Тайная дочь - Шилпи Сомайя Гоуда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она уже рыдает во весь голос, вытирая нос тыльной стороной руки.
— Лучше бы меня вовсе не было, — хлещет словами Аша. Боль и потрясение, отразившиеся на лице матери, приносят Аше удовлетворение. — Лучше бы вы никогда меня не удочеряли. Тогда я не стала бы большим разочарованием для вас! — Аша уже вопит, испытывая непривычное удовольствие оттого, что мать тоже начинает кричать.
— Хорошо, Аша. Но я, по крайней, мере старалась. Я хотя бы пыталась стать тебе матерью. В отличие от тех… людей в Индии, которые бросили тебя. Я хотела ребенка, и я была с тобой, Аша. Каждый божий день, — говорит мать, сопровождая каждое слово отстукиванием по столу. — Больше, чем отец, больше, чем кто-либо другой.
Неожиданно голос матери опускается до хриплого шепота:
— Я хотя бы хотела, чтобы ты была у меня.
Аша сползает вниз по стене, ложится на бок и рыдает, уткнувшись лицом в колени. В этой кухне, где проходили ее дни рождения, где в ее честь пекли печенье, в самом сердце ее единственного на свете дома, она чувствует себя такой одинокой и лишней, какой не чувствовала себя никогда в жизни. Несколько минут все хранят молчание. Наконец Аша поднимает голову. Ее лицо залито слезами, а светло-карие глаза покраснели.
— Просто это неправильно, — тихо произносит она, хлюпая носом. — Я провела шестнадцать лет, ничего не зная и задавая вопросы, на которые никто не может ответить. Я не чувствую себя на месте ни в этой семье, ни где-либо еще. Как будто во мне не хватает какой-то части. Неужели вы не понимаете?
Она глядит на родителей, пытаясь отыскать на их лицах хоть намек на то, что ее страдания попробуют облегчить. Мать уставилась в стол. Отец закрыл глаза, оперевшись лбом на руку. Его лицо неподвижно. Только желваки ходят туда-сюда под скулами. Никто из них не смотрит на Ашу.
Всхлипывая, Аша поднимается с пола и бежит наверх, в свою комнату. Захлопнув дверь и заперев ее на ключ, она бросается на кровать и рыдает на стеганом одеяле в белом кружевном пододеяльнике. Когда она приходит в себя, в комнате уже темно, а небо за окном стало темно-серым. Аша открывает нижний ящик прикроватной тумбочки, достает оттуда маленькую квадратную шкатулочку из белого мрамора и кладет ее перед собой. Она проводит дрожащими пальцами по геометрическому орнаменту, вырезанному на тяжелой крышке. Эту шкатулку отец купил на блошином рынке, когда ей было восемь лет. Он сказал, что она напоминает ему об Индии, о барельефах на стенах Тадж-Махала.
Аша снимает крышку и достает из шкатулки несколько сложенных записок. Бумага тонкая и потертая на сгибах из-за того, что записки неоднократно читали и перечитывали. Аша достает тонкий серебряный браслет, хранящийся под записками на дне шкатулки. Он потерял форму и потускнел. В него едва проходит самая широкая часть ладони. Но Аша умудряется его надеть. Она сворачивается в позу эмбриона, обхватив и прижав к груди большую, отороченную кружевом подушку, и закрывает глаза. Девочка лежит в своей комнате в сгущающейся темноте и слушает голоса родителей внизу. Последнее, что она слышит, прежде чем уснуть, это звук захлопнувшейся входной двери.
27
УЖАСНЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
Мумбай, Индия, 2000 год
Кавита
Кавита открывает дверь квартиры.
— Ау? — кричит она с порога.
И Джасу, и Виджай должны быть в это время дома, но в квартире никого нет. Кавита боится, что муж снова запил. Три недели назад он повредил на фабрике правую руку. Какой-то рабочий по ошибке включил пресс, когда Джасу копался в нем, поправляя настройки. Стальные плиты раздробили кости в трех местах, прежде чем пресс успели выключить. Джасу забрали в больницу, где врач поставил ему медицинскую шину, закрепил руку в бандаже и отправил обратно на фабрику. Но мастер сказал Джасу, что теперь он тормозит работу, и отослал его домой до того времени, пока тот не сможет нормально работать. Начальник попросил мужа поставить отпечаток пальца на каких-то документах и объяснил, что оплаты не будет, пока Джасу снова не выйдет на работу.
Первые несколько дней он просидел дома, то и дело морщась от боли. Потом начал выходить на улицу и слоняться. Возвращался он потемневшим от загара и пыли. Кавита старалась ободрить мужа. По крайней мере, они почти вернули долг ростовщику, а ее заработок и деньги, которые давали Виджаю за работу посыльным, позволят им оплачивать другие необходимые расходы в течение нескольких недель, пока не заживет рука. Это не особо успокаивало Джасу. Он лишь становился еще мрачнее. Через неделю Кавита снова начала замечать от него тот самый запах, который она бы ни с чем не спутала. Она пыталась не обращать внимания. По правде говоря, у нее не было времени, чтобы разбираться с этим. Каждый день она рано встает, идет на работу, возвращаясь домой, готовит ужин, а потом падает в изнеможении на кровать, чтобы на следующий день повторить все то же самое. Если у нее и оставались силы к вечеру, она старалась уделить внимание Виджаю, который за эти дни тоже сделался угрюмым.
Кавита решает отправиться на поиски Джасу, но знает, что они с Виджаем придут домой голодными. Поэтому лучше было бы сначала приготовить ужин. Через час рис и картофельно-луковый сабзи готовы. У Кавиты урчит в животе от голода. За восемь часов ей ни разу не удалось перекусить. Она осторожно берет еду пальцами. Женщина не может заставить себя сесть и нормально поесть, пока нет мужа или сына. Виджай, должно быть, занимается у школьного приятеля, как он часто делает последнее время. Но Джасу уже должен был вернуться. Беспокойство перерастает в тревогу, и вскоре ей становится страшно. Кавита решительно накрывает ужин и надевает шлепанцы. Перед самым выходом из дома она прячет в складках сари немного денег и ключ.
* * *
Кавита быстро шагает по улице. Она старается смотреть прямо перед собой, потому что улицы в этой части города небезопасны для одинокой женщины после наступления темноты. Куда он ушел? Как он может так по-хамски себя вести? Кавита понимает, что в
