Приведение в кроссовках - Дарья Донцова

– Душно тут, – ответила бледная Надюша.

– Может, я попозже зайду? – поинтересовался клиент.

– Да, – пробормотала Колпакова, – через полчасика.

В голове у нее продолжали метаться образы. На этот раз другие. Ночь, вернее сумерки, лезвие лопаты, вспарывающее грунт, скелет в рваных серо-зеленых лохмотьях, руки, жадно роющиеся в остатках одежды. Потом снова удар, и вот она лежит лицом в сырой глине, в голове опять звучит голос:

– Боже, я Федор, я умираю, Ленка, дети…

Быстро надвигающаяся чернота ударила по глазам. Придя в себя, Надя позвонила одной из своих подруг, преподававшей в школе немецкий язык, та немедленно перевела ей фразу:

– О, мой бог, я Клаус, умираю, Урсула, дети… Через полчаса посетитель вновь поскребся в кабинет.

– Вещь имеет определенную стоимость, – сообщила Надя, потом, почувствовав надвигающуюся дурноту, быстро добавила:

– Хочешь мой совет? Не завышай цену, побыстрей избавься от портсигара.

– Куда спешить? – удивился паренек. – Экие вы хитрые, отдай редкую вещь за бесценок!

Надя с трудом поборола видение и тихо пробормотала:

– Уж извини, ты вправе думать, как хочешь, но на этом портсигаре крови много. По крайней мере двоих из-за него убили, немца Клауса и русского Федора. Одно горе от него, побыстрей отдай, а еще лучше – подари. Примета есть такая, коли вещь, на которой лежит проклятье, с доброй душой, не жалея, отдать, то злые чары развеются. Только я не верю в это, избавляйся от портсигара поживей.

Парень посерел, потом тихо спросил:

– Про Федьку откуда знаешь? Надя тяжело вздохнула:

– Ничего ни про кого не знаю. Впрочем, у него жена Лена и дети.

Сдатчик портсигара разинул рот:

– Точно, Ленка и двое пацанов.

– Его убили из-за этого куска серебра, – тихо пробормотала Надя, – а до этого он его из земли вынимал.

– Гад, – прошипел юноша.

– Кто?

– Да так, копатель один, – сообщил парень, – явился ко мне и сказал, что Федька упал в яму да шею сломал, а он его так и присыпал землей.

– Нет, – покачала головой Надя, – его в спину ударили, под лопатку, когда Федор портсигар поднимал, а до этого вещь у немца хранилась, у Клауса. Того, похоже, на войне положили.

– Меня Юрой зовут, – назвался парень, – а ты что, экстрасенс?

– Сама не знаю, – мотнула головой Надя, – это только со старыми вещами срабатывает.

– Ну вот что, – предложил Юра, – пошли, кофейку хватим.

За столиком он рассказал Наде о себе.

Юра – копатель, такой человек, который выезжает на места, где в свое время шли ожесточенные бои.

– Ты представить себе не можешь, какие вещи находятся в могилах, – объяснял он, – награды, золотые украшения, часы, оружие…

– Зачем оно все нужно, – вздохнула Надя, – старое, испорченное.

– Ну не скажи, – возразил Юра, – коллекционеры бешеные деньги платят. Один раз я кинжал отрыл, рукоятка черепом украшена, на лезвии надпись готическим шрифтом, слов не разобрать. Так один собиратель мне тысячу долларов, не чихнув, отстегнул. Я-то, дурачок, обрадовался, а потом оказалось, продешевил, клинок принадлежал эсэсовцу из дивизии “Мертвая голова”, такими клинками только высшее руководство снабжали, раритетная вещичка, а я ее за ерунду отдал. В общем, нас сам бог свел с тобой, давай работать в паре.

Надюша вздохнула:

– Не для меня такой бизнес. Впрочем, мой брат без работы сидит.

Алеша быстро нашел с Юрой общий язык, и парни начали вместе кататься по местам былых сражений. Колпаков решил приобщить к бизнесу Олега. Рогов пару раз съездил с копателями и зарекся заниматься этим в дальнейшем. Он уже начал к тому времени сильно пить, а пьяному нечего делать на раскопках. К тому же Олегу не понравилось грязное, криминальное занятие, и он предпочел проводить вечера в теплой квартире, в компании с бутылкой, а не в грязных сапогах, промокших в канаве, по пояс в жидкой глине.

– Но у Алешки дело пошло, – объяснял мне Олег, – фарт попер, прямо косяком. То ли нюх у него имелся, то ли и впрямь он счастливый. Здорово зарабатывать начал. Только незадолго до его смерти я Юрку встретил, ну этого, который Алешку к себе в компаньоны взял. Знаешь где?

– Ну и где?

– В жизни не догадаешься, – улыбнулся Олег, – в церкви Гаврилы-мученика в Рябиновом переулке Рогов оказался в тех местах случайно. Вечером напился вместе с незнакомыми мужиками возле магазина, потом полный провал в памяти. Очнулся Олег на другом конце Москвы, прямо возле МКАД.

