Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Да,

Коли с Инъин не удалось свиданье,Рад и с Хуннян он утолить желанье.Тому свидетельством стихи:В яшме кубка смешались луна и лампада,Чистый луч на Люйчжу[1499] отражением падал.Хоть, конечно, мужчина имеет жену,Но невольно под тутами ищет Лофу.[1500]

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава семьдесят девятая

Постоянство — редкость и среди достойных.Но не жди, что вечно будешь безнаказан.Много ль у порочных в жизни дней спокойных!Вечно ты к утехам думами привязан.От услад безмерных наживешь недуги.Чем сильнее страсти, тем страшней расплата.Заболев, лекарства ищешь ты в испуге,Исцеленье жаждешь… Только поздновато.

Это восьмистишие, принадлежащее кисти Шао Яофу,[1501] говорит о том, что природа, согласная небесному пути-дао, добра и сулит человеку счастье, духи же, добрые и злые, нетерпимы к крайностям и ненавидят надменных. Кто творит добро, к тому приходит счастье, кто сеет зло, того постигают беды. Ведь Симэнь Цин сознавал, что совращает чужих жен и дочерей, но не подозревал о близкой кончине. Так и в тот день. Соблазнив шедшую садовой тропинкой жену Лайцзюэ, он вернулся в крытую галерею и присоединился к пировавшим шурину У Старшему, Ин Боцзюэ, Се Сида и Чан Шицзе.

Супруги командующих Цзина и Чжана, матери сватов Цяо и Цуя, свояченица У Старшая и невестка У Старшая, а также Дуань Старшая дождались, когда подали праздничные пирожки, и откланявшись, отбыли в паланкинах. Жена У Старшего с женою У Шуньчэня, своей снохой, уехали раньше.

Чэнь Цзинцзи проводил актеров из дома императорского родственника Вана, наградив их двумя лянами серебра и угостив вином и закусками. Четыре певицы и певцы продолжали петь в крытой галерее.

— Завтра у брата Хуа Старшего день рождения, — обращаясь к Симэню, заговорил Боцзюэ. — Ты подарки посылал?

— Утром еще, — отвечал Симэнь.

— Батюшка Хуа с Лайдином приглашение прислал, — вставил Дайань.

— Ты идти собираешься, брат? — продолжал Боцзюэ. — Я бы за тобой зашел.

— Завтра видно будет, — говорил Симэнь. — Ты лучше меня не жди, Я, может, попозже зайду поздравить.

Певицы удалились к хозяйкам. Вошли певцы во главе с Ли Мином. Симэнь продолжал дремать в кресле.

— Устал ты за эти дни, зятюшка, — говорил шурин У Старший. — Хватит. Нам пора.

Он встал, но Симэнь никак не хотел его отпускать. Разошлись, когда настала вторая ночная стража.

Симэнь первыми отпустил четырех певиц, отбывших в паланкинах, потом поднес по две больших чарки певцам и одарил их шестью цянями серебра. Перед их уходом он окликнул Ли Мина:

— Пятнадцатого я приглашаю господ Чжоу, Цзина и Хэ, так что приходите пораньше и четырех певиц зовите. Да не опоздайте смотрите!

Ли Мин отвесил земной поклон.

— А каких певиц вы намерены звать, батюшка? — спросил он.

— А ту от Фаня и Цинь Юйчжи, — говорил Симэнь. — Потом, помнишь, у батюшки Хэ пели две? Одну зовут Фэн Цзиньбао, а другую Люй Сайэр. Их позови.

— Есть! — отозвался Ли Мин и опять поклонился в ноги.

Симэнь направился в покои Юэнян.

— Госпоже Линь и супруге господина Цзина понравилось у нас! — говорила Симэню Юэнян. — Госпожа Цзин не раз благодарила меня на пиру. Без поддержки батюшки, говорит, мой муж не получил бы такого солидного поста. Мы, говорит, постоянно будем помнить оказанную милость. Скоро, говорит, муж выезжает в верховья реки Хуай, будет инспектировать перевозки хлеба. А госпожа Хэ, знаешь, подвыпила. Ей сестрица Шестая очень понравилась. Я ее в сад водила. Мы на гору взбирались видом полюбоваться. И певиц она щедро наградила.

Симэнь остался у Юэнян. Ей среди ночи приснился сон, который она рассказала ему, когда рассвело.

— Может, оттого что госпожа Линь была в ярко-красном бархатном платье, — говорила Юэнян, — мне приснилось, будто сестрица Ли достала из сундука точно такое платье и одела меня. Но сестрица Пань отняла у меня и надела на себя. Это меня вывело из терпения. Ты, говорю, шубу ее забрала, теперь платье отбираешь? Тогда она взяла да разорвала на себе платье. Я на нее закричала, началась ругань, и я проснулась. Оказалось, это был сон.

— Ну вот, ты и во сне-то из себя выходишь да ругаешься, — заметил Симэнь. — Не волнуйся! Я принесу тебе точно такое платье. Ведь о чем мечтаешь на яву, то и снится.

