Дельфания - Владимир Лермонтов

Присев на корточки, в течение получаса я наблюдал за косулей. Она неспешно нюхала траву, смотрела в разные стороны и почти не передвигалась с одного места. Меня эта встреча поразила потому, что, сколько я ни ходил в этих краях, никогда не встречал косулю. Я сразу воспринял ее чудное появление как очередное знамение, как послание свыше, только вот о чем нам хотела сказать эта великолепная царица лесов нужно было еще разгадать и осознать. Это животное очень изящное, стройное и чрезвычайно пугливое, оно никогда не подпустит к себе человека близко. Во всем ее облике струилась нежность и гибкость, мягкость и доброта: красивая коричневая шерсть лесной обитательницы лоснилась своею чистотой. С достоинством и осознанием своего изящества она наклоняла голову к земле, а потом так же степенно и плавно разворачивалась. Движения ее были гармоничны, будто это был танец. Она была прекрасна и величественна.

Потом она развернулась и грациозно пошла в лесную гущу. Ассоль тоже двинулась за лесным зверем, я, не давая себе отчет, последовал за собакой. Между нами дистанция была всего-то шагов пятьдесят. Куда же мы идем? — спросил я сам себя, пробираясь через колючий терновник. — Домой пора, иначе стемнеет скоро. Но впереди себя я видел пушистый, закрученный хвост Ассоль, от которой я не ожидал такого поступка, ведь она идет так уверенно, будто знает, что делает.

Мы шли в гору, затем начали спускаться, иногда выходили на тропинки, порой шли по порожистым промоинам, а потом вновь пробирались напрямик по лесу. «Елки, да ведь нам нужно возвращаться! — твердил я про себя и поспевал за Ассоль. — Как мы домой путь найдем, ночь совсем на подходе?» И действительно, на горы опустились сумерки, и вскоре в темноте я ориентировался лишь на белесое пятно — собачий хвост. О косуле я уже не говорю, потому как даже не знал, есть ли она там впереди или Ассоль уже идет куда-нибудь по своему разумению. Надежда найти дорогу домой у меня была лишь на Ассоль. О ее чудесном ориентировании я узнал случайно, когда однажды заблудился, собирая грибы. Сам того не заметив, забрел в такую глушь, что лишь отвлекшись от поиска грибов понял, что попал туда не знаю куда. Что делать? Шагал тогда то в одну сторону, то в другую, ничего не найдя такого, что бы подсказывало, куда держать путь домой. Уже отчаявшись выйти на знакомую тропинку, решил испытать четвероногого друга и сказал ей:

— А ну, Ассоль, вперед, ищи. Домой!

И она куда-то засеменила. А вот куда, одному Богу известно. Я за ней, а она по таким буеракам и ущельям повела, что только успевай под ноги глядеть. Ей-то нипочем эти трудности, а я порой на крутых склонах на заднем месте съезжаю, на подъемах на четвереньках карабкаюсь, да еще норовлю за собаку схватиться, чтобы помогла выползти. В общем, идем неизвестно куда, все незнакомо, и вскоре я подумал, может, она просто гуляет. И только я уже совсем отчаялся по поводу своего проводника, как вдруг мы выныриваем из кустов на свою знакомую тропинку! Вот уж молодец Ассоль! Я ее погладил тогда со словами:

— Умница ты моя! Нашла дорогу.

А она тоже довольна, что хозяину услужила, хвостом вертит. Потом я уже не раз пользовался ее умением, да так, что иду просто по лесу, даже не пытаясь ориентироваться, и Ассоль неизменно из любых пустынь выводит назад.

