Рыночная цена счастья - Овчинников Виталий

Квартира была классная.. Большая ванная комната с окном на улицу, большая кухня, большой коридор. Не коридор. а целая прихожая. В ванной висят полотенца, банные халаты. Прекрасный выбор туалетных принадлежностей, новые зубные щетки в упаковках. В холодильнике – колбасы, ветчина в вакуумной упаковке, кетчуп, свежие овощи, фрукты, картофель, мине-ральная вода, соки, кефир.. В морозильнике несколько упаковок мяса и полуфабрика-тов. Есть и хлеб, белый, пара батоны и буханка черного. Все в вакуумной упаковке. В общем – жить можно.

Она разделась, приняла ванную, выпила стакан сока и легла спать.

Простыни в кро-вати были свежие, накрахмаленные до хруста и чуточку пахли ромашкой. Юлия закрыла глаза и будто провалилась в пустоту.

Заснула мгновенно. И впервые за последние месяцы своей жизненной мясорубки она спала спокойно За нее заступились. Ее – спасли.

Выну-ли из петли.. Ее оберегли. И она теперь – защищенная. А для любой нормальной женщи-ны, практически утонувшей в жутких жизненных передрягах и сверх всякой меры на-хлебавшейся житейских неудач и различного рода "страшенных" неприятностей, это было настоящим целительным бальзамом на ее саднящиеся до сих пор душевные раны. Она словно бы заново родилась. И вновь обрела надежду. И ей снова захотелось жить. А это и есть самое главное в жизни каждого человека

– желание жить..

Отар приехал к Юлии вечером.. Он протянул ей пакет, перевязанный крест-нак-рест белой лентой и сказал::

– Здесь твои документы и все твои вещи, что были в агентстве. Ты

– проверь. Дол-жно быть – все. Даже компромат на тебя, и тот здесь..Если же они что-то утаили или при-прятали -скажи только мне.

И они – вернут. Никуда не денутся. И можешь теперь не вол-лноваться.

Беспокоить они тебя не будут. Алла Сергеевна бумагу одну подписала.

Обя-зательство, своего рода. Вольная для тебя.. Это обязательство у тебя в документах. Ко-пия – у меня. Так что можешь быть спокойна.

Агентство для тебя теперь – пройденный этап жизни. Пройденный навсегда…

Юлия смотрела на Отара и не верила своим ушам. Ее вытащили практически с то-го света. Потому что последние месяцы жизни в этом агентстве, когда она в полной мере осознала,. куда и для чего она сюда попала, она, не жила. Она просто – существовала. И вряд ли долго смогла бы так, чисто физиологически – существовать. Она подошла к Ота-ру, взяла его обеими руками за голову, наклонила к себе и поцеловала. Поцеловала в лоб. И прошептала:

– Спасибо тебе Отар! Я этого никогда не забуду.

Отар вздохнул, прижал ее к себе и проговорил, но тоже почему-то шепотом:

– А паспорт я у тебя пока возьму. Я завтра заеду в милицию и поговорю кое с кем. Есть там у меня некоторые, очень мне обязанные.

Я хочу, чтобы эта квартира стала твоей. Прими ее от меня в подарок.

А они оформят нужные бумаги. За недельку, думаю, они уп-равятся. А потом пойдешь ко мне на работу. Сидеть ни на чьей шее ты не будешь.

Не бес-покойся. Будешь работать И будешь неплохо зарабатывать. Мне нужен на внешних связях надежный человек. Такой, на которого можно будет положиться. Который не подведет. И не продаст. Как раз такой,

– как ты, Юленька. И ты начнешь заново строить свою жизнь. И учти – я тебя ни в чем не неволю. Но то, что я тебе предлагаю,. это как раз, именно то, что тебе сейчас нужно. Доверься мне. Я тебя.не подведу. И все будет хорошо.

Отар, видимо, был в Московских милицейских кругах человеком влиятельным. И через неделю с небольшим Юлия имела в своем распоряжении паспорт с новой пропис-кой на свою прежнюю девичью фамилию. Теперь она была Свиридовой Юлией Никола-евной, 1966 года рождения, русской, незамужней, проживающей по адресу: город Москва, улица Фрунзе, дом N14а, квартира 88. Причем, квартира была уже приватизирована на ее имя.. И Юлия имела свидетельство о владении.

Работала она помощником Генерального директора по внешне экономическим связям в торговой фирме "Аркос". Имела отдельный кабинет с городским и междугородним телефонами, персональным

"мобильником" с нео-граниченными, оплачиваемыми фирмой ресурсами, итальянским холодильником,. встро-енным в нишу около окна и персональной туалетной комнатой со входом из кабинета.

Отар вел себя с Юлией очень сдержанно, чисто по деловому и держал себя по отно-шению к ней несколько даже на расстоянии. В гости не навязывался. Ее тоже никуда не приглашал. Юлия терялась в догадках и не могла понять, что же за все этим скрывается. Но женщиной она всегда была решительной, плестись в хвосте событий не умела, да и не желала. Тем более, что к Отару, как к мужчине. ее тянуло постоянно.

