Жестокая тишина - Пол Мейерсберг

Полетт сидела в ванной. Я обернула ее полотенцем, когда она вылезла, и сильно прижала к себе, не столько для того, чтобы вытереть, сколько для того, чтобы успокоиться самой.

– Мам, ты есть не хочешь?

– Нет, милая, а ты? Я тебе сейчас что-нибудь приготовлю.

– Нет, я сыта.

– Значит, тебе понравилось.

– Да, было здорово. Мне понравилось не ночевать дома. Как будто живешь в гостинице.

Когда Полетт легла, я позвонила в полицию. Они все записали.

– Такие вещи случались раньше?

– Нет. Нет, конечно, никогда.

По тону сержанта я понимала, что он считает, что я напрасно волнуюсь. Да, возможно, но я ничего не могла с собой поделать.

Я думала, что не смогу заснуть, однако спала, как убитая. На следующее утро, в понедельник, Полетт разбудила меня, чтобы я отвезла ее в школу. В машине я разрыдалась. Не надо было бы это делать при Полетт, но я не могла сдержаться. Это было жалкое зрелище: за несколько часов ее мать из спокойной, уверенной в себе женщины превратилась в дрожащее существо. Не так уж много понадобилось для этого, а, Пандора? Я увидела, до какой степени зависима от Алека. Его исчезновение перепугало меня, хотя, слава Богу, с Полетт все было в порядке. Дело было даже не в Алеке. Я была уверена, что он появится. Я знала, что эта тайна раскроется. Под угрозой оказались мои дом, семейная жизнь, стабильность и покой – все! Каким-то образом это увязывалось с тем, что я узнала про своего отца. То его давнишнее предательство так сильно взволновало меня, как будто произошло совсем недавно. Все казалось теперь таким ненадежным, таким хрупким.

Все это было просто невероятно. Мне опять стало дурно. Я чувствовала, что попала в какой-то лабиринт, из которого пыталась выбраться, но только натыкалась на какие-то тупики и повороты: лабиринт не имел выхода. Я стала думать о самом невероятном. Эти мерзкие письма, что я писала Люку много лет назад, письма, которые теперь лежали в моей сумочке, неожиданно стали частью настоящего, частью всего того, что сейчас со мной происходило. Они выражали те чувства, что я испытывала к тому человеку из бунгало отеля «Бель-Эр». Эти письма были моей фантазией, в них я писала о том, что хотела бы делать с Люком.

И я действительно проделала все это с тем человеком лишь несколько недель назад. Может ли так быть, что какие-то тайные и неясные желания вдруг осуществляются спустя двадцать лет? Дикость. Дикость!

На следующий день пришел мрачного вида детектив, чтобы выяснить дополнительные подробности об исчезновении Алека. Я чувствовала себя очень глупо, ведь я ничего не могла добавить к тому, что уже сообщила сержанту по телефону.

– Сколько лет вашему мужу?

– Тридцать восемь. В декабре будет тридцать девять.

– Сколько лет вы женаты?

– Тринадцать.

Я посмотрела на этого человека. Было в нем что-то отстраненное, голос и манера держаться выражали крайнюю скуку. Было ясно, что эта работа ему не по душе.

– Что может вызвать исчезновение человека? Отчего они пропадают чаще всего? – Я хотела получить от него хоть какую-то поддержку, но понятия не имела, каким образом этот тип сможет мне помочь.

– Причин много. Но думаю, что в большинстве случаев это происходит намеренно.

– Намеренно?

– Они убегают от чего-нибудь.

– От чего? Вы хотите сказать – от своих деловых партнеров?

– Чаще всего от долгов.

– У Алека нет долгов.

Нет, своим поведением он выражал не скуку. Это было презрение. Я ему не понравилась.

– Вы лучше других должны бы знать причину, миссис Хэммонд.

– Я ее не знаю.

Он еще что-то записал, оглядывая гостиную. Что он там мог увидеть? Какую-нибудь отгадку или же просто смотрел, как я живу?

– Вы ссорились?

– Нет, никогда.

– Никогда? Интересно. А теперь мне придется задать вам несколько личных вопросов.

– Да, пожалуйста. Что за вопросы?

– Ваш муж никогда не делал попыток покончить с собой?

Я была потрясена.

– Нет, никогда.

– Никогда… Откуда это вам известно?

– Я бы знала об этом, не так ли?

– Вы говорите, у него нет долгов. Он играл когда-нибудь на бирже или в азартные карты?

– Алек терпеть не может азартных игр. – Это действительно так, он ненавидел азартные игры. Ему ужасно не понравилась наша поездка в Лас-Вегас: напрасная трата денег.

– Он составил завещание?

– Завещание? – Мне бы и в голову не пришло задавать ему такой вопрос. Зачем им это? – Да, думаю, у него есть завещание.

– Вы не знаете, кто его основной наследник?

Я почувствовала, что меня пробирает дрожь. Смысл этого вопроса мне был ясен.

– Я. По крайней мере, я так полагаю.

– Естественно.

Я решила перейти в наступление.

– Да, но вообще-то у меня есть собственные деньги. Мои личные деньги.