– Ну чисто кино приключилось, – хмыкал Рогов, вспоминая тот день. – Вроде того, где мужика пьяного в самолет запихнули, а он в Ленинграде оказался. Так и я, ничегошеньки не помню. Кто привез, зачем?

Оклемался Олег ранним утром, трясясь от холода, побрел по дороге, пытаясь остановить машину. Но, естественно, никто не хотел брать мужика бомжеватого вида. Стояла непривычно холодная осень, несмотря на октябрь, вокруг лежал снег. Рогов замерз в тонюсенькой курточке, и еще его с бодуна колотил озноб. Вдруг впереди блеснул золотой купол. Олег вошел в совершенно пустую церковь и прислонился спиной к батарее. Приятное тепло начало разливаться по застывшему телу, в воздухе витал сладкий аромат ладана, лики икон смотрели сумрачно, но не зло, а грустно, словно говоря Олегу: что же ты, братец? Внезапно Рогов вспомнил, как много лет тому назад его, ребенка, бабушка водила тайком в храм. Мигом налетели воспоминания. Вот старушка крестится, стоя на коленях возле иконы Пантелеймона-целителя, вот встает и говорит:

– Сделай милость, Олежек, не рассказывай отцу с матерью, засмеют меня старую. А мне после молитвы легче делается, прям выздоравливаю, ни ноги не немеют, ни голова не болит. Вот что, пошли, я тебе конфеток куплю.

Олег ощутил на языке вкус леденцов монпансье из железной коробочки, вспомнил теплую бабушкину руку, мягкие объятия и неожиданно разрыдался в голос. Никто никогда больше не любил его так, как бабуля. Детство не вернуть, нужно жить в настоящем, борясь с враждебным миром. Рыдания душили его, слезы текли по щекам, Олег задыхался и кашлял. Неожиданно ему на плечо легла тяжелая рука и спокойный голос произнес:

– Не зря тебя ноги сюда привели, крещеный ли ты человек?

– Нет, – покачал головой Олег, судорожно вытирая глаза.

– Так господь путь указал, – продолжал басок, – надобно принять крещение, душу очистить от скверны, пена сойдет, ключевая вода останется.

Олег наконец справился с истерикой, глянул на говорившего и обомлел. Перед ним стоял копальщик Юрка, компаньон Алешки.

– Что ты здесь делаешь? – изумился Олег.

– Службу несу, – ответил Юра, – теперь я отец Иоанн.

– Но как же так? Юра пожал плечами:

– Всяко случается, в храм ведут разные дороги, не каждый смолоду правильный путь выберет.

– Ты же ни одной молитвы не знал!

– Выучил.

– Больше не копаешь?

– Бросил.

– Лешка один теперь? – плохо соображал Олег.

Рогов уже давно беспробудно пил и с приятелем не встречался.

Юра тяжело вздохнул:

– Один работает, ох, чует мое сердце, до добра его это занятие не доведет.

– Отчего так считаешь? Юра ответил:

– За советом он ко мне приходил, в неприятность попал.

– А ты что?

– Бросить надо, говорю, в могилах рыться, непотребное это занятие.

– Ну и он послушался? Юра покачал головой:

– Нет, боюсь плохо дело повернется. Что ты дрожишь?

– Замерз очень, – проклацал зубами Олег, – может, дашь хлебнуть кагору из христианского милосердия или каким там винишком у вас попы балуются?

Юра, не обращая внимания на грубость, отвел Олега в небольшой домик, где молчаливая, худая тетка в темном платке налила Рогову тарелку супа.

– Извини, – объяснил Юра, глядя, как знакомый жадно глотает варево, – день сегодня постный, щи без мяса.

Потом он указал ему путь к остановке автобуса, дал денег на билет и сказал на прощанье:

– Приходи, коли помощь понадобится.

– Спасибо, – буркнул Олег и двинулся по обочине.

– Погоди! – крикнул Юра. Рогов обернулся.

– Алексей в нехорошую историю попал, – сказал отец Иоанн, – ты, будь другом, зайди к нему и передай мои слова. Ежели приют искать станет, пусть сюда едет, спрячу так, что ни один глаз не найдет. Не забудешь?

– Нет, – ответил Олег и, заметив подходящий автобус, бросился к остановке.

Сев в “Икарус”, Рогов обернулся и в заднее стекло увидел подтянутую, сухопарую фигуру, облаченную в рясу. Сильный ветер рвал края одежды, и, казалось, что у дороги сидит гигантская птица, хлопающая крыльями. Меньше всего эта фигура походила на прежнего Юрку, балагура, матерщинника и выпивоху, одетого в джинсы и кожу.

– И ты передал Леше слова Юры? Олег покачал головой:

– Нет, запил, провалился в пьянку и про все забыл. А теперь совесть мучает. Может, Юрка бы его спас? Одно ясно: знает он, из-за чего Лешу порешили.

В книжный магазин я явилась совсем поздно. Услыхав, что открывается дверь, собаки опрометью кинулись ко мне.