Леннар. Книга Бездн - Роман Злотников

Леннар ищет ЭТОТ СПОСОБ. Однажды я услышала, как во сне он бормочет: «Отдать себя в руки Храма взамен…» Я содрогнулась, я была в холодном поту. Что он замышляет? ВЗАМЕН чего? Я подумала, что это может быть связано с появлением у нас Курра Камня. Этот человек, при его внешней простоте, совсем не так прост. Не хватает слов…

«…Курр Камень исчез. Не был ли он шпионом Храма, который каким-то образом втерся в доверие к Леннару?

И — меня волнует Инара. У нее мрачные, беспокойные глаза, она почти ничего не говорит и отошла от деятельности Академии. Скоро она выдвигается в опасную миссию. Сути этой миссии я не знаю, но Леннар утверждает, что от нее зависит многое. От миссии? От Инары? Эта женщина, еще несколько лет назад бывшая сельской знахаркой, почти колдуньей, меня пугает. Быть может, это лишь мои бабские домыслы (ведь и королева под платьем простая баба, не так, что ли?), но мне кажется, что она способна на предательство. Есть такой тип женщин, которые из любви или ненависти к мужчине способный на ЛЮБОЙ шаг. Как она относится к Леннару? Ее чувства к нему, глубокие, противоречивые, мною же самой замешенные на темном сплаве ревности и болезненной тревоги, — что эти чувства могут сделать с ней?…

Но — не надо. Едва ли она способна на предательство.

«…»3автра ОН уходит в Ланкарнак. С ним Кван О, Бреник, Лайбо и Инара. Зачем, зачем эта женщина?…

«…»ОН ВСЕ ЕЩЕ НЕ ВЕРНУЛСЯ.

12

Старший Ревнитель Моолнар вытер окровавленную саблю об одеяние убитого им мятежника и, вогнав ее в ножны, оперся на руку подоспевшего Субревнителя.

— Знатная была драка, — выговорил он.

— Да, брат Моолнар, — почтительно поддакнул Субревнитель. — Вы дрались великолепно. Жаль лишь, что для многих эта битва стала последней. Но… на то она и война. Эти бешеные наку и проклятые беллонцы дерутся как демоны!..

— Главное, что в бою были не только эти свирепые дикари, злобное мясо, но кое-кто из тех, кого они называют Обращенными. Этакое элитное воинство Леннара, которому он дает отдельную выучку и отдельное наставление на борьбу, — выцедил Омм-Моолнар.

Омм-Моолнар взглянул на поле боя, расстилавшееся перед его глазами. Ожесточенная схватка произошла в низине, зажатой между двумя поросшими лесом холмами. Как нетрудно предположить, низина пользовалась недоброй славой: время от времени в ней обнаруживали обгорелые трупы людей и животных, вокруг контуром прорисовывалась пожелтевшая трава. Никаких источников возгорания всякий раз не обнаруживалось, так что Горелая низина была отнесена к числу нечистых мест, таких, как Проклятый лес или Желтые болота в стране свирепых наку. Собственно, и неудивительно, что возле этого нехорошего места отряд Ревнителей, подкрепленный резервом из регулярной армии, столкнулся с Обращенными, которыми командовал не кто иной, как Кван О, один из приближенных Леннара. Большую часть его отряда составляли отважные, не привыкшие отступать наку, так что резня выдалась чрезвычайно упорной и кровопролитной. Наку были усилены отрядом беллонцев под водительством двух озерных тунов. Ударный отряд тунов на громадных бойцовых кабанах, закованных в железо, нанес страшный удар и разрубил отряд Омм-Моолнара надвое. Вскоре сражение переросло в бойню, в которой бессмысленно усматривать зачатки какой-то тактики и тем паче стратегии. Хвала старшему Ревнителю, что он сообразил, как следует противодействовать удару тунского воинства. Он понял, что не нужно понапрасну растрачивать силы на то, чтобы задержать, остановить тяжеловооруженный клин беллонских тунов, — так, чтобы атака увязла и захлебнулась. Нет, Омм-Моолнар вовремя скомандовал отступление, а когда центр прогнулся, поддаваясь натиску тунов, — ударили фланги. Ох, кровищи!.. Ни о каком осмысленном руководстве бойней не шло и речи. Все переплелось в этой дикой, бессмысленной сече, где выкаченные кроваво-красные глаза кабанов горели так же яростно, как взоры их всадников… Рев, лязг железа, глухой копытный топот смешивались с предсмертными криками, воем, диким боевым кличем и чьим-то одурелым хриплым хохотом!..

