Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин

Было что-то около четверти девятого, когда он аккуратно вогнал мотоцикл в узкий просвет между бамперами двух припаркованных на правой стороне узкой боковой улочки автомобилей. В салонах машин размеренно вспыхивали и гасли синие светляки охранной сигнализации, до ближайшего уличного фонаря было метров сто. Левая сторона улицы была свободна. Тротуар там отсутствовал, прямо из мостовой проезжей части, как береговой утес из моря, вырастала могучая трехметровая стена – кирпичная, гладко оштукатуренная, со свисающими с острого гребня, тихонько шелестящими под моросящим дождем плетями дикого винограда. Выше гребня грозовыми тучами темнели на фоне мутного от электрических отсветов низкого неба вековые кроны больничного парка. Левее, метрах в ста или около того, сияло дежурной иллюминацией пятиэтажное административное здание НИИ проблем головного мозга – ну, или как оно там правильно называется. Кошевой в эти тонкости не вникал, на работе его интересовал исключительно точный адрес, время, фотография клиента и сумма гонорара. То есть сумма его интересовала ДО; во время и после сумма была ему неинтересна, поскольку без приличной суммы никакого «во время» и «после» существовать просто не могло: искусство ради искусства – это, наверное, вещь, но Кошевой придерживался того мнения, что труд художника должен-таки оплачиваться, и оплачиваться щедро.

Он повесил на рогатый руль кевларовую каску вместе с очками-консервами, несколько раз переступил на месте, разминая ноги, коротко разбежался и черной тенью почти беззвучно перемахнул через трехметровую стену, по-кошачьи мягко приземлившись на четвереньки на обратной ее стороне.

Выпрямившись, он сразу же начал двигаться, боком скользя среди деревьев. Высокие ботинки со шнуровкой до середины икр мягко ступали по аккуратно подстриженной траве газона; он шел, ориентируясь на освещенные окна четырехэтажного лечебного корпуса клиники, в ненастной полутьме похожего на неторопливо движущийся сквозь теплые дождливые сумерки навстречу своей судьбе «Титаник», и вскоре ощутил под ногами твердый бетон дорожки.

Было двадцать минут девятого, время посещений еще не истекло. Он беспрепятственно вошел в здание, ухитрившись не попасться на глаза никому из здешнего персонала. Персонала у входа было немного потому, что человеческие глаза тут давно заменили стеклянными зрачками видеокамер. Чувствуя на себе их любопытные взгляды, Кошевой плечом открыл забранную армированным стеклом дверь и очутился в узком, освещенном люминесцентными лампами служебном коридоре. Дверь с табличкой «Охрана» была белого цвета, филенчатая, из наклеенной на хлипкие бруски тонкой фанеры – не дверь, а имитация двери, оснащенная вычурной, под начищенную латунь, дешевой ручкой турецкого производства. Впрочем, обнаружься здесь стальная сейфовая дверь с крабовым замком, Кошевого это вряд ли могло остановить: он был на работе, а будучи на работе, Дмитрий Кошевой не знал преград.

Шуметь и проявлять чудеса изобретательности не пришлось: дверь, как и ожидал Кошевой, была не заперта. Он повернул ручку, шагнул через порог и, не здороваясь, – потому что не любил изуверских шуток и никогда не издевался над своими жертвами – спустил курок.

«Туп», – сказал оснащенный глушителем «Макаров». «О!..» – откликнулся сидевший за пультом системы наблюдения толстяк в форме охранника и, отказавшись от дальнейшего участия в дебатах, вместе с креслом опрокинулся на бок. Полностью избежать шума не удалось: когда центнер живого веса, втиснутый в офисное кресло, рушится на кафельный пол, беззвучным этот процесс быть просто не может.

Перешагнув через труп, Кошевой склонился над пультом. Обтянутые тончайшей латексной перчаткой пальцы левой руки ловко забегали по клавишам, одну за другой отключая камеры.

Когда с этим было покончено, он вынул из кармана мотоциклетной кожанки мобильный телефон – неожиданно гламурный, одной из последних моделей, да вдобавок еще и перламутрово-розовый. Резиновый большой палец дрессированной блохой запрыгал по кнопкам, набирая номер.

– Третий пост слушает, – после череды длинных гудков откликнулся недовольный женский голос.

– Под хвостом выкусываете, сестра?! – негромко, но с холодной хирургической лютостью в голосе осведомился Кошевой. – Хватит почесывать гениталии, мухой в приемное отделение!

– А в чем, собственно…

– Вам предоставить письменный отчет?! Живо делайте, что вам сказано, черт бы вас подрал!!!

