто заплатит. А также люди, с которыми он встречался за вчерашний день. Так вот, одним из них был Рамдан, тот самый бесстрашный алжирский боевик, столь опасающийся контактов с темными личностями вроде меня.

Скорее всего, они были хорошо знакомы. На одном из снимков — они были сделаны в кафе — Рамдан запросто накрывает руку ливанца своей. Они говорят о чем-то серьезном — ни на одной из пяти фотографий не видно улыбок, этих привычных для Востока смазочных материалов даже в ходе сложных деловых переговоров. Зачем они встречались? На чем порешили? Я понял вдруг, что уж это-то я смогу узнать.

Я дошел до ближайшей красной телефонной будки и позвонил Раджу.

— Ты знаешь, где сейчас наш ливанский друг?

— М-м… — Защелкали клавиши компьютера. — Судя по всему… Да, похоже, Объект Два приехал обедать в тот же ресторан, где был вчера.

— Как называется?

— «Лайя-Лина». Бошамп-плейс, 2, рядом с Бромптон-стрит.

— Отлично, найду.

— Помощь нужна?

— Сделайте так, чтобы, кроме нашего, других фотографов там не было, — рассмеялся я.

Халеда в ресторане я заметил сразу. Как человек, которому есть чего опасаться, он сидел в самом дальнем углу, лицом к двери, рядом с проходом в туалет и на кухню, из которой наверняка был выход на задний двор. Я устроился в том же конце зала, лицом к нему. Напоминаю, по-прежнему в обличье мексиканского полицейского.

Народу в ресторане было немного. Арабская супружеская пара с четырьмя кучерявыми шумными детьми за составленными вместе тремя столами. Двое молодых французов шепчутся через проход от нас, похоже, голубые. Яркая полная женщина, когда-то несомненно восхитительная, а теперь покрытая толстым слоем штукатурки, ест суп, промокая губы салфеткой после каждой ложки. Так где же Раджев фотограф?

Ливанец, похоже, с закусками уже покончил. Наклонив лицо к самой тарелке, он с аппетитом хлебал суп, отхватывая после каждой ложки приличный кус от лепешки. При его комплекции он вряд ли ограничится первым блюдом, так что можно было не торопиться. Я заказал мезé, это такой набор ливанских закусок, и полбутылки красного вина.

Мезе и вино мне принесли быстро. Халед к этому времени покончил с супом и откинулся на диване. Наши глаза встретились — а я хотел, чтобы он видел, что я смотрю на него. Угрозы и даже повода для беспокойства он во мне не узрел. Рыгнув, он вытащил из кармана клетчатый носовой платок и утер пот со лба. Горячий был суп или очень острый. Потом взгляд его снова скользнул в мою сторону: я по-прежнему смотрел на него. В глазах ливанца мелькнуло недоумение. Вот теперь, наверное, пора!

Я встал и направился в сторону туалета. Поравнявшись с Халедом, я молча положил перед ним конверт с пятью фотографиями, на которых он был запечатлен с Рамданом. Я отлил, не спеша помыл руки, бессмысленно подержал их немного под худосочным сушителем и вернулся в зал.

Халед снова утирал пот, теперь уже со всего лица. Я с невозмутимым видом прошел мимо к своему столу. Ливанцу принесли кус-кус с горкой мяса и овощей посередине блюда, однако еда его больше не радовала. Халед автоматически положил кус-куса себе на тарелку и снова посмотрел на меня. Я счел нужным кивнуть ему с вежливой полуулыбкой и взялся за свое мезе.

Мы так и продолжали есть, время от времени поднимая глаза друг на друга. Напряжение, которое я читал во взгляде и во всех движениях Халеда, возрастало и стало нестерпимым. Он подозвал официанта и что-то сказал ему.

Официант — немолодой уже усатый мужчина с мягкими изящными движениями — подошел и склонился надо мной:

— Вон тот господин спрашивает, не угодно ли вам вместе выпить кофе. Он ненавидит делать это в одиночестве.

