Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

говорила ему об этом, как о пустячном деле. Ну, вот он и сделал. И с языком решил правильно. Алиса будет учить язык, а он, проверяя её домашние задания, тоже выучит. А то индейцев много стало, то и дело возникают… вопросы всякие.

И как накликал.

– Хей! – прозвучало сзади.

Эркин обернулся, узнал Маленького Филина и улыбнулся.

– Привет.

Маленький Филин был в своей неизменной кожаной то ли куртке без застёжки, то ли рубахе навыпуск с бахромой и вышивкой.

– Слушай, дело есть.

– Какое? – миролюбиво поинтересовался Эркин.

Маленький Филин вдруг быстро оглянулся, будто дело было секретным, и Эркин мгновенно насторожился.

– Ты по-русски писать умеешь?

– Ну?

– Умеешь или нет?

– Умею, – твёрдо ответил Эркин. – А что?

– Я письмо домой написал, – щёки Маленького Филина заливал густой румянец. – А конверт по-русски написать надо.

– Понял, – кивнул Эркин. – Давай, напишу.

Маленький Филин полез за пазуху, но Эркин остановил его.

– Постой на весу неудобно. А конверт-то есть?

Маленький Филин мотнул головой так, что длинные волосы на мгновение закрыли лицо.

– Ты мне на обороте напиши, а я сверну.

– Зачем? Пошли на почту, и конверт купим, и писать удобно.

Почта располагалась рядом с вокзалом. В газете писали, что пора строить новую, но, видно, руки у городских властей ещё не дошли и потому ограничились ремонтом. Маленький деревянный домик теперь красовался новенькой ярко-зелёной краской и тоже ярким, но красным почтовым ящиком у входа. Светловолосая девушка, скучавшая за прилавком, продала им конверт с маркой за десять копеек, и они сели за стол у окна. Эркин взял одну из лежащих здесь ручек, макнул в чернильницу и попробовал перо на уголке исчёрканного вдоль и поперёк листа.

– Сойдёт. Давай конверт. Что писать?

Заполнять адрес на конверте их учила Полина Степановна, целый урок на это ушёл, и Эркин чувствовал себя очень уверенно.

– Великая Равнина, – шёпотом говорил Маленький Филин, с уважением глядя на получавшиеся у Эркина ровные буквы. – Союз шеванезов, род Оленя, стойбище у Голубого Камня. Всё.

– А кому?

Имя надо было писать уже не в переводе. Эркин несколько раз переспрашивал и даже для пробы написал на том же исчёрканном листке у чернильницы, чтобы на конверте вышло без помарок.

– Всё? – обрадовался Маленький Филин.

– Нет, обратный адрес нужен. Ты же будешь ответа ждать.

Маленький Филин неуверенно кивнул. Эркин быстро уверенно написал внизу: Россия, Ижорский Пояс, Загорье.

– Ты где живёшь? Улицу и номер дома надо.

– Мы в бараке. Глухов тупик, а номеров там нет.

– Так и написать, что барак?

– Ну да. А комната наша третья.

– Ага, написал. А имя твоё я по-русски напишу, а то не дойдёт.

– Ладно.

Когда Эркин закончил писать, Маленький Филин достал из-за пазухи лист бумаги, и Эркин изумился, увидев вместо букв непонятные значки и рисунки.

– Это у вас такое письмо?

– Да нет, – смутился Маленький Филин. – Я… я деду пишу, он грамоты совсем не знает. А это он поймёт.

Лист пришлось сложить в восемь раз, чтобы поместился в конверт. Письмо получилось толстым и тяжёлым, так что пришлось ещё на рубль марок докупать.

– Уф-ф! – выдохнул, выйдя на улицу, Маленький Филин. – Сделал!

Эркин кивнул.

– Слушай, а… шауни – это язык?

– Ну да. Нас, шеванезов, ещё и так называют. Ну, – Маленький Филин смущённо поддал носком запылённого ботинка камушек, – ну, я в школу-то ходил, но недолго.

