Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе - Александр Чаковский

— И тем не менее!.. Я говорю в том смысле, что подготовить партию надо солидно, по всем правилам. Взять с собой сани, щиты для мостков, ломы, пешни, веревки, круги спасательные, медикаменты!

— Вы хотите сказать… — начал было Соколов, но его прервал комиссар батальона Юревич:

— Да, да, ты правильно понял, именно это он и хочет сказать. Организовать не просто разведывательную, а изыскательскую партию. Человек в тридцать, не менее. Отобрать самых сильных, самых выносливых. Во всех смыслах выносливых, понимаешь? И духом и телом! И дойти до Кобоны во что бы то ни стало! Не возвращаться с сообщением, что тут лед тонок, там вода, — а найти путь. Найти — вот в чем главная задача! Отыскать! — Юревич произнес это слово с особым ударением. — Да, отыскать надежную дорогу по льду, которая способна выдержать хотя бы лошадь с гружеными санями.

Соколову хотелось спросить: «А где же ее искать? Не по всей же Шлиссельбургской губе, площадь которой равна примерно девятистам квадратным километрам? Дорогу-то надо прокладывать по кратчайшей прямой, и она уже прочерчена на карте красным карандашом». Но Соколов сдержался. Он знал страшную альтернативу словам «отыскать» и «найти»! Знал, что в Ленинграде с каждым днем увеличивается количество голодных смертей. Об этом все время напоминал Лагунов. С этого начинал каждый свой разговор с мостовиками Якубовский. «Найти» — значило перебросить в Ленинград скопившиеся на восточном берегу Ладоги продовольственные грузы. «Не найти» — означало смерть для Ленинграда. «Найти» — даровать ленинградцам жизнь. «Не найти» — обречь сотни тысяч людей на верную гибель.

— Кого рекомендуешь, комроты, в такую изыскательскую партию? — требовательно спросил Юревич.

И Соколов стал называть фамилии, загибая пальцы после каждой. Когда пальцев на руках не хватило, он сжал кулаки, точно боясь растерять названных им людей…

— Подожди, — прервал его Юревич. — Людей ты знаешь, не сомневаюсь. Но есть к тебе еще один вопрос: кого назначить начальником такой партии?

Соколов понял, какого ответа ждут от него. В душе его сейчас боролись как бы два разных человека. Один из них был инженер, привыкший мыслить на основании точного расчета, чуждый необдуманным, опрометчивым решениям, привыкший соотносить каждое новое задание с успехом или неудачей в выполнении заданий предшествовавших. Второй человек был иным. Он родился после двенадцати часов дня 22 июня, когда Молотов произнес свою речь, и миллионам людей, в том числе и ему, Соколову, стало ясно, что с этой минуты война неумолимо провела резкую границу между тем, что было, и тем, что есть. Переступив эту границу, надо отказаться от привычного, знакомого, заранее рассчитанного, предусмотренного планами — личными и всенародными, суметь жить рядом со смертью и принимать решения, единственным критерием правильности которых является только вклад в будущую победу над врагом.

И этот второй человек — командир Красной Армии, сознающий, что выбор у него элементарный — победа или смерть, — взял верх над инженером мирного времени.

Соколов едва заметно усмехнулся и негромко, даже с каким-то нарочитым безразличием сказал:

— Доверите — могу я пойти.

— Вот этого мы от тебя и ждали, Леонид Николаевич! — воскликнул Гусинский. И тут же официально, вкладывая особый смысл в каждое слово, объявил: — Воентехник второго ранга Соколов! Вы назначаетесь командиром изыскательской партии. Вопросы есть?

Соколов промолчал. Не потому, что у него не было вопросов. Просто ему казалось бессмысленным вот так, с ходу, их задавать.

«Изыскательская партия!» — не без иронии повторил он про себя. Это название ассоциировалось с многообразием землемерных инструментов, транспортными средствами, походными кухнями… И кто до сих пор прокладывал дороги по льду? Кому они были нужны?..

Но Гусинский истолковал молчание Соколова по-своему:

— Значит, вопросов нет?.. Ну что ж, еще будут! А пока смотри и слушай.

Повернув карандаш острием к карте, он почти параллельно жирной красной линии прочертил другую, пунктирную, к точке, означающей остров Зеленец. Пунктир отклонялся от сплошной черты слегка к югу.

— Близко к немцам получается, — неуверенно произнес Соколов. — Из артиллерии бить по трассе будут.

