За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести - Пол Андерсон

— Оно не должно быть официальным. Она может подумать, что это трусливое нападение было инсценировано нашим правительством.

— Пусть думает, если у нее мания преследования.

Он сжал пальцы в кулак.

— И она, может статься, скорее всего права, — сказал он хрипло, уставившись на пол. — Каждая моя попытка спросить встречала простые отрицания до тех пор, пока меня не вызвали к генералу Чьжу и не поставили в известность, что дальнейшие мои расспросы будут считаться доказательством крамольных мыслей. Да, я понимаю, что невозможно ошибиться. Меня не посвящают в детали операций разведки. И все же я не настолько уж незначительный человек. Почему никто не может найти для меня времени, чтобы точно объяснить, почему именно в этом случае не может быть ошибки?

Он поднял глаза и увидел шок на лице Яао.

— Ты смеешь так говорить? — выпалила она. Затем последовала целая речь: — Ты осмелился назвать наших лидеров убийцами?

Его терпение кончилось. Он вскочил на ноги.

— Успокойся, — заорал он. — Меня нельзя назвать предателем, меня, который служит в поднебесной? Что ты-то делаешь для народа? Ты изводишь и слегка тиранишь нескольких негодяев, которые вместо этого могли бы заняться чем-нибудь полезным! Оставь меня! Я больше не хочу тебя видеть этой ночью!

Она закрыла лицо руками и убежала.

Интересно, будет ли она плакать, подумал он.

Бедная Яао. Его охватила печаль. Он сел, как старик. Если бы она дала мне объяснить до того, как мои истрепанные нервы сдали… Могу вообразить… Я не верю, но могу представить… что было принято решение убить Ивон Кантер не из ненависти, не из бессердечности, а потому что империалисты будут использовать ее, чтобы достичь своих целей. Если бы я действительно так думал, я бы убил ее сам, своими руками. Он посмотрел на свои руки, которые лежали ладонями вверх у него на коленях. Я не боюсь ее. Я боюсь тех, чьи предки, подвыпив, заставляли моих принимать опиум, грабили Пекин, бомбили Хиросиму, убивали и убивали, чтобы задушить свободу в Корее, в Малайе, Вьетнаме, Таиланде… список слишком большой… те, кто душили свободу заслоном войск. И я боюсь Советов, которые убили моего отца и бомбили мою землю; я боюсь европейцев и японцев, жирных, суетливых, самодовольных, которые так быстро могут обернуться голодными демонами; я боюсь того, кто может сжечь мою Пинь заживо, а это так просто, так отвратительно просто — сделать ядерное оружие… и теперь этот космический корабль, как стервятник, реет над этой чистой, живой Землей… Бедная Яао. Бедная Ивон Кантер. Бедное человечество.

Глава десятая

Жнецы моря, викинги, как ни старались, не могли придерживаться расписания. И даже до последнего небольшого этапа своего путешествия Ивон не знала точной даты, когда оно закончится. Она договорилась об отправке почтой на базу Армстронга копий картин. Правительство законно отклонит на заседании билль о снятии копий, особенно после того, как Скип добавил в список то, что ему еще понадобится, картины, о которых он никогда не сомневался, и другие произведения искусства, такие, как статуэтки, кубки из Азии и греческая амфора.

— Я могу также отправить вместе и свой багаж, — сказала она эконому.

— Эй, оставь чемодан, — сказал Скип. — Мы ведь не помчимся на первый же самолет в Денвер.

— В этом я не уверена, — ответила она против своей воли. — Я подумала и…

— Ну, продолжай. Не упускай последнего шанса стать свободной женщиной. Я тут знаю места, которых туристы никогда не видели, и я не имею в виду респектабельные задние дворы. — Он потянул ее за рукав. — Давай. Брось зубную щетку и смену белья в сумку, как это сделал я, и — в путь. Поспеши, если хочешь посмотреть, как мы войдем в док.

Она сдалась.

— Я плохая девчонка. Полковник будет в ужасе. А он действительно хороший человек.

— Что тебе нужно, — ухмыльнулся Скип, — так это практика в плохих поступках. Я тебя научу. Давай стартуем.

Вид с палубы был впечатляющим. Синее сияние причала Сан Педро почти что было скрыто толпой кораблей, буксиров, барж, рыбачьих лодок, яхт, полицейских судов и судов-ассенизаторов. Частные и коммерческие вертолеты кишели в небе; над ними следы инверсии от самолетов чертили белые полосы, и слышался гром. Впереди тянулось огромное пространство мегаполиса, тысячи пастельных оттенков зданий разнообразили зелень парков, пики небоскребов уходили ввысь, связанные вместе парящими арками железной дороги, каждая деталь блестела, как бриллиант, на фоне кристального воздуха Лос-Анджелеса, пока картина не становилась выпуклой, повторяя кривизну поверхности планеты. Звуки машин и крики людей, их низкие и однотонные, которые напоминали звуки прилива или сердцебиения какого-то огромного животного, вырывались за пределы города.

Было жарко, и матросы суетились. Скип и Ивон нашли убежище в тени на нижней палубе.

— О каких это местах, не посещаемых туристами, ты говорил? — спросила она.

— Боюсь, мы не сможем посетить самые интересные, — сказал он. — Они настолько интересны, что представляют опасность, я не хотел сказать «для говорящих по-английски». И при ее вопрошающем взгляде он добавил — Однажды я забрел в местные круги подпольного мира. Я не стал одним из них, я просто работал вышибалой в крутом ночном клубе. Это привело меня к знакомству с некоторыми оперившимися представителями подпольного мира, и после того как я помог одному в замечательно крутой драке, он проникся ко мне любовью и… Забудь об этом. Я не хочу наделать шума, как романтический герой. По правде говоря, из того, что я там увидел и услышал, самым лучшим было решение убраться оттуда, несмотря на то, что место, где я работал, мне нравилось.

Поскольку он счастливо наблюдал за происходящим, она смогла позволить своему взгляду задержаться на нем — свободная рубашка, купленная за границей, яркая у ворота и просто красная дальше, говорила о ее дешевизне, поношенная настолько, как будто и она, и выцветшие штаны, и потертые ботинки были сделаны по последней моде из Рио; как коровьим языком прилизанные волосы каштанового цвета, покрытое веснушками загорелое лицо, мальчишеский нос, подвижный рот, глаза — огромные и зеленые и самые живые из тех, в которые ей приходилось когда-либо смотреть. Почему же он, дитя дальних дорог и природы, любил проводить свои ночи в дыму и шуме и в дыхании грязных идиотов? Девушка, несомненно. Или девочки? Она представила эти тела, крепкие, гибкие и теплые, дающие радость, выстроившиеся в ряд в кордебалете.

Она постаралась представить и себя в этом кордебалетном строе.