– Запретили? – живо спросил Эркин.

– Надоело. – отрезал Маленький Филин. – Да и не нужна эта грамота на фиг.

У Эркина завертелось на языке, что чего ж тогда искал, кто бы адрес на конверте надписал, но сдержался. Но Маленький Филин понял несказанное и распрощался.

Поглядев на часы, Эркин заспешил домой. Тогда, в свой первый загорский день, они тоже шли по Цветочной, засыпанной снегом и очень тихой. А сейчас из-за заборов свисают и топорщатся белые и лиловые кисти сирени, птицы вовсю поют, дети кричат и смеются… Цветочная походила на улицу в Старом городе, только огородов тут не было и скотину не держали, разве только у кого поросёнок, скажем, в сараюшке, ну, и куры с кроликами. Но на улицу их не выпускали.

У одного из домов Эркин замедлил шаг, невольно залюбовавшись огромными и словно мохнатыми гроздьями сирени. Остановился, вдохнув сладковатый, но не приторный запах.

– Нравится? – окликнула его с крыльца женщина в круглых очках с полуседыми, собранными в небрежный пучок волосами.

– Да, – улыбнулся Эркин. – Я никогда не видел такой.

Она тоже улыбнулась и, спустившись с крыльца, подошла к кусту, у которого по ту сторону реечного заборчика остановился Эркин.

– Это персидская.

Она стянула перепачканную землёй, когда-то белую нитяную перчатку и подставила руку. Цветочная гроздь доверчиво легла на желтоватую бугорчатую ладонь.

– Я во «Флоре» саженец брала. Три года уже ей, – пытливо посмотрела на Эркина. – Любишь цветы?

Он кивнул.

– А растишь?

– На подоконнике, – рассмеялся Эркин. – Фиалка и хризантемы. Они уже засыпают на лето.

– Понимаешь, – кивнула она. – Во «Флоре» тоже брал?

– В магазине. А фиалку подарили.

Она снова кивнула.

– Фиалке тоже отдыхать надо.

И вдруг, вынув из кармана линялого фартука необычный кривой нож, она точным сильным движением отсекла ветку, одна из кистей которой лежала на её ладони, и протянула Эркину.

– Держи.

– Мне? – растерялся он. – Но… но почему?

– Потому!

Она теми же точными ударами отрезала ему ещё по ветке белой и ветку бордовой сирени.

– Вот, держи. Дома листья лишние оборвёшь, стебли рассеки и воду не меняй, а подливай. Долго простоят. Понял?

– Да, – кивнул он. – Спасибо. Но…

– Бери-бери, – улыбнулась она. – Подаришь, – и вздохнула. – Есть кому дарить?

– Да, – сразу улыбнулся Эркин. – Есть, конечно, есть. Спасибо большое.

– Счастливо.

Она взмахнула рукой, сразу и прощаясь, и будто отталкивая его. Эркин понял, что надо уйти и что если он только заикнётся о деньгах, то всё непоправимо рухнет.

Эркин шёл теперь быстро, бережно неся огромный – он боялся его взять плотнее, чтобы не помять грозди – душистый букет. Жене понравится, она любит цветы. И даром. Ведь наверняка такой букетище и стоит… соответственно. Но… но он обязательно зайдёт к ней, забор там, дрова, наверняка найдётся, что нужно сделать, мужской работы по дому и саду всегда полно. К тебе по-человечески, ну, так и ты будь человеком.

Листва на берёзах ещё лоснилась, и тень полупрозрачная, но трава между стволами уже крепкая. Как всё в один день зазеленело, прямо удивительно. Ещё на подходе к оврагу он услышал детский весёлый гомон, а, когда вышел на кромку, то его сразу оглушило:

– Э-э-эри-и-ик!

Хотя его в «Беженском Корабле» многие называли Эриком, так визжать