— Ничего не поделаешь, — отверг этот довод Гусинский, — не в мирное время работаем. Зато от Зеленца возьмем чуть на северо-восток. Вот так.

И он продолжил свой пунктир до точки на восточном берегу, рядом с которой каллиграфически четко было выписано слово «Кобона».

— Задача ясна? — зажимая карандаш в кулаке, переспросил Гусинский.

Соколов утвердительно качнул головой. И тут же вроде спохватился:

— Вот что, товарищ военинженер, я обманул бы и себя и вас, если сказал бы, что задача для меня ясна до конца. Прокладывать трассы по льду мне никогда в жизни не приходилось. Думаю, что и вам тоже. На бумаге прочертить легко…

— А вы постарайтесь выкинуть из головы, что под вами лед, — перебил его Гусинский. — Представьте себе, что перед вами обычное зимнее бездорожье и надо отыскать на местности наиболее выгодное направление для прокладки, ну, скажем, шоссейной дороги в тридцать два километра.

— В стужу шоссейные дороги не строят, и вы знаете это не хуже меня, — усмехнулся Соколов. — Однако главное не в этом. Вы сказали: «Забудьте про лед». А как я могу забыть про него, если разведка показала…

— И слово «разведка» забудь, Леонид Николаевич! — горячо прервал его на этот раз уже Юревич. — Какая к черту разведка! Разведданными мы по горло сыты: «Здесь лед тонок», «Здесь вода»… А люди в Ленинграде мрут! Хватит! Нам сейчас другое надо! — И, взглянув на Гусинского, приказал: — Продолжайте, товарищ военинженер!

— Задача, значит, такая, — снова заговорил Гусинский. — Создать изыскательскую партию. Это раз. Изыскать и обозначить вешками направление автогужевой трассы по льду от деревни Коккорево до Кобоны с заходом на остров Зеленец. Это два. Если встретятся разводья или полыньи, непременно найти обход. Это три. О результатах доносить сюда, в штаб батальона, нарочными. Первый раз после того, как пройдете десять километров от западного берега, второй — по достижении острова Зеленец и третий — из пункта назначения, из Кобоны. Конкретные предложения по составу и техническому оснащению изыскательской партии представить на утверждение комбату… — Гусинский отдернул рукав полушубка, посмотрел на часы, — скажем, к двенадцати ноль-ноль. Подготовительные работы начать немедленно. Выход на лед завтра на рассвете. Все.

Он встал. Поднялся со своего места и Соколов.

— Еще одно слово, Леонид Николаевич, — тоже поднимаясь, сказал Юревич. — Скрывать от тебя ничего не хочу. Задача трудная. Все утверждают, что лед еще тонкий… Хотя это докладывалось вчера, а после того и вечер и ночь были морозными. Насчет воды… тоже скрывать не хочу: вчера мы говорили с местными рыбаками. Они полагают, — Юревич понизил голос, — будто там, дальше, вода и зимой не замерзает. Если это так, то… — Он безнадежно махнул рукой и с неожиданной злостью сказал: — Короче, все надо выяснить до конца. Может, зря пугают, сами толком не знают, что там и как? Никто из них раньше Ладогу зимой не переходил. Тем не менее кого-либо из местных рыбаков возьмите с собой. Все-таки им здешние условия лучше знакомы. И последнее: есть предложение комиссаром изыскательской партии назначить Брука. Ваше мнение?

Соколов хорошо знал этого уже немолодого старшего политрука, до войны кадрового питерского рабочего, кожевника с Васильевского острова.

— Подойдет, — уверенно сказал он.

8

— …Требование Ставки, товарищи, сводится к следующему… — сказал Жданов и прочел вслух ту часть телеграфных своих переговоров с Шапошниковым, которая касалась поставок вооружения и боеприпасов для резервных армий, подтянутых к Москве.

— Насколько я понимаю, — заговорил после всеобщего короткого молчания Попков, — проблема состоит не только в том, чтобы произвести все это сверх плана, хотя, откровенно говоря, не знаю, как мы справимся с таким заданием в сегодняшних условиях. Но даже если и справимся, каким образом перебросим произведенное на Большую землю?

— Пришлют самолеты, — ответил Жданов.

— А пушки? Тоже самолетами?

— Пушки сможем отправить, когда начнет действовать трасса. Битва за Москву продлится не один день. Но автоматы и минометы нужны немедленно… — И тут же, без видимой связи, Жданов вдруг спросил, обращаясь ко всем присутствующим: — У них есть рация?.. Ну там, на Ладоге? Я забыл узнать у Лагунова.