И где-то через месяц с небольшим после своего внезапного освобождения от сексуального рабства, на работе, в кабинете у Отара, когда они с Отаром вдруг осталась одни. Она не выдержала и пошла в атаку. Она подошла к Отару, сидевшему в кресле за большим рабочим столом, наклони-лась к нему и прямо спросила:

– Отар, ты почему избегаешь меня? Ты что, теперь – брезгуешь мной, да?. Если это так, то зачем тогда вытаскивал меня оттуда?!

Неужели ты не понимаешь, что я, несмотря ни на что, осталось все-таки человеком, что я – женщина и что я так больше не могу?!..

Отар вскочил с кресла, кинулся к ней, обнял ее, прижал к себе и быстро зашептал, торопливо целуя ее в губы, в щеки, в нос, в шею:

– Что ты, что ты, Юоенька, милая, золотая ты моя! Да как ты могла подумать такое! Я просто боялся подходить к тебе! Боялся, что ты примешь меня за одного из тех, кто к тебе всегда рвался в этом клубе. Я ждал, когда ты отойдешь и успокоишься!

Юлия взяла его за руки, прижала его ладони к своим щекам и расплакалась. Слезы текли по ее лицу, а она целовала его руки и быстро, быстро говорили:

– .Это правда, Отар?! Правда?! Ты не обманываешь меня?! Я не противна тебе те-перь?! Правда?! Правда?!

С тех пор Отар стал иногда приезжать к Юлии домой по вечерам.. А иногда даже и оставался ночевать. И они занимались сексом. Помногу и подолгу. Только секс у них стал совершенно другой. В нем не стало ничего экстремального и ничего сверхъестественного. Это был ровный, тихий, нежный и ласковый секс двух много переживших и очень нужда-ющихся друг в друге взрослых людей, мужчины и женщины. И во время секса они всегда смотрели друг другу в глаза. И видели там только любовь друг у другу, только восхище-ние друг другом и только радость от обладания друг другом…

Жизнь у нее начала вроде бы налаживаться.. А все происшедшее с ней в этом году стало потихонечку отходить в сторону, и воспринималось уже не как реальная часть ее жизни, а как кошмарный, но давний-предавний и совершенно потерявший свою остроту сон. И где-то на краю этой прошедшей жизни остался ее муж, ее Олег. Вернее

– память о нем. Как о чем-то далеком-предалеком, чистом и хорошем, как о самом светлом периоде ее прошлой жизни. И даже не ее жизни..а жизни какой-то другой женщины, сначала де-вочки, потом девушки, а потом уже и молодой женщины, молодой жены, но совершенно не похожей на нее… . Ехать к Олегу объясниться Юлия не могла. Не хватало мужества. воли. смелости, совести, наконец, на подобный шаг. Складывалось впечатление, что она предает и бросает мужа в самый трудный момент его жизни. Бросает тогда, когда у нее самой вроде бы. все налаживается. Стыдно и неловко. Когда ей было плохо, она мужа не бросала; когда стало хорошо – бросила. Слишком уж мерзковато все это попахивает. Слишком.

И тогда она написала Олегу письмо. По другому у нее никак не получалось. Письмо писала несколько дней. Писала и рвала бумагу.

Писала и рвала. Все написанное казалось ей фальшивым и неубедительным. А потом махнула на все рукой и отправила Олегу именно то. что получилось написать. Даже не стала ничего исправлять.

Она писала и пла-кала. Так ей было жалко. Жалко и себя, и Олега, и эту свою развалившуюся семейную жизнь, и эту несчастную страну, в которой им пришлось жить, и это дикое время, когда каждый гражданин

Великой когда-то страны вынужден был выкручиваться и выживать самостоятельно, не надеясь ни на кого рядом, ни на своих, ни на чужих.

Она написала:

"Олежка, милый, здравствуй и прости меня, пожалуйста! Прости ради

Бога, за все то, что я успела "понатворить" в последнее время!. И за все те беды, и все те неприятнос-ти, которые из-за меня обрушились на твою несчастную. опять-таки по моей вине, твою голову. Поверь, пожалуйста, я не хотела зла ни тебе, ни самой себе, ни нам вместе взятым. Я хотела, как лучше для нас обеих. Я хотела, чтобы нам с тобой было только и только хо-рошо. А все получилось, в итоге так, что страшно становиться за поломанную и исковер-канную нашу с тобой жизнь. И твою, и мою. А ведь я люблю тебя, милый мой Олежка! Мой самый дорогой на свете человек! Люблю, любила и буду любить до самых последних своих дней. И это не простые слова, поверь, пожалуйста, мне хоть на последок. Зачем мне врать тебе сейчас, когда между нами все кончено?! Перед смертью – не врут! А я, по су-ществу, уже умерла. Потому что нет больше той, хорошо знакомой тебе, прежней