Теперь его неприязнь ко мне стала очевидной. Он кивнул, как бы говоря: «Я так и думал».

– Как я понял, когда ваш муж исчез, вас не было в городе?

– Я ездила в Нью-Хэмпшир навестить отца. Могу доказать это, если вы думаете…

– Я ничего не думаю, миссис Хэммонд. Я пытаюсь вам помочь, вот и все.

– Да. – Я презирала этого человека. Почему они всегда думают об убийстве в первую очередь? Почему считают, что основной причиной должны быть деньги?

– Вы не знаете, у вашего мужа была любовница?

– Не знаю. – Я чувствовала, что меня душит злость. – Конечно, не было.

– Я должен был задать вам этот вопрос.

Да, и с большим удовольствием сделал это. Мне хотелось поскорее избавиться от этого типа: у меня от него мурашки по всему телу.

– Послушайте, я знаю о своем муже все, что можно знать. У нас счастливая семья, вот и все.

– Миссис Хэммонд, я вас ни в чем не пытаюсь обвинить, я просто задаю вопросы. Вы же хотите, чтобы ваш муж вернулся? Возможно, с ним произошел несчастный случай. Все может очень просто объясниться. Но поскольку никаких сообщений о несчастных случаях не поступало, мы обязаны рассмотреть все возможные варианты.

– Я сказала вам все, что знаю. Больше ничего не могу добавить.

– И еще один, последний вопрос. Только, пожалуйста, не сердитесь, миссис Хэммонд.

– Я не сержусь. Просто я ужасно встревожена.

– Нет ничего такого, что, по вашему мнению, могло бы заставить вашего мужа уехать?

– Что вы имеете в виду?

– У вас были или есть любовники?

– Нет, нет. И какое бы это имело значение?

– Полагаю, что это могло бы вызвать его уход из дома.

– Нет, никаких любовников. Ничего подобного.

– Хорошо.

Он ушел, оставив в комнате запах лосьона после бритья. Я пошла наверх, села на кровать. Меня охватил страх. Теперь я вдруг поняла, что со стороны исчезновение Алека могло иметь десятки объяснений. И все они вели ко мне, я была в этом замешана.

Мне необходимо было поговорить с кем-нибудь. Пришла Беверли, и я рассказала ей о случившемся. По ее лицу я поняла, что она думает, что у Алека есть другая женщина и что он сбежал с ней. После того как она узнала об измене Джимбо, такой ход мыслей был вполне понятен.

– Не верю, что здесь замешена женщина, – решительно заявила я.

– Я этого не говорила. – Однако в его голосе не было убежденности.

– Ты об этом подумала.

– Все может быть. Возможно, тебе придется столкнуться и с этим.

– Нет. Не верю. И не могу в это верить. Я бы знала об этом.

– Я тоже так думала. Но я ничего не знала. Некоторые мужчины слишком скрытны.

Ни разу за время нашей совместной жизни с Алеком я не испытывала ревности к другим женщинам. Ни разу. А как быть с тем мужчиной в «Бель-Эр»? Ведь такое со мной не случалось ни разу. Беверли права: возможно все. Вдруг Алек встретил другую женщину? Совершенно неожиданно, как тогда я. Только в отличие от меня не вернулся домой, не расстался с ней. Он ушел. Ушел к ней.

3

Хэммонд чувствовал себя так, будто вернулся с того света. В темноте ящика к нему постепенно начало возвращаться сознание. Сначала это было что-то вроде отдельных картинок прошлого, даже не картинок, а какого-то списка, плана будущих действий. Мелькали какие-то лица, Дора, спрашивающая, как все произошло. Что именно, он не знал. Полетт сердилась на него за то, что он что-то забыл. Что? Может быть, о ее дне рождения? Затем он вспомнил мать – как будто перед глазами мелькнула выцветшая фотография. Пьяный отец. То, что уже сделано, то, что не сделано, и, самое тревожное, – чувство, что он должен что-то сделать, но что – он не знал.

Хэммонд пошевелил руками и нащупал стенки ящика. Правую ногу пронзила резкая боль. Он начал ворочаться – боль усилилась. Хэммонд стал колотить по стенам ящика, чтобы другой болью заглушить эту. Он лежал беспомощным тюком, не в состоянии ни развязать себя, ни разогнуться. Он не мог ни о чем думать и чувствовал себя, словно попавшее в паутину беспомощное насекомое. Спустя некоторое время – минуты, часы? – он опять впал в беспамятство.

Уайлдмен купил две пары очков для плавания и аккуратно покрасил стекла в черный цвет. В кино всегда все на всякий случай делается в двух экземплярах. Это называется дубль. Он действовал в точности по своему сценарию: надел на голову Хэммонда пару очков, связал ему за спиной руки и связал ноги. Для этого Уайлдмен использовал крепкую альпинистскую веревку, толщиной почти в полтора сантиметра, ярко-оранжевого цвета, потом согнул обнаженное тело Хэммонда, чтобы положить его в ящик. Взглянув на его гениталии, вдруг почувствовал, что так не пойдет. Он не хотел видеть болтающийся член Хэммонда, а может быть, не желал, чтобы его видела Лора. Во всяком случае пока.