Стремнина - Бубеннов Михаил Семенович

— Кончаем! Еще часа на два…

Родыгин молча прошел к рабочему носу земснаряда и некоторое время наблюдал за тем, как поднимаются со дна черпаки, загруженные темно-серой рваной породой, и как, пенясь, сливается с них по мере подъема на верхотурье родниковой чистоты вода.

— Завтра давайте пароход, — почти прокричал Чудаков. — Будем спускаться вниз.

На шивере земснаряд мог удержать лишь старый мощный колесный пароход; переставлять земснаряд с помощью даже двух современных трехсотсильных теплоходов, имевшихся в прорабстве, было весьма рискованно.

— Да не задерживайте, — добавил Чудаков.

Земснаряд внезапно смолк: начальник щадил гостей. С непривычки не очень-то разговоришься при адском грохоте.

— Кончать-то кончаете, а как? — заговорил теперь Родыгин, вероятно только и ожидавший, что ради него работа будет приостановлена. — Видел я карты…

Чудаков развел руками:

— Не обессудьте. Не наша вина.

— А чья же?

— Спросите сначала у прораба, — ответил Чудаков, однако без очевидного желания свалить вину на Морошку. — Почему он оставляет большие камни? Вон вчера подцепил один… Ну, думаю, сейчас полетят к черту все мои черпаки и барабаны!

— Николай Николаевич прав, — подтвердил Морошка, не дожидаясь неизбежного вопроса главного инженера. — Иногда мы и правда плохо крошим. Вся загвоздка в заряде. Он у нас жесткий, скреплен крест-накрест жердями. На большие гладкие плиты он хорошо ложится. А если попадет с шишками да выбоинами? А если круглые валуны, да еще один больше, а другой меньше? Заряд на них плотно не ляжет. И мелко искрошить не сможет.

— Как быть? — спросил Родыгин.

— Тут один выход, делать мягкий заряд, — ответил Морошка. — Скрепить его только тремя поперечными жердями — по концам да середине, вот и все. Тогда он будет выгибаться на горбинах и в яминах, плотнее прижиматься к подрезкам.

— А как сбрасывать?

— Сбросим. Ухватятся шесть человек за концы жердей и стащат.

— Почему же так не делали?

— Выходит, тугодумы. Пока не подопрет как следует — сообразить не можем. Теперь попробуем.

Родыгин немедленно воспользовался самокритичностью Морошки:

— И верно, тугодумы.

Попросив контрольные карты, Чудаков просмотрел их внимательно, неторопливо, будто вспоминая, почему остался на дне реки каждый из камней.

— Здесь не все, понятно, большие камни, — заговорил он, возвращая карты Морошке. — Некоторые из них можно бы и поднять. Да вот ведь какая незадача: подденешь камень, начнешь вытаскивать, а он сорвется с черпака — и под корпус. Вот и остается позади.

— Может, еще пройтись по прорези? — спросил Родыгин.

— Зря ходить будем, — ответил Чудаков. — Камни не подберем, а беду запросто наживем. Совсем невозможно стало работать. Очень много лесин пошло. Без конца забивает под рабочий нос, чуть прогляди — и авария. А случись сейчас большая поломка — где чиниться и когда? Всему делу конец.

— Упаси и помилуй! — сказал Морошка.

— Бережемся. Да ведь можно и недоглядеть. Лебедчик чуть разинет рот — и готово. Без шуток говорю: очень опасно стало. Хоть поворачивай черпаками по течению.

— Николай Николаевич! — воскликнул Морошка и после нескольких секунд мучительного раздумья потянулся к руке начальника земснаряда. — Николай Николаевич, а если на самом деле повернуть?

— Такого опыта еще не было, — ответил Чудаков озадаченно.

— А нам-то что? Ты вот скажи: от лесин спасемся?

— Это наверняка, — подтвердил Чудаков. — И меньше будет нагрузка, понятно. Меньше будут изнашиваться червячные шестерни, пальцы и редукторы. Только… как же тогда?

— Хуже не будет, — убежденно ответил Морошка. — Сам говоришь: сейчас сорвется камень — его уносит под днище. А ведь если идти по течению, этого не случится. Сорвется камень и откатится вперед, к породе, а его еще раз, еще раз! Или вытащишь, или упрячешь в яму. Так ведь, а?

— А говоришь, тугодум, — сказал Чудаков.

— Что же скажешь?

— Тут все ясно. Надо поворачивать. Должно бы хорошо выйти. Догадаться бы раньше! Нет, не ударило!

