Вся синева неба - Мелисса да Коста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не понимаю… Вам было хорошо вместе…
Рено пытался подобрать безобидные слова. Эмиль пытался выстроить фразу.
— Она сказала, что… что мы больше не на одной волне.
Рено нахмурил брови.
— Не на волне?
— Да.
— Она почувствовала, что вы не совпадаете?
— Наверно. Она еще сказала что-то о том, что я не развивался все эти годы.
Повисло молчание. У Рено был сокрушенный вид. Он, казалось, задумался, искал слова. Он заговорил медленно, как будто обращался к совсем маленькому ребенку:
— Это… Это ужасно, но… Бывает, знаешь ли… Вы познакомились молодыми. Вы были всего лишь студентами…
— Как вы с Летисией…
Рено как будто не услышал последней фразы.
— Часто в паре развиваются по-разному, познакомившись совсем молодыми.
Эмиль настаивал:
— Вы с Летисией тоже познакомились молодыми… но она по-прежнему с тобой. Вы счастливы.
Рено отозвался грустно:
— Это другое дело…
Эмиль занервничал:
— Почему это другое дело?
— Это…
Рено, кажется, битый час обдумывал следующую фразу.
— Летисия… как бы это сказать… ее легче удовлетворить… в том смысле, что… ей не надо многого, чтобы быть счастливой. Стабильности и простоты ей достаточно.
Эмиль нахмурился.
— Не понимаю.
— Лора — она всегда была такой. У нее огневой темперамент. Ей не сидится на месте, она импульсивна. Ей все время надо больше, ей нужны перемены, новизна.
— И?..
— И она не удовлетворилась бы спокойными и уравновешенными отношениями, как Летисия.
Разговор вышел мучительный. Эмиль делал все возможное, чтобы держать себя в руках, не выказывать слабости. Рено был так же подавлен, как он.
— Что ты хочешь сказать? Что я никогда не смог бы ее удовлетворить?
— Нет… Дело не в тебе, старина. Я уверен, что ты был безупречен. Я думаю, что… ты или кто-то другой… этой девушке быстро все прискучивает, она не выносит стабильности…
Снова повисло тяжелое молчание. Эмиль заговорил с дрожью в голосе, Рено притворился, что этого не заметил:
— Какое-то время ей нравился покой, наша тихая жизнь в квартире. Ее это устраивало.
— Да… какое-то время.
Они уставились в телевизор, который тихонько работал фоном. Шла реклама ветчины.
— Ты думаешь, что это было неизбежно? Что она бы все равно рано или поздно сорвалась и ушла?
— Не знаю…
Рено повернулся к нему с искренним восхищением во взгляде.
— Я никогда не смог бы встречаться с такой девушкой. Летисия, она… Мне с ней спокойно. А таких девушек, как Лора, я боюсь. Я никогда не чувствовал бы себя на высоте.
Эмиль сглотнул.
— Да…
Больше он ничего не смог ответить.
Уже видны развалины. Жоанна почти бежит. Она сбрасывает рюкзак у камней и наклоняется вперед, упираясь руками в колени, переводит дыхание.
Он думал, они никогда не дойдут. Впереди тихонько садится солнце. Стемнеет не раньше чем через час, но небо уже расцветилось оранжевыми и розовыми бликами. Старые камни бывшей хижины окрасились золотом. Красиво. Даже дух захватывает. Вдали сбились в стадо на ночь коровы. Они лежат почти друг на друге, кучками в траве.
Жоанна осматривает развалины, входит в то, что осталось от хижины. Крыши нет. Стены кое-где держатся, но местами полностью обрушились. От дверей и окон остались зияющие провалы. Бетонный пол ровный, отлично, можно будет поставить палатку.
Они встречаются в центре этой старой хижины без крыши, среди строительного мусора. На лицах написан одинаковый восторг.
— Здесь хорошо, правда?
Жоанна кивает. Они не устают озираться и восхищенно молчат.
— Надо достать горелку…
— Да. Я займусь костром.
Эмиль чувствует себя усталым и грязным, он умирает от голода. И все же он никогда еще не испытывал такого чувства полноты жизни. Он собирает хворост, камни для костра. Поодаль Жоанна уже хлопочет над горелкой, их новенькая кастрюля стоит в шатком равновесии. Шляпу Жоанна сняла. Ее светло-каштановые волосы окрашены последними лучами солнца. Поэтому она кажется почти рыжей. Розовато-рыжей.
Эмиль складывает камешки и хворост в футболку, поднимает ее и идет к развалинам, медленно, чтобы ничего не уронить.
Костер загорается легче, чем давеча у ручья с Хлоей.
— Что ты нам готовишь? — спрашивает он Жоанну.
— Макароны.
Он кладет два больших плоских камня у костра — это будут кресла. Жоанна садится. Положив хлеб на колени, принимается его резать. Эмиль занимается сыром.
Они начинают есть хлеб с сыром, не дожидаясь, пока сварятся макароны. Едят медленно, глядя вдаль, на пейзаж. Не разговаривают. Эмиль едва не вздрагивает, услышав звяканье кастрюли о камни.
— Макароны готовы.
Они едят из пластиковых мисок. Солнце уже совсем село. В небе загораются звезды. Жоанна отодвигает миску. Встает, приносит свой спальник и садится на землю. Она взяла с собой блокнот и одну из ручек. Она сидит по-турецки спиной к нему. Предпочитает смотреть на горы. Она, кажется, ушла в свои мысли, но время от времени наклоняется и что-то записывает в блокнот.
Эмиль тоже встает и достает из набитого рюкзака спальник.
— Мы… мы не будем ставить палатку?
Жоанна оборачивается и пожимает плечами.
— Можно поспать и так. Небо чистое.
— Да.
Он ложится в спальник, скрестив руки под головой, глядя на звезды. Потрескивает огонь. Его одолевает дремота. Он вспоминает этот день, который, кажется, начался тысячу лет назад. Магазин спорттоваров, блокноты, подготовка рюкзаков, восхождение, бывший приют, купола обсерватории.
Он думает о прошлом, которое всплыло сегодня, после Жоанниных цитат. Тот разговор с Рено на диване под бормочущий телевизор. Он не знает, почему его вспомнил. Довольно банальная картина. Лучший друг, пытающийся утешить брошенного кореша. Добрые слова, которые все повторяют в такие моменты. Типа знаешь, это бывает… Типа дело не в тебе, старина. Я уверен, что ты
