Сводный экипаж - Юрий Павлович Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ствол-трамплин уже порядком навис над водой, обезьяны суетились вокруг ствола в большей степени мешая друг другу чем ускоряя процесс. Вожаки подпрыгивали от нетерпения на самом краю обрыва. Внезапно черный вожак сильно пихнул в спину своего соратника — долговязая мартышка явно не ждала такой подлости — неловко, с изумленным уханьем полетела со скалы. Ей почти удалось сгруппироваться, но удар о скальный выступ-карниз отнял последнюю надежду на спасения — обезьяна безжизненной безобразной куклой шлепнулась в воду и исчезла где-то под кормой «Заглотыша».
«У обезьян все как у людей, даже в предательствах мы вполне схожи», — скорбно подумалось Энди.
С трамплина начали прыгать самые смелые мартышки, но момент был упущен — абордажная команда звучно шлепалась в воду. Некоторый плыли вслед катеру, иногда довольно шустро — Энди отогнал двух, еще нескольких отпугнули грозными криками доктор и юнга. На барке воскрес Сан. яростно размахивал веслом и ругал агрессоров звучными длиннющими слогосочетаниями, обезьяны со скалы и воды обиженно отвечали угугуханьем и метали вслед судам последние снаряды. Катер выволок «Заглотыша» на чистую воду широкой бухты…
— Однако, довольно неожиданное происшествие, — признал, отдуваясь, док.
— Да, на редкость деятельные мартышки здесь обитают, — согласился шкипер. — Так загадить судно за пару минут — это нужно уметь.
— Ну, — юнга с грустью озирал палубу, превратившуюся в свинарник.
На барке неожиданно визгливо заверещал гребец. Все вздрогнули…
Собственно, визжал не Сан, а мелкая мартышка, вцепившаяся в пустой барочный мешок — гребец ценную тару не отдавал, крыл воровку вполне привычной бранью, но мартышка его заглушала. Энди с багром поспешил на корму.
Обезьяна надрывалась дичайшим дискантом, оглушенный Сан орал ей: «удавлю, диверсантка!». К схватке за мешок присоединилась снизившаяся Хатидже, замахавшая на обезьяну руками и закричавшая: «кыш! кыш, пошла!». Обезьяна уступать трофей явно не желала, но усмотрела багор в руках перебравшегося на барку рулевого, и решила отступить пред явно превосходящим силам противника. Плюнув в сторону летуньи, мартышка отпустила мешок, подхватила какой-то тряпичный лоскуток и сиганула в воду.
— Вот же тварь, еще и плюется! — возмутилась парящая вдова.
— И не говори! — поддержал взъерошенный гребец, грозя волнам спасенным мешком. — Развели тут заповедник антропоидов нелюстрированных!
На катере хохотали.
— Вот чего смешного? — проворчал гребец. — Теперь прибираться трое суток будем, чтбихвжвало.
— Стойте! Тут еще одна! — встревожилась Хатидже, облетающая корму «заглотыша».
Сан немедленно вооружился веслом, они с Энди перевесились за борт барки: в волнах покачивалась обезьянья тушка.
— Трупак! — догадался гребец. — Вот, писопа, его возьми, еще и сеть, небось, порвал.
— А как обезьяна вообще в сеть угодила? — удивился Энди.
— Так я экспериментировал, ловил на ходу, туденахвж. Утром с Гру поговорили, решили попробовать, — пояснил Сан. — А тут этот налет из зоопарка. Понятно, я сеть поднять не успел, жевподву. Мартышка и запуталась. В принципе, можно на ужин сготовить. Она свежая.
— Я обезьян есть не буду! — предупредила сверху вдова, — Она наполовину человекообразная.
— Ты вторую половину ешь, не человекообразную, — предложил ядовитый гребец. — Она, между прочим, довольно крупная. Говорят вкусные.
— Для начала нам бы сеть спасти, — заметил Энди.
Процесс оказался сложен. Обезьяна попалась длинная, чрезвычайно мосластая и угловатая, запуталась она и ногами, и головой. Пришлось выволакивать на корму вместе с сетью.
— Сеть не цепляем! — руководил Сан. — Тут каждый узел такая морока, наегвощж. Самка, между прочим. Они понежнее или наоборот?
— Сам ты самка собаки, — поморщилась севшая на крышу каютки вдова. — Тут одни кости, на холодец и то не годятся. Вообще не обезьяна а сплошной ужас. Неандертальский, Может, она старая? В смысле, давно в воде болтается? Вон крестец какой.
Обезьяна лежала мордой вниз, задом к солнцу и ее ягодицы, сплошь покрытые темными струпьями, кровоподтеками и чем-то вроде мозолей казалась абсолютно неаппетитными. У Энди появились нехорошие предчувствия.
— Вон копыта какие. — ворчал гребец, брезгливо выпутывая из порванной сети заднюю лапу утопленницы.
— Что-то она совсем не волосатая, — занервничала тоже почуявшая недоброе Хатидже,
— Неандертальцы они вообще какие были?
— Они в шкурах бегали, — сматывая сеть, веско напомнил. Сан. — А тут наоборот, жееверблская. Лысая обезьяна неандертальцем считаться не может!
— Кто бы она ни была, давайте ее морю отдадим. Море всех примет, — Энди взялся за центр тяжести утопленницы.
Тут обезьяна подала явные признаки жизни — блеванула и весьма обильно — под сложенные бревна хлынула изрыгаемая морская вода.
— Ой! — сказала, отшатываясь, вдова.
— А с жопы же совсем мертвая была, — встревожился Сан, нашаривая весло.
Энди вздохнул — день грозился выдастся на редкость хлопотливым…
Ненужный улов сидел на корме барки — весь такой уродливый, кривобокий и похожий на чересчур круглоголового, согнутого вдвое полудохлого фламинго. Левая лапа (верхняя конечность? Верхне-передняя лапа? Первый манипулятор по левому борту? Или нижний нужно считать первым?), в общем левая, ближайшая к голове, лапа была вывихнута. По-видимому обезьяне было больно, но она помалкивала. Длинная, мокрая и слипшаяся шерсть, свисая с черепа, закрывала опущенную морду.
— Все же это не человек, — пробормотал Энди. — Так-то похожа, но повадки и телосложение не те.
— Как знать, етиеихзнавжо, — немедленно возразил гребец. — Может, мутантка⁈ У нас на Эоне, чтобевнхвот. говорят, подобные бегали. Радиация, грибки-боровички, рыбы двухголовые, и вот. То была провокация, нарочно взорвали, радиомором хотели запугать…
На Сана посмотрели сочувственно, гребец зажал себе рот, пресекая опасное уплывание в хвостячьи инстинкты.
— Атавизмы — дело обычное, но в данном случае я бы не стал спешить с классификацией, — неопределенно начал доктор. — В общем, я пока определить не могу. Приматология и ихтиология достаточно удаленные друг от друга научные дисциплины.
— Причем тут ихтиология? — удивилась вдова. — Делать-то с ней что?
