Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— Не смей говорить, что я измываюсь над собственной дочерью! – запальчиво вскричала Гермиона.

— Кадмина, – проговорил Темный Лорд, задумчивым взглядом блуждая по предметам интерьера старинной гостиной, – я изо всех сил стараюсь не угрожать тебе, хотя ты уже перешла все допустимые границы. Не повышай на меня голос, – блеснул глазами он, и Гермиона почувствовала озноб, который мгновенно сковал ее тело под этим взглядом. – Ты вольна поступать со своим ребенком, как тебе заблагорассудится, – продолжал Волдеморт. – Так я решил когда‑то. Но твоя дочь призывает меня на помощь – если считаешь, что способна сама ей ее оказать, будь сильной. Не убегай в мир грез – он иллюзорен, а твоя слабость преступна. Ты приняла решение быть самостоятельной – изволь. Сама видишь, я ни в чем тебя не ограничиваю. Не заставляй меня сожалеть об этом, ибо я волен изменять даже свои решения. Подумай над этим, Кадмина. Ты всегда можешь вернуться, и пока, – он особенно подчеркнул это слово, – пока ты можешь также и остаться здесь.

* * *

Вскоре после этого памятного разговора произошло событие, вновь отвлекшее леди Малфой от ребенка, которого она продолжала терять – всё больше и больше, с каждым днем.

О происшествии, взволновавшем весь магический мир и породившем массу толков и пересудов, убеждений и самых различных мнений, Гермиона знала из первых уст – от одной из непосредственных участниц, невесты Рона и своей бывшей лучшей ученицы Женевьев Пуанкари.

Будущая супруга приятеля этим летом заканчивала предлекционную практику в больнице святого Мунго. В сентябре она должна была начать двухлетний теоретический курс, перед завершающим обучение годом в роли помощницы целителя. Сейчас же она была еще практиканткой, причем практиканткой мадам Лонгботтом, супруги Невилла Полумны, давно возглавлявшей палату Непоправимых повреждений в отделении Недугов от заклятий.

Двадцать первого июля Женевьев дежурила ночью.

Обыкновенно в их отделении царят покой и тишина. Но на случай экстренных ситуаций Полумна всегда держит связь со своими подчиненными, используя для этого способ, придуманный Гермионой в пору занятий ОД на пятом курсе Хогвартса. Заколдованный галлеон, оставшийся у нее еще с тех времен, мадам Лонгботтом всегда носит при себе и создала такие же для всех своих практикантов и помощников.

В ночь, о которой теперь пойдет речь, при Женевьев тоже был этот сигнальный галлеон. А вот Полумны в больнице не было; не было ее даже и в Англии – супруги Лонгботтом отдыхали где‑то в Перу.

И вот неожиданно для дремавшей над книгой Женевьев в общую палату длительного лечения вошла взволнованная и деловитая Шарлин Эйвери.

Шарлин, взрослая дочь Прекрасного Принца, выпускница Даркпаверхауса, училась в свое время вместе с Габриэль Делакур. После окончания гимназии она поступила на практику в больницу святого Мунго и к настоящему моменту уже заканчивала постлекционную стажировку. С сентября помощница Полумны должна была получить диплом целителя и приступить к полноценной работе, но, нужно отдать ей должное, молодая девушка и сейчас разве что не ночевала в больнице.

Как выяснилось позже, во время суда, Шарлин с энтузиазмом и всерьез занималась не только практическим целительством по, так сказать, давно накатанным дорожкам – но и масштабной научной работой. Мисс Эйвери вывела революционный метод лечения для безнадежных случаев повреждения сознания, и именно решающий эксперимент в этой области привел теперь к трагическим последствиям, а сама Шарлин вместе с Невиллом Лонгботтомом оказались в креслах подсудимых перед Верховным судом магов и волшебников Визенгамотом.

Эксперимент, который девушка вознамерилась провести над своей безнадежно безумной тетушкой, изначально был абсолютно незаконным. Она никогда не получила бы на него разрешения ни от старших целителей, ни от родственников больной – а это обрекало все ее разработки на провал, ибо, неподкрепленные результатом, они были бы вскоре забыты.

Только поэтому Шарлин решилась на преступление.

Разумеется, она не могла предвидеть того, что произошло. Никто не мог бы.

Тетушка Шарлин, Алиса, урожденная Эйвери, вот уже третий десяток лет пребывала на постоянном лечении в больнице святого Мунго без каких‑либо надежд на выздоровление. Ее разум, как и рассудок ее мужа Фрэнка, был непоправимо поврежден страшными пытками, которым мракоборцы подверглись на закате Первой войны с Волдемортом.

Некогда это страшное преступление косвенно послужило причиной смерти дедушки Шарлин, отца Прекрасного Принца и Алисы, Саула Эйвери – он покончил с собой, узнав что дружки сына сделали с его дочерью.

Ныне живые виновные той давней расправы оправданы и здравствуют, а супруги Лонгботтом обречены вечно обитать в туманном мире безумия. Если кто‑нибудь не сотворит чуда.

Их сын Невилл со своей супругой многие годы тщетно искали способ излечить несчастных, но так ничего и не сумели сделать.

И вот молодая энтузиастка мисс Эйвери приняла решение провести свой грандиозный тайный эксперимент именно на безумной тетушке Алисе, которой всё равно не могло стать хуже – куда уж?

В основе метода, который разработала Шарлин, – лечение подобного подобным, старое как мир правило, ныне часто забываемое. Целительница вознамерилась по возможности воссоздать ситуацию, при которой ее тетка лишилась рассудка: не бутафорией – ее на магическом уровне легко почувствовать, а по–настоящему. И, если потребуется, Шарлин была готова даже вновь подвергнуть Алису заклятию Круциатус, ибо была уверена, что ее метод сработает.

Материалы дела Лонгботтомов были общеизвестны, Шарлин хорошо знала, какие волшебники совершили некогда нападение на ее молодых дядю и тетю. Один из преступников ныне считался мертвым. Двое здравствовали, но Шарлин далеко не была уверена в том, что даже ее отец способен заставить Черную Вдову участвовать в подобном эксперименте, привлекая к тому же внимание к старым преступлениям. Что же до мистера Лестрейнджа, то он вроде стал таким нелюдимым, что от него и свои предпочитают держаться подальше.

Однако был еще четвертый участник давнишней трагедии. И он не просто «был» – он был прямо тут, под рукой, почти в полной власти мисс Эйвери.

Бартемиус Крауч–младший, точнее его обездушенное, но совершенно здоровое тело продолжало свое существование именно здесь – тремя этажами ниже, в отделении Увечий от живых существ, палате Непоправимого урона.

Шарлин давно разработала план своего эксперимента. Она дождалась, пока начальница отделения и ее куратор мадам Лонгботтом, супруга кузена Невилла, не желавшего Шарлин даже знать, уйдет в летний отпуск и вовсе покинет Королевство. Дождалась самого удобного момента – ночи на среду, когда незаметно увести пациента из палаты Клариссы Сметвик на втором этаже не составит никакого труда.