– Бегу, – коротко, ясно и в меру испуганно откликнулась медсестра.

Что и требовалось доказать.

Наклонившись, Кошевой засунул украденный из сумочки у толстой клуши в супермаркете мобильник в карман убитого охранника – тоже, между прочим, не худого. «Заговор мясокомбинатов», – подумал при этом он.

Напоследок он выкорчевал из жестяной коробки системного блока увесистый тускло-серый блин жесткого диска и, держа его в руке (поскольку ни в один карман эта старомодная хреновина не влезала), покинул сначала комнату охраны, а затем и служебный коридор первого этажа. Времени, которое требовалось сестричке с третьего поста на то, чтобы добраться до приемного покоя, объясниться с дежурным врачом и уразуметь, что ее кто-то разыграл, ему должно было хватить с лихвой.

Больные, сидевшие на кожаных диванчиках в холле с экзотическими растениями, не обратили внимания на высокого мужчину с забранными в конский хвост пышными седоватыми волосами, который быстрой деловитой походкой проследовал мимо них. На мужчине был серый с черными вставками китель охранника и форменное кепи. Линялых джинсов и ботинок на толстой подошве со шнуровкой до середины икр никто не заметил: все были поглощены просмотром очередной, сто какой-то по счету, серии любимого на текущий момент фильма.

Миновав холл с пальмами и всем прочим, Кошевой понял, почему – вернее, кем – оказался занят лифт. Впереди, рея белыми крыльями больничной накидки, шла какая-то женщина – если судить только по виду сзади, очень ничего себе. Когда она, не обернувшись, вошла в дверь триста второй палаты, Кошевой на мгновение увидел ее в профиль и убедился, что не ошибся и на этот раз: лицо у дамочки было под стать фигуре и прическе. Белой завистью завидуя постояльцу триста второй, Кошевой прошел мимо закрывшейся двери, слегка ускорил шаг и, когда ближний из двух охранявших нужную ему палату ментов повернул в его сторону широкую бессмысленную ряжку, поднял пистолет и нажал на спусковой крючок.

Второй выстрел последовал за первым сразу, практически без паузы, и долговязый жердяй в сержантских погонах, кувыркнувшись со стула, распластался на кафельном полу рядом со своим толстым напарником. Не ко времени вспомнилась случайно просмотренная программа криминальных новостей, в которой этих клоунов всерьез, хотя и с известной долей иронии, именовали копами. Это было забавно, но не слишком, и Кошевому уже далеко не впервые пришло в голову, что вот так, забавляясь, иронизируя и глупо хихикая, белый человек вскоре окончательно прогадит все, что ценой неимоверных усилий и большой крови добыли и построили его предки.

Не промедлив ни единого мгновения, он распахнул дверь палаты и поверх пистолетного ствола посмотрел на свою жертву. Жертва, уютно освещенная горящим на тумбочке ночником под оранжевым матерчатым абажуром, полусидя дремала в кровати, свесив на плечо коротко остриженную, обильно посеребренную сединой голову. Исхудавшие за время болезни руки расслабленно лежали поверх одеяла. Между ними Кошевой разглядел закрытую книгу, поверх которой, чуть съехав на сторону, белел листок бумаги. На нем что-то было написано – совсем коротко, в одну, и то далеко не полную, строчку. Выпавшая из пальцев шариковая ручка лежала здесь же, на одеяле, и ее декорированный под никелированную сталь корпус поблескивал в свете ночника, как узкое лезвие стилета.

Продолжая держать спящего на прицеле, Кошевой попятился и, присев, ухватил за шиворот одного из лежащих на полу коридора ментов. Он волоком втащил в палату сначала один труп, а затем и второй. Больной не проснулся, в коридоре все еще было пусто. Кошевой подошел к кровати и взял висящее на спинке махровое полотенце. При этом ему кое-что почудилось, но он не стал торопиться с выводами, тем более что почудилась ему сущая нелепица.

Крови в коридоре было совсем немного. Кошевой бросил полотенце на пол, наступил на него ногой, кое-как затер винно-красные лужицы и пинком зашвырнул испачканную тряпку обратно в палату. Закрыв за собой дверь, он снова подошел к кровати.

Больной лежал в прежней позе, свесив на плечо голову и расслабленно уронив вдоль тела костлявые, покрытые ровным нездешним загаром руки. Чувствуя, что неоправданно тянет время, но отчего-то будучи не в силах совладать со своим настроением, Кошевой взял лежащий поверх книги листок бумаги и прочел то, что было на нем написано.