На другой день Симэнь встал с тяжелой головой. В управу ехать ему не хотелось. Он умылся, причесался и, одевшись, направился в кабинет, где сел подле горящей жаровни. Тем временем Юйсяо пошла к Жуи. Та отцедила ей полкувшинчика молока, и горничная принесла его хозяину, чтобы дать со снадобьем. Симэнь лежал на кровати. Ван Цзин массажировал ему ноги. Заметив Юйсяо, слуга вышел. Горничная дала хозяину снадобье, и тот протянул ей пару позолоченных шпилек и четыре серебряных кольца, наказав отнести жене Лайцзюэ. Такое поручение сразу напомнило горничной жену Лайвана. Стало быть, и с этой хозяин тем же занимается, подумала она, и, поспешно спрятав подарки в рукав, отправилась исполнять хозяйскую волю.

— Приняла, через день придет поклониться батюшке, — доложила она по возвращении и, забрав пустой кувшинчик, удалилась в покои Старшей хозяйки.

— Батюшка лекарство принял? — спросила ее Юэнян. — Что он там, во флигеле, делает?

— Мне ничего не сказали, — отозвалась горничная.

— Приготовь рисового отвару, — распорядилась хозяйка.

Время близилось к обеду, но Симэнь не появлялся.

Ван Цзин, надобно сказать, принес от своей сестры Ван Шестой пакет и потихоньку передал его Симэню с приглашением навестить сестру. Симэнь развернул бумажный пакет. В нем лежали прядь черных как смоль, умащенных до блеску волос и обтянутая разноцветной бархоткой подпруга единения сердец с двумя парчовыми лентами, которыми ее привязывали, приспособляя к самому основанию живого веника. И какой тонкой работы были эти безделки! В пакете лежал также расшитый узорами лиловый мешочек, на котором золотыми нитями была вышита пара уток-неразлучниц. В мешочке были тыквенные семечки. Обрадованный Симэнь долго любовался подаркам, потом положил мешочек на книжную полку, а подпругу спрятал в рукав. Он был погружен в задумчивость, когда, отдернув дверную занавеску, в кабинет неожиданно вошла У Юэнян.

— Что ты тут делаешь? Почему не идешь? — спрашивала она.

Симэнь лежал на кровати. Над ним склонился Ван Цзин, массажировавший ему ноги.

— Тебе рис приготовили, а ты не идешь, — продолжала Юэнян. — Скажи, что с тобой? Почему ты такой скучный?

— Я и сам не знаю почему, — отвечал Симэнь. — Только мне что-то не по себе. И в ногах ломота.

— Должно быть, весна действует. После лекарства тебе полегчает.

Юэнян пригласила его к себе и дала рисовой каши.

— В такие праздники веселиться полагается, — продолжала она. — Нынче Хуа Старший за городом рождение справляет. Ведь и тебя звал. Если к нему не хочешь, позвал бы хоть брата Ина.

— Его дома нет, — отвечал Симэнь. — Он у Хуа Старшего пирует. Вели приготовить вина и закусок. Я в лавку на фанарный базар поеду. С шурином Вторым посидим.

— Готовь коня, а я служанке велю собрать.

Симэнь наказал Дайаню седлать коня. Ван Цзин сопровождал разодетого по-праздничному хозяина. Они достигли Львиной улицы и очутились в праздничной толпе.

Только поглядите на эту площадь фонарей! Ржут кони, гремят экипажи. Ярко горят узорные фонари. Течет поток гуляющих, и нет ему конца. Шум и смех стоит необычайный.

И мир, и порядок. Благие ветра.Гуляющих толпы с утра до утра.До облачной выси гора фонарей.И всадники скачут на праздник скорей.

Симэнь полюбовался празднеством, потом свернул на Львиную и спешился у лавки. Когда он вошел в нее, шурин У Второй и Бэнь Дичуань громкими возгласами приветствовали его. Шла оживленная торговля. Жена Лайчжао разожгла в кабинете жаровню и подала чаю. Немного погодя Юэнян прислала с Циньтуном и Лайанем два короба сладостей и закусок. В лавке оказалась привезенная с юга водка. Откупорили жбан и накрыли стол наверху. Симэнь расположился около жаровни и пригласил шурина и Бэня. Они пили вино и в окно любовались залитым светом фонарей базаром. Гуляющие двигались во все стороны нескончаемыми потоками. Кругом грудами лежали всевозможные товары. Пировали до обеда. Потом Симэнь наказал Ван Цзину предупредить Ван Шестую. И та в ожидании его прихода накрыла праздничный стол.

— Со стола ничего не уносите. Пусть шурин с Бэнем Четвертым перед сном закусят, — обращаясь к Лайчжао, распорядился Симэнь и велел Циньтуну отнести к Ван Шестой жбан вина, куда, вскочив на коня, отправился вскоре и сам.