— С удовольствием.

Я улыбнулся и широким жестом пригласил ливанца за свой стол.

— Мне, — сказал я официанту, — тоже кофе и…

— Арак?

Меня даже передернуло. Арак — это ливанское название для анисовой водки. Но если кому нравится, благослови вас Господь — я никого не хотел обидеть.

— Нет-нет, лучше виски, — поспешно сказал я. — А тому джентльмену — что он пожелает.

Джентльмен приветливо кивнул мне, попытался отодвинуть столик, которым он был прижат к дивану, и не без труда, с деятельной помощью официанта выбрался в проход.

Вблизи он казался еще толще. Плоть щедро свисала с него по бокам и со щек, двумя большими валиками заполнила шею, когда он сел. Пухлая ручка вернула мне конверт с фотографиями.

— Мы знакомы? — спросил он по-английски. У него был сильный акцент.

— Вероятно, лишь односторонне, — любезно растягивая губы, ответил я по-французски.

Ливанец охотно перешел на этот язык.

— И я могу быть вам полезен?

— И нам, и даже в большей степени себе самому.

Какой-то мужик неопределенной восточной внешности вошел в ресторан. Лет сорока, с нечесаной и не очень чистой шевелюрой. Прошел к стойке бара и заказал эспрессо. Это наш фотограф? Камеры при нем не наблюдается, но сейчас же фотографируют и из оправы очков.

Нам принесли кофе с крошечными сладостями на блюдечке. От спиртного Халед как истинный мусульманин отказался, хотя вообще ливанцы на это дело смотрят просто. Он непрестанно утирал лицо платком — нервничал. Он не знал, кто я такой, а спросить не решался. Будучи человеколюбив, я прервал его муку:

— Нас интересует тот паренек, Рамдан.

Я специально так сделал. Вряд ли он захочет сразу говорить о себе.

— Что именно вы хотите знать? Кто он такой?

— Да нет, это мы знаем. — Я разговаривал небрежным тоном, как человек, уставший от собственной осведомленности. — Хотелось бы уточнить, зачем он с вами встречался.

Халед молчал. Дураком он не был, хотя трусость, несомненно, не признак большого ума. Разумнее быть храбрым, но этим качеством ливанец, похоже, обладал не в полной мере. Сейчас он придумывал, как бы ему ответить, чтобы я от него отвязался, но и чтобы ничего существенного не сказать.

— Этот человек неуправляем, — помог ему я. — Мы пришли к выводу, что вы в опасности, а терять вас совсем не хочется.

— Я знаю, что он неуравновешенный, — произнес наконец ливанец. — Только не знаю, как с этим быть.

— Он скоро уедет, — попробовал ободрить его я. — А до Йемена далеко.

Халед странно посмотрел на меня.

— Нет?

— Нет, он сказал, что в конечном счете его решили оставить в Лондоне.

— И чем он будет заниматься?

Ливанец замялся. От волнения он стал сучить ногами. Я этого, конечно, не видел, только стол задрожал.

— Если он и у вас вызывает опасения, лучше сказать нам, — подтолкнул его я.

— Мне точно не следует об этом говорить. Мы можем оставить этот разговор?

Я пожал плечами:

— Можем, конечно. Но если продолжим, вы очень скоро похвалите себя за то, что рискнули. Итак?

Ливанец засопел. С одной стороны, избыточный вес и соответствующая нагрузка на сердце. С другой — вылезающие наружу заросли в ноздрях, препятствующие поступлению кислорода. Давай, решайся! Ты же понимаешь, что перед тобой сейчас не человек сидит, а новый контракт. Ну, хорошо, я помогу еще.

— Вы же прекрасно понимаете, что я не из собственного любопытства это спрашиваю, — сказал я. — Мы же с вами профессионалы, можем перескочить вступительные этапы.

Толстяк запыхтел.

— Ну, хорошо. Мне почему-то кажется, что вы не обманете моего доверия. Этот юноша будет заниматься некоторыми поставками.