Вилла в Италии - Элизабет Эдмонсон

Свифт ничего не ответила, но по ее упрямо стиснутым челюстям певица видела, что она не согласна с Джорджем.

В вышине раздались рокочущие звуки.

— Нет, только не гром, ей-богу! — взмолилась Делия. «Господи, пусть непогода ограничится только шквалами ветра. Пожалуйста, — твердила она про себя, — пожалуйста, только не гром!»

— Бенедетта задраивает люки, — сообщила Джессика. — Я оставила свои ставни открытыми, а у нее пунктик насчет ставен. Она держала бы их постоянно запертыми, будь ее воля.

— Следствие проживания в жарком климате, где нельзя пускать солнце в комнаты, а не то жара летом будет невыносимой, — подал реплику Джордж. — А зимой они обеспечивают защиту от стужи и штормов.

— Этот дом создан для того, чтобы здесь было много света, — возразила Делия. — Ненавижу, когда все так задраено.

Так, сказала себе Марджори, бывает, когда привык жить в просторных домах — вероятно, с парками и уймой личного пространства, — а не вырос в крохотном типовом домике, стоящем рядом с такими же типовыми домиками, и не спал в комнате, больше похожей на чулан.

Физик заметил выражение безысходного отчаяния, вновь появившееся на лице Марджори. Это его не удивило — он уже пришел к выводу, что эта женщина лишь с трудом удерживает себя в руках. Не истеричка, просто человек, чьи нервы и воля напряжены до предела. Ученый лишь от души надеялся, что у нее не случится срыва. Хельзингер чувствовал, что все они находятся где-то на грани и могут не справиться с эмоциями, если хоть один сорвется.

Впрочем, кое-кто из них имел выход для своего напряжения и чувства неопределенности. Делия уже некоторое время назад подошла к роялю и теперь сидела, расслабившись, на высоком табурете. Здесь ей было легче всего почувствовать себя в родной стихии, это ее гавань, ее укрытие от житейских бурь. Ей приходилось легче, чем другим: у нее была музыка, которая, несомненно, помогала ей сохранять более здоровое душевное состояние, чем у других. Джордж подумал, что сам давно уже не играл на фортепьяно, не решался. Музыке не место там, откуда ушла душа.

Душа… какая нелепость, в самом деле. Сверни его мысли в это русло, им, пожалуй, пришлось бы вновь вернуться к рассуждениям о методизме и англиканской церкви.

— Без электричества намного приятнее, — устало произнесла Марджори из полумрака; двух ламп едва хватало, чтобы озарять тусклым светом обширную комнату. — Ненавижу электричество.

— Странное высказывание! — удивленно откликнулся он. — Как можно ненавидеть неодушевленную силу?

— Вы же ненавидите, — парировала Свифт. — Вы ненавидите атомную энергию. А я ненавижу электричество. Может, есть люди, которые ненавидят силу тяжести, я не знаю.

— Почему именно электричество? — раздался из полумрака голос Джессики. Мелдон стояла у окна и смотрела на луну в грозовом небе, которая то выскакивала из облаков, то вновь ныряла.

— Оно слишком свирепо, слишком непредсказуемо, слишком своенравно. Мы ведь только щелкаем выключателем туда-сюда, притворяясь, что укротили жуткую силищу. А подумайте о грозах. Мы захватываем эту энергию и запираем в крохотную стеклянную лампочку, и та послушно горит. Но разве вы не чувствуете, что тем самым оскорбляете эту энергию, возбуждаете в ней бунтарские силы? Что она выйдет из-под контроля и пойдет бушевать, как только мы ослабим хватку?

Тут в Джордже взыграла натура ученого, и он расхохотался.

— Моя дорогая женщина, что за вопиющая безграмотность! Электричество — это просто заряженные частицы, ничего больше. Оно бесчувственно, у него нет собственной воли и, конечно же, нет никакой враждебности. Вы не должны приписывать человеческие эмоции такому предмету, как электричество.

— Хотя я понимаю, что имелось в виду, — подключилась Делия. — Разве во время грозы, когда вы видите пелену дождя и трезубцы молний, вам не кажется, что эта сила слишком могущественна для нас, для нашего понимания? Не находится ли она, так или иначе, буквально за пределами человеческого разумения? Когда разговор зашел об этом, я подумала, что хотя, как сказала Марджори, мы по своему усмотрению включаем и выключаем потоки этой энергии, никто в точности не знает, что она собой представляет, точно так же как и гравитация. Меня вот ужасает гром, — прибавила она, — который столь же иррационален. — Делия старалась говорить безразличным тоном, но Джессика, хорошо зная, как панически боится подруга грозы, бросила на нее встревоженный взгляд и ободряюще улыбнулась.

— А вот я, например, — проговорила Мелдон спокойно и непринужденно, — рада электричеству. Без него жизнь была бы такой унылой и безрадостной, вам не кажется?

— А я однажды гостила в древнем доме, который по старинке освещался газом, — вспомнила певица, радуясь, что можно уйти от темы гроз. — Он давал красивый мягкий свет, но трещал и шипел, и в воздухе стоял специфический запах. Там приходилось дважды подумать, прежде чем зажечь сигарету. Я целиком за выключатели на стене и лампочки.

— Вы видели газовые фонари в Темпл-Гардене, в Лондоне? — спросила Марджори. — Там до сих пор каждый вечер приходит фонарщик с длинной палкой и зажигает их. Должно быть, лондонцам было чудно, когда появились первые газовые фонари и улицы ночью стали освещаться.

— Можно себе представить, что было до этого, — пожала плечами Джессика. — Стоит только вспомнить Англию во время светомаскировки. В первую неделю войны я врезалась в фонарный столб в Лидсе и попала в больницу.

— А я всегда сваливался с края тротуара, — подхватил Джордж. — Или врезался в него на велосипеде.

Наступило молчание, но не лишенное приятности. Воэн, сидя за роялем, уже некоторое время мягко перебирала клавиши, потом сымпровизировала что-то на тех, что не были расстроены. Какую-то приятную, ритмичную мелодию из современных, неуловимым образом подходящую к атмосфере в комнате и к внезапному осознанию того, что они, в конце концов, находятся далеко и от нынешнего туманного Лондона, и, еще дальше, от мрачных дней войны.

Ставни были плотно закрыты, и все окна крепко заперты, но даже при этом сквозило. Порывы ветра врывались внутрь из трубы на крыше, листая страницы лежащей на диване книги и шевеля занавески, и те становились похожи на каких-то беспокойных существ, норовящих вырваться за пределы комнаты. Они будто хотят, подумала Делия, освободиться и унестись в ночь.

Потом внезапно раздался рев ветра, а вслед за ним — стук градин о ставни.

— Восхитительно! — изумилась Марджори. — Люблю грозу! Жаль, что нельзя ее видеть.

— Одна из ставен болтается, — заметила певица, подходя к окну и отдергивая занавеску в желании посмотреть, нет ли молний на небе. В этом случае ей оставалось бы только удрать в свою комнату и зарыться в подушки, пока не ударил гром.