— А не преждевременная радость? — заговорил Родыгин, очень недовольный тем, что его обходят в решении важного вопроса. — Боюсь, не потерять бы зря время. Начнете вертеться на реке и так и сяк, а дело будет стоять. Да и гонять сюда без конца пароход — денег стоит.

— А что поделаешь? — ответил Чудаков. — Выход один.

— Что ж, давайте повернем, раз так надо… — вдруг сдался Родыгин, понимая, что в случае удачи, а она была почти несомненной, ему могут и припомнить его излишнее упорство. — Но вы уверены, что, когда повернетесь по течению, зачищать прорезь будете начисто?

— Как выйдет, — ответил Чудаков неопределенно.

— Начисто и тогда вряд ли зачистим, — пояснил Морошка. — По краям, у откосов, камни могут и остаться. Их придется рвать. Поменьше, но маета будет. Трудно со спаровки рвать небольшие камни! Зачастую заряды бросаем мимо. Камень остается целехонек, а рядом другие выворачиваем. Разве это дело? Для зачистки прорези надо бы какой-то особый снаряд…

— Уже делаю, — сказал Родыгин.

Как это вылетело — Родыгин и сам не мог понять. Багровея, он незаметно поправился:

— Готовлю чертежи…

Он уже не мог вынести того, что происходило на его глазах. Морошка только что предложил делать мягкий заряд и додумался повернуть земснаряд по течению. Теперь же, если промедлить, он мог предложить еще и проект нового снаряда специально для зачистки прорези. Это было бы слишком… «Сам сделаю, — мгновенно решил Родыгин. — И я не лыком шит». Конечно, лучше бы поступить более благоразумно: осторожно выпытать у этого лобастого дьявола, какие у него есть соображения о снаряде, и затем уже сказать, что делает чертежи. Но после схватки с бригадой Родыгин не хотел пользоваться даже малейшими подсказками Морошки. «Ничего, сам обмозгую», — успокаивал себя Родыгин. Он хотел доказать Морошке и его бешеной бригаде, что способен сделать многое и без всякой посторонней помощи.

Некоторое время Морошка стоял с опущенной головой. «Не верит», — понял Родыгин. И действительно, не сумев скрыть своего недоверия, Морошка переспросил:

— Значит, уже готовите?

— На днях доделаю.

— Учтите, снаряд должен быть…

— Знаю, знаю, — перебил его Родыгин. — Все уже обдумано. Снаряд будет маневренный, экономичный, что надо…

— И скоро?

— К началу зачистки будет здесь.

Арсений Морошка потянулся было вперед, определенно желая еще что-то сказать, и раздумал: понял, что продолжать разговор бесполезно. Но удержаться от шумного вздоха все-таки не смог…

…Река вновь ожила. Понеслись над нею строгие, зовущие, тревожные гудки. Сначала суда и караваны начали спускаться вниз по шивере.

— Отчего же случилась авария? — только теперь спросил Родыгин.

— Оттого, что киноактрис много красивых, — ответил Морошка.

— Я серьезно…

— И я серьезно, — продолжал Морошка. — Этот Васюта всю рубку завесил открытками и глазеет на них, а за рекой не смотрит. Вы же знаете: для плотов на шивере свой ход, и мы его не заваливаем. Но когда ведем взрывы — течение на шивере меняется, здесь глаз да глаз надо.

Родыгин обернулся к реке:

— Где же сплавщики?

— А их не будет, — сказал Морошка.

— Радировали — будут.

— Мало ли что…

Как ни странно, но Морошка угадал. С одного из теплоходов, проходящих мимо «Отважного», крикнули в мегафон:

— Сплавщиков не ждите!

— А в чем дело? — спросил Родыгин.

— Не знаем. Просили крикнуть.

— Все ясно, — сказал Морошка. — Он дурной парень, этот Васюта, а совесть у него есть. Вот она и заговорила.

С недовольным видом, будто несолоно хлебавши, Родыгин немедленно покинул Буйную.

VIII

Вскоре начали подниматься суда и караваны, ночевавшие ниже шиверы. Поднялась и баржа с порохом. Она встала на свое место в запретной зоне.

Баржа оказалась загруженной до отказа. Пороху на ней было чуть ли не вдвое больше, чем требовалось для окончания прорези. Это озадачило Морошку. На разгрузку будет напрасно потеряно несколько лишних дней. Их придется вычеркнуть из рабочего графика. А ведь дни августа сочтены. И потом, если порох не израсходуется полностью, что с ним делать? Но отказаться от полной разгрузки баржи рискованно. А вдруг ошибешься в расчетах? Тогда что? Нет, как ни думай, а легче будет сжечь оставшийся порох на берегу, чем положить голову под топор. Но как быть с разгрузкой? Рабочих рук мало. Очень мало…