Вдали от дома - Тимофей Печёрин

— Вождь Вай-Таял-Рагил задумал убить тебя, сын великого Сед-Рагава. Убить… сегодня ночью. И тогда твой отец превратит город и весь мир в пепел. Как сказано в предании: «решил Сед-Рагава погубить мир в огне, а народ джунов испепелить. Но попросил его сын за глупых смертных; сказал: отпусти меня к джунам, и если примут они меня с добром, то пощади их — ведь это значит, они добры и достойны жить. А на то Сед-Рагава ответил: но если даже тебя примут джуны без должного почтения — гореть им в пламени моего гнева!».

— Не беспокойтесь, — с какой-то напускной небрежностью бросил Артур, — лично я вами доволен. Всеми джунами… почти. Что касается вождя… то я думаю, он не посмеет. Народ меня любит и причинить зла не позволит. Ведь так? А вождь… ну и пусть себе скрежещет зубами от злобы и мечтает о мести. Мне-то что?

Жрец засмеялся — сухо, словно кашляя.

— О сын великого Сед-Рагава! Ты и вправду спустился к нам с неба: именно в этом я воочию убеждаюсь сейчас. Ибо где как не на небе, вдали от нас, грязных и неразумных смертных, можно так полюбить их? Быть столь высокого о нас мнения?

Да, народ будет недоволен, если вождь убьет тебя… и Вай-Таял-Рагил знает об этом. Но даже зная, он не остановится: он привык властвовать силой и страхом, и ему совершенно безразлично, доволен кто-то при этом или нет. Он ничего не боялся и раньше: ни твоего отца, ни, тем более, своих соплеменников. Не испугается он и теперь; духи безумия изгнали из его души даже прежние, жалкие остатки страха.

С вождем будут его воины — самые сильные джуны в городе. Те из нас, кто привык поклоняться силе… чужой ли, собственной… а не твоему отцу. Они понимают только силу, и за силой последуют. И без сомнений насадят на копья любого недовольного.

Жрец замолчал; он выжидал, пристально наблюдая за своим собеседником. Пристально, невозмутимо… А тому, напротив, от услышанного сделалось не по себе. Артур ерзал на месте, тоже глядя на Варияк-Чорея, но по-другому. С какой-то детской беспомощной надеждой, словно ребенок из приюта на очередных усыновителей — ожидая, что те выберут именно его.

А затем жрец заговорил — и от первых же его слов в душе юного Санаева, хоть немного, но потеплело.

— Но все не так безнадежно, сын грозного Сед-Рагава. Да, пока джуны разобщены, они слабы и бессильны против безумного и жестокого вождя, против его воинов. Но если народ сплотиться, если в едином порыве подымется, чтобы защитить тебя и свою веру — вот тогда Вай-Таял-Рагилу и впрямь придется трудно. Он сразу поймет, что сам он и воины его теперь лишь в меньшинстве. В жалком меньшинстве! Что тех, кто готов умереть за веру… их во много раз больше!

— Сплотиться, — повторил Артур робко, — где-то я это слышал… Послушайте, господин жрец, так не успеют же — сплотиться! Если это случится уже сегодня ночью…

— У меня есть план, — лукаво ухмыльнулся Варияк-Чорей, — простой план… воплотив который, мы сделаем так, что не успеет как раз безумный вождь. Сегодня, после заката я соберу джунов у подножья Танияк-Парвата. Там должен быть и ты… чтобы из твоих уст весь народ узнал об измене вождя! Да-да: ты выйдешь и все расскажешь им… все, что сейчас услышал от меня! И тогда джуны разорвут Вай-Таял-Рагила в клочья… а отец твой пощадит наш народ.

— Пощадит, пощадит, — пробормотал Артур, кивая и соглашаясь, — тогда, конечно… да.

Жилище жреца он покидал в расстроенных чувствах. Слова, выкрикнутые Варияк-Чореем буквально звенели в ушах землянина… а вскоре к оным присоединились и предостережения Брыкина.

«Ты ж его, можно сказать, опустил, парень. Хоть и не в полном смысле. Что, думаешь, он смирился?».

Но страх делил душу юного Санаева напополам с надеждой; со злорадной надеждой на то, что Вай-Таял-Рагилу, этой единственной тучке в его нынешней безоблачной жизни, сегодня все-таки придет конец.

Невдалеке от хижины Артура, примерно на ярус ниже, торговали жареными куропатками. Их готовили прямо на улице — благодаря чему, собственно, аппетитный запах смог достичь носа Георгия Брыкина. И вызвать у того гастрономический интерес.

Правда, Хриплый не был уверен, что на соседнем ярусе торговали именно земными куропатками или ближайшими же их родичами по видовой системе. Он вообще-то не слишком заморачивался на предмет сравнения фауны этого и своего родного мира, оставляя такое удовольствие профессиональным биологам. Хриплый рассуждал гораздо проще: назвать жарящихся птиц куропатками он додумался на том основании, что они «вроде куриц», но размерами вдвое меньше.