И вот — развязка… Там, где время от времени в пожелтевшей траве обнаруживали трупы зайцев, кабанов, волков и — порой — не к добру забредших сюда путников из числа окрестных крестьян, сейчас вперемешку лежали тела полутора сотен бойцов в одеяниях Ревнителей и панцирников из регулярной армии и около сорока Обращенных. Последние, хоть их и было меньше, были изрублены куда сильнее, чем их противники. Особенно страшен был чернобородый наку, находившийся в нескольких шагах от старшего Ревнителя Моолнара; в грудь этого бойца Обращенных вонзились сразу пять сабель. Уже в смертной агонии, последним своим движением он разрубил голову одному из убийц и, так и не упав на окровавленную траву, полусидел теперь мертвый, открыв крупные зубы в страшном предсмертном оскале.

Кровь уже перестала течь из-под его доспеха, из многочисленных открытых ран.

Самому Квану О, впрочем, удалось скрыться с несколькими уцелевшими людьми. Тун Гревин, командовавший отрядом беллонцев, пал в бою.

Успех Омм-Моолнара был крупным, кроме того, ему удалось взять в плен нескольких бунтовщиков. Их тотчас же умертвили, перед казнью отрубив ступни ног, которыми они топтали дороги, столь далекие от путей Благолепия.

Одного пленника, впрочем, оставили в живых. Будь на то воля Омм-Моолнара, так он велел бы умертвить и этого последнего пленника, приземистого толстяка с круглым, гладко выбритым лицом и глубоко посаженными глазами, во взгляде которых, кажется, было что-то волчье. Моолнар с удовольствием вскрыл бы ему жилы и напоил бы и без того сытую землю. Он бы вырезал его злоречивый язык и заставил бы сожрать! Он бы вырвал ему кишки!.. Он бы!..

Однако жрец Алсамаар, бывший при Моолнаре по распоряжению самого Стерегущего Скверну и имевший право распоряжаться жизнями пленников, если у него имелось особое мнение, не совпадавшее с мнением брата Моолнара, — так вот, этот проклятый жрец распорядился сохранить пленнику жизнь! Брат Моолнар скрипнул зубами от боли и злобы. Да будь воля старшего Ревнителя, он убивал бы каждого еретика на месте, да так, чтобы каждый последующий подыхал в еще более жестоких муках, понаблюдав перед этим, как корчатся перед смертью его подлые сообщники!.. Но жрец Алсамаар, который был наделен полномочиями миловать, изрек свое слово. Пленный был посажен в клетку для последующего препровождения в Ланкарнак. Моолнар напоследок окинул его взглядом, словно желая выискать, что же нашел такого в этом толстяке жрец Алсамаар, что не стал убивать его с прочими пленными. Ничего не нашел. Впрочем, у Ревнителя появилось смутное осознание того, что он уже мог видеть когда-то этого человека, но дурнотное состояние и боль в боку не дали ему продвинуться в этом воспоминании. Через несколько дней он забыл о пленнике за множеством других более насущных и, как казалось, куда более важных дел.

Прошло не так уж и мало времени, прежде чем он снова увидел пленника. Это произошло в зале Молчания Храма, где собрались для обсуждения вопросов по дальнейшей борьбе с еретиками высшие жрецы.

Говорил сам Стерегущий Скверну:

— У нас есть только одна возможности привлечь на свою сторону чернь. Это слова самого Подателя веры.[3] Только одна — наглядно убедить народ в том, что ИМЕННО МЫ несем с собой истину и законную власть и что отступление от истины чревато самыми страшными последствиями. Для этого мы должны явить им какой-то символ истины… такой яркий, чтобы они заслонились ладонью, да!.. — Гаар даже встал, его массивное лицо колыхнулось в такт его порывистому движению: — Да, заслонились ладонью, не в силах перенести света этой истины!

Старший Ревнитель Моолнар сидел неподвижно. Его лицо окаменело. Причина этой неподвижности крылась в том, что накануне он был ранен и пострадал довольно серьезно: глубокое проникающее ранение, удар секирой между ребрами. Храмовый лекарь сказал, что господину старшему Ревнителю очень повезло, что его душа не вознеслась в лучший мир и не пролегла под ладонью пресветлого Ааааму, чье истинное Имя неназываемо. И теперь Омм-Моолнар окоченело раскинул свое тело в кресле, избегая шевелиться, потому что малейшее движение обжигающим клином било куда-то в бок, мучительно отдаваясь тошнотворным, глухим ударом в затылок.

Однако слова Стерегущего Скверну были таковы, что Моолнар сподобился возразить. Он скривил губы и протянул:

— Символ истины? Символ истины, о пресветлый? Для этой оголтелой черни, околдованной Леннаром и его приспешниками… да сожрет их Илдыз, да сгниют их чрева!.. Уверяю тебя, что лучший символ истины для них, — тут Моолнар поморщился, откидывая назад голову и чуть засопев от мутного сполоха боли в потревоженным внутренностях, — лучший символ истины для них… это удар ножом, это — сабельное сечение, это лезвие под горло… это — сведенные судорогой ноги, путающиеся в выпущенных кишках… Это смерть и муки, и когда… Кхе-кхе! — мучительно вырвалось из горла старшего Ревнителя.