И смех, и слезы, и любовь… Евреи и Петербург: триста лет общей истории - Наум Синдаловский

Умер Александр Моисеевич Володин 17 декабря 2001 года. Похоронен на Комаровском кладбище.

На стене дома по адресу Большая Пушкарская улица, 44, в котором жил Володин, в 2004 году открыта мемориальная доска, созданная по проекту скульптора Григория Ястребенецкого и архитектора Татьяны Милорадович. Обсуждается вопрос об установке памятника А. М. Володину в Матвеевском сквере. Ежегодно в Петербурге проводится театральный фестиваль «Пять вечеров», посвященный памяти А. М. Володина.

Актеры, композиторы, исполнители

Узкие рамки заданной нами темы заставляют ограничиваться рассказами исключительно о тех персонажах петербургской истории, к которым было обращено внимание городского фольклора. Но даже этот небольшой по количеству список имен может дать представление о роли евреев в развитии русской музыкальной, исполнительской и театральной культуры.

В 1970 году ушла из жизни известная пианистка Мария Вениаминовна Юдина. Юдина окончила Петроградскую консерваторию и некоторое время преподавала в ней. Затем занялась концертной деятельностью. О ее неслыханной популярности можно судить хотя бы по тому, что в свое время сам Шостакович считал Юдину, наряду с Владимиром Софроницким, своим серьезным соперником. У Юдиной была примечательная внешность. Она всегда ходила и выступала в черном длинном платье с широкими, так называемыми «поповскими», рукавами. Если верить фольклору, то на сцену она вообще выходила в рясе, под которой скрывались вериги. Этому можно поверить, если вспомнить одну ее запись в дневнике: «Я знаю только один путь к Богу – через искусство».

Мария Вениаминовна Юдина

Еще более необычной была биография великой пианистки. Еврейка по национальности, дочь единственного на весь город Невель врача и судмедэксперта, она в свое время крестилась и стала фанатичной православной христианкой. Все свое свободное время, недюжинную энергию и немалые средства от концертной деятельности она отдавала церковным делам. Такого советское государство не могло простить даже гениальной Юдиной. Ее выгнали из Консерватории, запретили гастрольные поездки за границу, не раз отказывали в выступлениях на отечественной сцене. Но, как это ни странно, Юдина ни разу не была арестована. Сохранилась даже легенда о том, как Сталин, якобы услышав однажды выступление Марии Юдиной по радио, потребовал запись этого исполнения себе. Никто не решился сказать вождю, что концерт транслировался в прямом эфире и никакой записи нет. Запись концерта в единственном экземпляре будто бы сделали в ту же ночь, срочно вызвав пианистку на студию. Говорят, Сталин, прослушав концерт Моцарта в исполнении Юдиной, прислал ей крупную сумму денег.

Юдина ответила Сталину письмом, в котором благодарила за деньги и писала, что жертвует их на церковь. В конце письма Юдина сообщила Сталину, что будет молиться за то, чтобы Бог простил ему тяжкие преступления перед народом. Что могла ждать Юдина в ответ на такое дерзкое письмо, можно только догадываться. Однако и на этот раз ничего не произошло. То ли письмо просто до него не дошло. То ли он вспомнил о своем семинарском прошлом. То ли даже Сталин не смог поднять руку на такого святого человека. Но, согласно одной из кремлевских легенд, когда он умер, на столике рядом с его кроватью на диске проигрывателя стояла пластинка с концертом Моцарта в исполнении Марии Юдиной.

Крупнейший советский мастер массовой песни, который, если верить семейному фольклору, начал подбирать музыку очень рано, еще в 4-летнем возрасте, едва дотягиваясь пальцами до клавиш, Исаак Осипович Дунаевский, был всего на один год младше Юдиной. Основные свои произведения, прославившие его как композитора, Дунаевский создал в так называемый ленинградский период творчества. Здесь он написал музыку к кинофильмам «Веселые ребята», «Вратарь», «Цирк», «Дети капитана Гранта», «Волга-Волга», хотя все они и ставились на Мосфильме. Песни к этим фильмам, едва прозвучав с экрана, становились поистине народными. Их можно было услышать на улице, в парке, во дворе. Они неслись буквально изо всех распахнутых настежь окон квартир. В Ленинграде Дунаевского помнят и как главного дирижера Мюзик-холла, и как создателя и художественного руководителя Ансамбля песни и пляски Дворца пионеров. В 1937 году Дунаевский был избран председателем ленинградского отделения союза композиторов.