Ночь наконец набросила свой непроницаемый бархат на леса и горы, что я даже перестал видеть собачий хвост, и потому старался быть поближе к Ассоль. Луны не было видно. Куда мы все же идем? — думал я. — Одно только хорошо, что хлеб жареный и молоко в рюкзаке мерно постукивают по спине. Днем кушать вовсе не хотелось, а с утра я никогда не ем. А тем более в лес выберешься, надышишься воздухом, насладишься ароматом трав, напьешься воды родниковой, и ощущение голода перестает появляться вовсе. А вот уже ближе к вечеру так захочется кушать, что, как говорится, быка бы жареного съел. Ну, ничего, в конце концов придем же когда-нибудь, — успокоил я себя. И зря, потому что мы все шли и шли. Тогда я прямо на ходу в темноте нащупал на рюкзаке веревки, развязал и нырнул рукой в поисках хлеба. Вот, хоть теперь легче жить стало, сказал я себе, когда в желудке появились первые признаки удовольствия. Вместе с первыми ощущениями насыщения возникло и чувство покоя. Ну, идем неведомо куда, ну и что? Это ведь даже интересно, ибо что может быть увлекательнее путешествия? А выбраться как-нибудь сумеем. Я прикоснулся к пушистому собачьему хвосту в желании подтвердить основание такого умиротворенного настроения тем, что рядом со мной верный и надежный друг. Я вспомнил, как однажды на дальней пустыньке мы сделали фотографию возле каменной часовни, Ассоль была с нами. Когда проявили пленку, то на снимке вместо собаки миролюбиво сидело загадочное светящееся существо с двумя крыльями! Не знаю, как объяснить— такое явление, впрочем, любые снимки в Горном преподносят сюрпризы: то видится светящийся контур старика-монаха, то не— понятные отсветы различных причудливых форм, то лучи, то радуги, которые обычный глаз, естественно, не видит, когда снимает. Вообще Ассоль, как, видимо, и все собаки, имеет свои странности и тайны. Странности у нее бывают такие, например, идем днем по лесу: светло, тихо и мирно вокруг. Вдруг она резко останавливается и начинает рычать, будто увидела нечто страшное, я уж знаю ее рык страха. Стоит как вкопанная, я вперед, вглядываюсь, что же так могло ее напугать? — Ничего! Сам ведь тоже напрягся: «Ну, чего ты, дурочка, испугалась и меня в страх вогнала? Нету ничего!» — скажу я ей с укором, а сам иду вперед. Ассоль еще поволнуется, порычит и быстрее ко мне мимо того места, в котором ее что-то так устрашило. А тайны у собаки такие есть, о которых мало кто знает. Был у меня в жизни один очень критический период, выхода не виделось никакого, такая тоска и безнадежность навалилась — жить не хочется, белый свет немил. Вышел я тогда из дома в ночь, обнял собаку, гладил ее и все свои скорби поведал четвероногому другу, а потом попросил ее мне помочь по-своему, по-собачьи. Конечно, причуда это была, от безысходности вот так обратился с просьбой к зверю. Всю ночь Ассоль после этого вела себя как-то странно: волновалась, выла, скулила, и не знаю, что произошло, но решилась моя проблема, чудом все изменилось и преобразилось. А вот как, до сих пор понять не могу. Но главное в этой истории то, что животные обладают гораздо большей мудростью, энергией и знаниями, чем возможно предположить, Просто никто не подозревает об этом, а в древние времена на собаку больше полагались, нежели сейчас, ей больше доверяли, и самое главное, от нее зависело многое, а порою и жизнь людей.

По ущельям началось движение прохладных потоков воздуха, смешанного с туманом, настоянным за день на травах и осенних цветах. Воздух стал пронзительно свеж и резок. Вдруг я наткнулся на Ассоль и чуть не упал на нее. Мы остановились, вокруг полная и непроглядная темнота.

— Ну что, пришли? — спросил я Ассоль. — Тут ведь ничего не видно. Что дальше делать будем?

Меж тем Ассоль уселась на землю и принялась выгрызать колючки, застрявшие в лапах и в шерсти. Я тоже опустился на землю и достал всю нашу провизию. Спички у меня, слава Богу, были, и костер в случае необходимости можно было развести. Извлекши из рюкзака хлеб и бутылку молока, я прежде всего решил покормить Ассоль, так как сам уже перекусил на ходу. Естественно, что налить молоко было не во что, и я обильно смачивал им куски жареного хлеба, которые собака проглатывала почти не пережевывая. Затем и я сам поел хлеба, запивая молоком.

Когда мы шли, то шумом своих шагов заглушали остальные лесные звуки, а когда притихли, то стало слышно все, что делается в сухом осеннем лесу. То ветка хрустнет, то шорох в траве донесется, то птица прокричит каким-то тоскливым голосом. Я лег на спину и вытянул усталые ноги, которые гудели от долгого напряжения. Ассоль развалилась рядом, надо бы разжечь костер, подумал я, да только ведь не холодно, а до утра можно так передремать. Я смутно представлял, где мы находимся, да и не хотелось ни о чем думать. Я глядел в темноту, потом закрыл глаза, рядом слышалось сопение Ассоль, которая продолжала из себя выдергивать колючки. И я задремал. Разбудило меня сдавленное рычание собаки, я открыл глаза и увидел, что на ночном небе высыпали звезды и появился лунный месяц, который освоил все вокруг легким серебром. Ассоль все продолжала рычать, но как-то странно, по крайней мере, я не мог определить, что ее беспокоит. Найдя подходящую палку, я двинулся вперед, туда, куда смотрела собака, со словами:

— Опять ты мне голову морочишь, что там? Пойдем, посмотрим.

Я стал пробираться сквозь заросли грабинника и через два десятка шагов увидел завораживающую картину: оказывается, мы расположились на вершине горы, а под ней, как открылось нашему взору, была долина, тисненная с двух сторон горами, на вершине одной из которых мы остановились. Но самое поразительное было на равнине. Я увидел круг разнообразных зверей, в центре которого находилась фигура, по всей вероятности, человека, слегка светящегося, с длинными волосами. Яркий месяц освещал эту фантасмагорию, и я отказывался верить своим глазам. Что это? — взволнованно думал я и перебирал все мыслимые и немыслимые объяснения открывшемуся мне зрелищу. — Это что-то невообразимое, чтобы звери собрались в такой круг и спокойно сидели! А кто же это в центре?