Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский

очень она Светке понравилась. Пусть даже окажется единственным ее читателем, могу, если на то пошло, никакому издательству не показывать. Мой подарок Светке. Светке, а не какому-то Андрею, хоть и он был инициатором этой авантюрной затеи. Ему, вопреки договору, вообще не дам. Обойдется. И Светку предупрежу. Она, надеюсь, не откажет мне в таком пустяке. А я, в виде компенсации, дарую Андрею Буркову свободу. Пусть «раскалывается», выкладывает Крымову все, что знает, и уматывает ко всем чертям. Постараюсь в дальнейшем даже не вспомнить о нем ни разу. Представляю, каким заявится он, промаявшись тюремную ноченьку, в кабинет следователя — куда что денется…

— Как спали? — спросил Крымов, без улыбки глядя на Андрея.

Тот не ответил, лишь оскорблено зашмыгал носом, давая понять, что на дурацкие вопросы отвечать не намерен.

— Знаете. Андрей, я, честно сказать, тоже сегодня неважно спал. Подустал немного, мысли всякие одолевали. И, конечно же, тоже от вас не стану скрывать, готовился к этой нашей встрече. Не для того, чтобы переиграть, перехитрить, шансов у вас, вы же понимаете, никаких не осталось — просто хотел ускорить развязку, выгадать время, которое очень сейчас дорого. Поэтому жду четкого однозначного ответа: будете сами со мной откровенны или принуждать вас, каждый раз уличая во лжи?

Андрей к поединку тоже готовился и отчетливо понимал, что держаться надо до последнего. Шансов действительно не оставалось, и любой, даже незначительный выигрыш мог оказаться решающим для меры ожидавшего его наказания. Знать бы только, какими точно уликами располагает против него следствие. Не исключалось ведь, что Крымов, хоть и многое у него в руках, еще и блефует. Но вдруг, совершенно для себя неожиданно, по-детски сказал:

— Вы сначала расскажите, что именно обо мне знаете, тогда я подумаю.

Глеб не рассмеялся, не выразил ни удивления, ни возмущения. Лишь вздохнул.

— Увы, худшие опасения мои оправдываются. Человеческого языка вы не понимаете. Что ж, будем разговаривать на милицейском. И подумать вам придется. Очень хорошо придется подумать, потому что, вижу, плохо себе представляете глубину разверзшейся перед вами пропасти.

— Какой еще пропасти? — глухо пробормотал Андрей, только чтобы не молчать.

— Не догадываетесь? — чуть сузил глаза Глеб. — Речь идет не только о — выделил окончания, — человеческИХ жизнЯХ, хотя уже одного этого достаточно, чтобы обрушить на вас всю тяжесть закона. Но существуют еще — и вы не хуже меня понимаете — государственные тайны, подрыв оборонной мощи страны. Может быть, это слово покажется вам устаревшим и с некоторых пор двусмысленным, но живо еще такое понятие, как патриотизм. И если вы…

— Бросьте вы! — перебил его Андрей. — Чего вы мне лапшу ни уши вешаете? Какая оборона, какие государственные тайны? Смеетесь надо мной?

Крымов поглядел на него с нескрываемым интересом. Осуждающе покачал головой:

— И вы это говорите мне после того, как я показывал вам для опознания фотографию Линевского? Несмышленышем прикидываетесь?

— Да при чем тут фотография? — не угасал Андрей. — Какое она имеет отношение… — И вдруг почувствовал, как разом изменилось что-то — не в глазах капитана, а в нем самом. Холодно и тоскливо сделалось почти так же, как вчера, когда возвращался через мост домой. Произнес непослушными губами: — При чем тут Линевский?

Глеб вытащил сигареты, закурил — древний, как простокваша, способ выгадать время. В ответ на молящий взор Гуркова протянул ему пачку, поднес зажженную спичку. А пока тот нетерпеливо, жадно втягивал в себя первые дымовые порции, Глеб старался свести начавшие вдруг расползаться концы. Неужели в самом деле не знает? Похоже, не притворяется… Но Линевский проходит еще и по другой службе, не наследить бы ненароком… Прерваться пока, со Свиридовым посоветоваться?.. Медленно, осторожно подбирая слова, спросил:

— А для чего же, вы думали, я начал наше знакомство с его фотографии?

— Ну… — вяло пожал плечами Андрей, — вы же сами сказали, что интересуетесь всеми, кто имел отношение к Неверовой… А Линевский… ну… дружил с ней… и вообще…

И Глеб решился:

— Дело в том, что Линевский исчез. И вы это не хуже меня знаете. Вместе с ним пропали важнейшие документы, в сохранности которых крайне заинтересованы не только медицина, но и оборонное ведомство. Параллельно с нами этим делом занимаются органы госбезопасности — стране нанесен значительный, трудновосполнимый урон. Иначе я не стал бы заговаривать с вами о патриотизме.

— Какие документы? — поперхнулся дымом Андрей. — И куда исчез Линевский? Мы же вместе возвращались! Меня с Галиной, правда, раньше высадили, а его домой повезли.

— Кто повез? — быстро спросил Глеб.

— Ну… — голос Андрея задрожал, — ну… этот… Кеша повез! — И, выдавив наконец из себя это страшное имя, безысходно закрыл лицо ладоням.

— Рассказывайте, — всего лишь одно слово произнес Глеб…

Через несколько минут заглянул в кабинет Юрка, но Крымов замотал головой, сделал нетерпеливый жест, чтобы тот не мешал. Юрка удивленно захлопал глазами, скрылся за дверью.

— Любопытно… — задумчиво сказал Глеб, когда Андрей, выговорившись, замолчал. — А зачем, по вашему мнению, устраивался пикничок, зачем Кеше нужно было, чтобы и вы, и тем более Неверова с Линевским принимали в нем участие?

— Я догадывался, что ему зачем-то очень нужен Линевский, но в планы свои он меня не посвящал. Просто Галка без меня в чужую компанию не поехала бы. Кеша велел…

— Но это же бред какой-то! — не выдержал Глеб. — Или я вообще ничего в людях не понимаю! Что значит — Кеша велел? Неужели из-за какого-то обещанного вам сборничка рассказов вы готовы на что угодно, в щенка на поводке превращаетесь! Вы же так кичитесь своей независимостью, своим вольнолюбием! Не стыдно?

— Зачем вы так? — совсем помрачнел Андрей. — Лежачего не бьют, этот постулат должен и в милиции соблюдаться. Не знаете, как еще больше меня унизить? Будто не ведаете, что не стал бы я из-за сборничка…

— Из-за чего тогда?

Андрей, ни кровинки в лице, отрешенно глядел на Крымова, не в силах высвободить из себя гибельное признание.

— Этого я не могу сказать…

— Опасаетесь, как вчера вечером, лишиться сознания? — жестко спросил Глеб. — Считайте, что вы его уже потеряли.

— Но вы ведь сами вчера… — начал было Андрей, однако хватило его только на то, чтобы на этот раз совладать с собой, не разрыдаться. Зябко охватил себя крест-накрест руками и мученически, как бы сильною боль превозмогая, закрыл глаза, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Рассказывайте, — снова одним словом ограничился Глеб.

— Я не виноват! — закричал Андрей. — Я ничего не помню! Я вообще понятия не имею, как этот сволочной нож у меня в кармане оказался! Я бы не мог человека ножом, даже пьяный