Исаак Осипович Дунаевский

С 1941 года композитор жил в Москве. Мы бы не акцентировали внимание читателей именно на этом факте, если бы не фольклор о нем, который, как это ни удивительно, связан именно с московским периодом жизни и творчества Дунаевского – Дуни или Великого Дуни, как его называли в узком кругу друзей и родственников. Появились завистники, которые стали обвинять композитора то в избыточном употреблении в своих произведениях музыкальных цитат, то в откровенном плагиате, а то и вовсе в том, что он наполнил советские песни еврейскими мелодиями. Будто бы у Дунаевского один из близких родственников, «то ли дядя, то ли двоюродный дедушка был кантором» в местной синагоге, и будущий композитор с детства запомнил мелодии псалмов и народных еврейских песен, которые оставалось только умело использовать.

А вскоре вообще заговорили о том, что творческий потенциал, отпущенный Дунаевскому Богом, вообще исчерпан. Московская молва нанесла композитору обидную и несправедливую оплеуху: «С миру по нотке – Дунаевскому орден», а с легкой руки ядовитого Никиты Богословского пошли гулять по Москве новые прозвища композитора: «Исаак Иссякович» или «Иссяк Осипович».

Памятная доска на доме 4 по Гороховой улице

Даже отъезд композитора из Ленинграда ставили ему в вину. Будто бы Дунаевский – обыкновенный трус и из Ленинграда просто сбежал, боясь прихода немцев. Хотя на самом деле Дунаевский уехал из Ленинграда чуть ли не за месяц до начала войны, 25 мая, когда о войне, а тем более о сдаче фашистам города Ленина вообще никто еще даже не думал.

В то же время многих раздражало повышенное внимание, которое постоянно оказывали композитору партия и правительство. Награды и поощрения, действительно, сыпались на него как из рога изобилия. Вопреки официальному прозвищу композитора, «Красный Моцарт», за глаза его называли «Сталинским соловьем». Между тем, среди музыкантов бытует легенда о том, как Сталин слушал пластинку с записью «Песни о Сталине», написанную Дунаевским. Кто-то из приближенных подсунул эту пластинку, предварив прослушивание словами о том, что «вот, дескать, наш знаменитый композитор приложил весь свой замечательный талант, чтобы создать достойную песню о товарище Сталине». Сталин задумался, а потом сказал, попыхивая трубкой: «Да, товарищ Дунаевский действительно приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто не пел».

Дунаевский покончил жизнь самоубийством. По одной из легенд, из-за сына, который якобы совершил какой-то неблаговидный поступок.

В Петербурге, в доме № 4 по Гороховой улице, где композитор жил с 1936 по 1941 год, установлена мемориальная доска.

В конце 1920-х – начале 1930-х годов с Дунаевским в Ленинградском мюзик-холле сотрудничал Леонид Осипович Утесов.

Настоящие имя и фамилия Утесова – Лазарь Вайсбейн. Будущий артист родился в Одессе, в многодетной еврейской семье не то мелкого коммерсанта, не то экспедитора одесского порта. Учился в одесском коммерческом училище, но был отчислен, по версии самого Утесова, за то, что в отместку за какое-то обидное замечание вымазал мелом и чернилами одежду учителя Закона Божьего. Другая легенда утверждает, что «юный Вайсбейн избил городского раввина – преподавателя Закона Божьего».

Знаменитый псевдоним «Утесов» появился в 1912 году, когда одесский артист Скавронский пригласил Вайсбейна в свою миниатюру. Но при этом поставил одно-единственное условие: изменить фамилию. «Никаких Вайсбейнов!» – будто бы решительно заявил он.

Леонид Осипович Утесов

О мучительных раздумьях, связанных с выбором сценического имени, рассказал в своих воспоминаниях сам Утесов: «Я решил взять себе такую фамилию, какой никогда еще ни у кого не было, то есть просто изобрести новую. Естественно, что все мои мысли вертелись около возвышенности. Я бы охотно стал Скаловым, но в Одессе уже был актер Скалов. Тогда, может быть, стать Горским? Но был в Одессе и Горский. Были и Горев, и Горин – чего только не было в Одессе! Но, кроме гор и скал, должны же быть в природе какие-нибудь другие возвышенности. Холм, например. Может быть, сделаться Холмским или Холмовым? Нет, в этом есть что-то грустное, кладбищенское – могильный холм… „Что же есть на земле еще выдающееся? – мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. – Боже мой, – подумал я, – утесы, есть же еще утесы!“ Я стал вертеть это слово так и этак. Утесин? – Не годится – в окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное… – Утесов? – мелькнуло у меня в голове… Да, да! Утесов! Именно Утесов!»