Остров гориллоидов. Затерянные миры. Т. 7 - Б Фортунатов

Дюпон перегнулся назад. Его лицо было белым.

— Андрей, я уже не думал, что дотяну до земли. Ты тоже ранен. Если у тебя хватит сил, посмотри… — голос Дюпона прервался, — посмотри, у меня, кажется, две дырки. Если бы их перевязать… я бы немножко отдохнул и потом опять… — Он обращался к Ильину на «ты», и это было вполне естественно.

Ильин с глубокой нежностью прервал его.

— Постой, я помогу тебе слезть на землю. Я тоже получил чем-то по голове. Еще не могу сообразить, чем.

Собрав силы, он попытался поднять ослабевшее тело механика и беспомощно опустил руки:

— Ну, кажется и я… не могу… похвастать крепостью…

Дюпон с напряжением приподнялся, перешагнул на крыло и, увлекая питавшегося его поддержать товарища, мешком упал на землю. Тяжелый толчок словно расколол голову, радужные круги метнулись перед глазами, и Ильин, теряя сознание, свалился у аппарата…

Как тогда в ангаре, его у пробудил голос Мадлен. Смутные, как сквозь туман, воспоминания кошмарного дня, бледное истомленное лицо, склонившееся над ним, тревожное и вдруг озарившееся радостью… Несколько глотков обжигающей жидкости сразу смыли остатки тумана, и Ильин без усилия поднялся на ноги.

Ильина пробудил голос Мадлен…

Мадлен смотрела на него сияющими глазами.

— Я уже перевязала тебе голову, Андрей. Это было очень удобно сделать, потому что она у тебя обрита. Пуля только разорвала кожу. Я вымыла рану коньяком, потому что нет воды, тебе, конечно, стало больно, и ты зашевелился. И начал, должно быть, ругаться, только я не поняла, потому что ты ругался по-русски.

И молодая женщина залилась счастливым смехом.

Ильин, улыбаясь, смотрел на ее горящее радостью лицо, затем решительно повернулся к лежавшему на земле Дюпону.

— Я его тоже осмотрела, — сказала Мадлен, — у него на левой руке, видимо, оторван палец. Уже перевязан; кровь не идет. Я побоялась трогать. Может быть, опять начнется кровотечение, а я не сумела бы его остановить.

Ильин осмотрел руку лежавшего неподвижно товарища.

— Да, кровь не идет. Значит, с этим можно пока не торопиться. Надо его раздеть, ведь не от одного же пальца он потерял сознание.

— Я думаю, что сначала лучше попытаться привести его в чувство, — сказала молодая женщина.

— Правильно. А ну-ка, дай сюда коньяк.

Однако обморок Дюпона был довольно глубоким. Только минут через десять глаза его открылись. Некоторое время механик мутным взором, как будто ничего не видя, смотрел вперед, затем начал медленно говорить:

— Теперь я как будто соображаю. Значит, из ямы мы все-таки вылезли, только с дырявой кожей. Нога болит не очень, но отчаянно горит палец.

— Нога? Куда же ты ранен? — спросил Ильин.

— В бедро. Я держал винтовку в левой руке, а правой отворял дверь, когда в дыму взрыва этот дьявол выстрелил в меня сзади. Винтовка выпала и, зацепившись на бегу за порог, я грохнулся на землю, а он выстрелил еще раза два, но из-за дыма попал не туда, куда хотел.

Мадлен прервала:

— Об этом вы после расскажете, Дюпон, а сначала надо перевязать ваши, как вы их называете, дырки.

Рана на бедре оказалась сквозной, но кость не была задета. С одной стороны отверстие было закрыто сухим сгустком крови, с другой кровотечение снова началось, когда сняли прилипшее к ноге белье. Края раны вымыли коньяком. На перевязку пошла рубашка Дюпона и, с удовлетворением рассматривая аккуратно завязанную ногу, он глубокомысленно заявил:

— Черт возьми! На войне такая дырка была бы счастливым лотерейным номером. Нога будет цела; несколько месяцев в госпитале, и вместо тебя за это время кого-нибудь другого стукнут на фронте.

Палец по совету Ильина не стали трогать, поскольку кровотечения не было, и все трое разлеглись в тени крыла аэроплана.

— У нас есть пословица, — начал Ильин, — «дуракам счастье». Это специально про нас с тобой. Не знаю, что и как вышло у тебя, но я-то действовал наобум. Да впрочем, ничего другого в моем положении и не оставалось. Бежать надо было, во всяком случае, этой же ночью, хотя не было никаких шансов на успех. Ты знаешь, это было как выигрыш в сто тысяч, когда часовой у ворот оказался мертвецки пьяным; и уже вовсе не поверил я глазам, увидя тебя вылезающим из-под ящика в ангаре. Слушай, как это тебя занесло именно в квартиру летчика?

Механик засмеялся:

— Могу тебя уверить, что это вышло без всякого заранее обдуманного плана. Я проснулся перед рассветом от страшного гвалта и суматохи возле барака (я ведь ночевал в лагере, на постройке). Луи найти сразу не удалось; думаю, что он проявил свою инициативу, так как я увидел его только в толпе пьяных зверей возле разбитого склада спирта. Что тут было!..

Дюпон покосился на Мадлен и продолжал:

— Я видел раз еще на фронте погром винного склада. Но ведь там были люди, а здесь ошалелые чудовища, да еще с заряженными винтовками в лапах. Должно быть, перед моим приходом вышла какая-то драка, потому что на земле лежало несколько трупов, а Луи сыпал направо и налево удары, от которых эти двухметровые отродья валились на землю как соломинки. В общем, это была такая сумасшедшая каша, что я еле унес ноги. Кинулся, конечно, к домику, где ты сидел. Часовых не оказалось, а старик Идаев лежал с вдребезги разбитой головой. Мне это не понравилось. Когда все двери оказались запертыми, а твоя камера пустой, я сначала стал в тупик. Потом в голову пришла дельная мысль, и я начал осматривать землю от трупа Идаева к дому, — ведь не ангелы же на крыльях перенесли его за сто шагов от клетки, — да вдобавок я знал, что у тебя подготовлен подкоп. Естественно, наткнулся на дыру в земле, — и здорово, знаешь, тебя похвалил. Ну, так. Прежде всего надо было тебя отыскать и, конечно, не на обезьяньей территории. Поэтому я подался к воротам, выбрался без затруднения наружу… И вот тут-то мне никак и не пришло в голову, что ты первым делом займешься…

Дюпон взглянул на Мадлен и вовремя поперхнулся.

— …А то бы я, конечно, отыскал тебя сразу. Почти вслед за мной стали один за другим выходить из ворот гориллоиды, и я решил держаться поближе к ним, чтобы при случае через Луи попытаться направлять события. В этот момент капрал с несколькими солдатами выскочил из караульного здания, бросился к воротам и сразу же за стеной наткнулся на целую толпу. Все-таки молодец был покойник: нисколько не оробел и первую же попавшуюся обезьяну ударил в грудь прикладом. Но только результат-то вышел совсем непредвиденный. Винтовка тут же вылетела из его рук и, прежде чем капрал смог что-нибудь понять, обрушилась на его лысину. Нормально — черепок лопнул. Остальные солдаты, отстреливаясь, бросились бежать, несколько этих чудовищ за ними, а одно почему-то кинулось за мной. Зря я задержался там дольше времени. К двери ангара мне бежать было уже нельзя, потому что дорогу загораживали другие черти, и я подался полным ходом в ближайший домик — к летчику.