Уже подходя к вертелу и стоящей рядом с ним небольшой лавочке под соломенным навесом, Брыкин вспомнил, что ему банально нечем платить. Да и чем именно принято расплачиваться в городе джунов, он не знал. Однако нашелся быстро — решив прибегнуть к средству, которого он не гнушался еще на Земле. А именно, призвать на помощь всемогущий блат.

— Именем сына великого Сед-Рагава, — продекламировал, как мог торжественно, Брыкин, протянув руку к одной из жареных птичек, — я оттуда, если ты не в курсе.

И он указал рукой в сторону дома Артура.

Хозяин лавки покорно промолчал. Наверняка он был в курсе… а если даже и не был, то уж сложить-то два и два был в состоянии. И коли уж некто, похожий на зловещих «бледных», свободно и бесстрашно разгуливает по верхним ярусам, то объяснение подобному существует только одно. И оно непременно, хоть капельку, но связано с пресловутым преданием.

Куропатку Брыкин обглодал в течение пяти минут, на ходу, и не успев отойти от лавки сколько-нибудь далеко. Осмотревшись на каменной площадке, и не найдя поблизости урны… и даже хоть какого-то общепринятого места для оставления мусора, землянин бросил обглоданные косточки прямо вниз. А затем вновь подошел к торговцу — надеясь утолить еще одну свою потребность.

— Скажите… вы не знаете, здесь где-то пиво продают? — вопрос прозвучал донельзя наивно.

— Что такое пиво? — не понял торговец куропатками.

— Ну… хоть что-нибудь, чтоб попить… выпить, — тщился объяснить ему Брыкин.

— А-а-а, выпить! — похоже, на последнем слове землянин и джун нашли-таки общий язык, — тебе, наверное, калан-карам нужен!

— Калан-карам? — теперь уже для Брыкина наступила очередь переспрашивать.

— Калан-карам, — повторил торговец, — тут за углом купить можно. Мощная штука.

Судя по энтузиазму, с которым он рекламировал так называемый «калан-карам», знаком с ним джун был давно и близко. И едва ли был редким гостем там, за углом, куда сейчас посылал Хриплого. А может и вовсе поставил лавочку здесь умышленно — дабы находиться к предмету своих вожделений поближе.

Лавка, где торговали калан-карамом, не являла собой какого-то отдельного строения; она была вмурована в стену каменного монстра — одного из тех, что образовывали город джунов. Продавец легендарного напитка оказался гораздо более упрямым, чем его коллега, жаривший куропаток. Упрямым и недалеким; как видно, он просто редко покидал свое заведение.

В общем, объяснять торговцу калан-карамом, почему тот должен расстаться хотя бы с одной бутылью своего напитка бесплатно, Брыкину пришлось несколько дольше. Хотя, впрочем, с таким же успехом.

Осторожно взяв в руки глиняную бутыль, землянин слегка отхлебнул из нее… и сразу сморщился, захотев выплюнуть калан-карам обратно. Хоть и неженкой, вообще-то говоря, никогда не был, как не слыл и фанатиком трезвого образа жизни. Другое дело, что содержимое бутыли по крепости могло соперничать, наверное, даже не с водкой, а с алтайским горным бальзамом, да вдобавок, имело отвратительно-жгучий вкус. Соответственно, и ни о каком утолении жажды посредством такой «мощной штуки» даже речи быть не могло.

«Интересно, из чего они его делают?» — задался вопросом Брыкин и, естественно, не получил на него ответа. Вообще, трудно получить ответ на вопрос, заданный самому себе. И тем не менее, бутыль с калан-карамом он не выкинул: решил проявить уважение к аборигенам, к их культуре… и даже такому ее проявлению. К тому же адское пойло вполне могло оказаться даже полезным — например, в следующем мире. Если климат его будет уже не столь райским.

И именно невдалеке от лавки, где торговали калан-карамом, произошла эта встреча; Брыкину хватило единственного взгляда и собственной интуиции, чтоб догадаться, с кем именно свела его судьба на верхних ярусах города.

Джун, на которого натолкнулся землянин, был на голову выше его и заметно превосходил по плечистости. Головной убор из перьев и листьев мог соперничать размерами разве что с аналогичным предметом гардероба Артура… вот только смотрелся он на этом богатыре не в пример более гармонично. Придавал ему сходство, скорее, со львом, чем с приверженцем нетрадиционных взглядов на личную жизнь.

О возрасте джуна догадаться было трудно: ни седым, ни вообще каким-либо волосам места на его голове не нашлось. Что же касается бороды и иной растительности на лице, то она в принципе не была свойственна этой расе. Даже старейшим ее представителям. И тем не менее, абориген, встреченный Брыкиным, мог быть кем угодно, но только не легкомысленным юнцом. Потому хотя бы, что легкомысленным юнцам вообще-то не престало быть вождями… хотя иногда им дозволялось покомандовать, например, полком.